Олег Красин - кукла в волнах
— Что случилось? — спросил я осипшим, непослушным голосом.
— Пьяные здесь у здания ходили, стучались. Я испугалась. Садитесь сюда! — она показала мне на деревянный стул возле кровати.
Я покорно сел, словно мною управляли неведомые силы, жестко диктовавшие свою волю и не оставившие возможности к сопротивлению. В горле пересохло, как бывает иногда в предчувствии близости с незнакомой девушкой или женщиной, а сердце сошло с ума, развив нереальную частоту пульсации. Бам! Бам! Бам! Мощные удары в груди отбивали ритм точно африканские барабаны: громко, четко и резко. Казалось, что их звук долбится в уши, проникает в мои вены, в мою кровь.
Всё также молча, не говоря ни слова, Илона, словно гибкая кошка, потянулась в настольной лампе и погасила её. Наступил мрак. Темнота совсем не разделила нас, а, казалось, наоборот, сблизила. Я почувствовал рядом её теплое дыхание, нежно коснувшееся моей шеи и лица. Руки невесомо легли на мои плечи, и она села на меня сверху, отчего ладонями я сразу нащупал её круглые, прохладные колени.
— Сейчас, сейчас, — прошептала она, щекотно касаясь губами моих ушей.
Однако я, к своему удивлению, обнаружил полное отсутствие эрекции, как сказали бы медики. Такое бывает сплошь и рядом, но со мной — никогда. То ли излишнее волнение, то ли какие-то ненужные мысли… «Может, просто устал, — подумалось мне, — ведь все наши желания, вся эта эротика, секс — всё это в голове».
Пальцы Илоны еще какое-то время ласкали меня. В темноте девушка наклонилась, и я вновь ощутил её губы возле своего уха:
— Это ничего, — прошептала она, словно прошелестел легкий ветер, — это бывает! — Её руки легли мне на затылок, она стала гладить волосы, как будто была экстрасенсом и пыталась дать моей душе умиротворение. — Мы попробуем в другой раз. Ведь нам ничего не мешает.
Потом я почувствовал, как она легко поднялась, в темноте что-то зашуршало, загорелся ночник. Девушка поправила растрепавшиеся волосы, села на кровать и, улыбаясь, немного смущенно спросила:
— Я тебе нравлюсь? Может всё дело во мне, и я поторопилась? Не нужно, наверное, было спешить. Но ты мне так понравился…
Я увидел, как её глаза налились влагой, набухли, как набухают капельки дождя, перед тем как сорваться с крыши и упасть на землю, разлетаясь на мелкие частички.
— Ты красивая, — ответил я ей, — и очень мне нравишься. Просто сейчас…я не смог, потому что… сам не знаю почему. Может, устал, день был слишком длинный.
Я говорил что-то ещё, но поймал себя на мысли, что говорю это только для успокоения Илоны. Мне припомнись слова Волчатникова о том, что половой акт это физиологическое выражение любви. Если я не смог с ней переспать, значит, я её не любил, во всяком случае, пока. Или она меня не привлекает физически? Но это вряд ли — она действительно симпатичная девушка, без видимых изъянов. С другой стороны, совсем недавно я был вместе с заведующей на кинобазе. Разве она привлекательней Илоны? Совсем нет! Значит дело не привлекательности женщины, а во мне, в моей душе. Видимо, Илона, как это ни грустно, не является для меня той притягательной точкой, где я мог бы обрести свой спасение. Она просто хорошая девушка, которой понравился не тот парень.
В понедельник, пока еще не прилетел транспортник из Азовска с отдыхавшими там лётчиками и техниками, мне дозвонился замполит батальона. Бодрым голосом он сообщил:
— Твоему командиру вынесен на партбюро строгий выговор за пьянство. Решили оставить его здесь, под присмотром жены и секретаря партбюро, — Крутов довольно хохотнул, — пусть оба следят за ним!
— А кто будет готовить аэродром в Калитве? — удивился я, поскольку одни из командиров взвода был в отпуске.
— К тебе летит новый командир взвода.
— А куда старого дели?
— Пашков уволился неделю назад. Решил уехать в Донецк к шахтерам, за длинным рублем подался.
— Новый-то откуда взялся?
— Прапорщик Гуторин перевелся из Рязани, там служил в полку ВДВ.
— Ого, десантник? Чего он у нас забыл?
— Я смотрел его характеристики, — ответил Крутов, — они нормальные. Просто он местный, решил вернуться домой в Азовск, потому и пришел к нам. Вроде всё нормально, но ты пригляди за ним, я боюсь, чтобы он не оказался очередным бухариком.
— А что, есть симптомы?
— Глаза у него красные, как от недосыпания, а изо рта сивухой несет.
«Ничего хорошего, — подумал я, — опять возиться, воспитывать. Достали эти алкаши!»
Взглянув на часы, я быстро собрался и пошел на утренний развод, который проходил у барака, на небольшом прямоугольнике, который все почему-то называли плацем.
Возле плаца в курилке сидели прапорщики в ожидании утреннего построения. Винник неизвестно от кого уже знал, что командир роты наказан по партийной линии. Он сидел на скамейке с другими прапорщиками и, увидев меня, продолжил начатый до этого разговор:
— Николаич всё равно как пил, так и будет пить, боги-роги мать. Сколько я ему говорил: «Женя, прекращай так пить, солдаты же смотрят, а он всё равно…»
Остальные ему поддакивали, пуская вверх струи сигаретного дыма.
— Горбатого могила исправит…
Пока обсуждали тему пьянства нашего ротного, из столовой начали подтягиваться солдаты. Подойдя к бараку, каждый взвод становился на отведенное ему место, а прапорщики, побросав недокуренные сигареты, потянулись к бойцам. На ходу они отпускали шутки, делали замечания нерадивым, равняли строй. В общем, было обычное рабочее утро обычного понедельника.
Вскоре, в конце песчаной дорожки идущей от столовой показался майор Шахно. Дополнительно позавтракав в столовой после завтрака дома, он шёл не торопясь, немного переваливаясь с боку на бок, как ходят хорошо откормленные гуси или индюки.
Дежурный по комендатуре бодро отрапортовал майору о готовности личного состава к разводу. Начальник комендатуры, несмотря на периодическое утреннее переедание и, как следствие, выпирающее брюхо, выглядел еще ничего. Живот скрывала безразмерная техничка. Фуражка, как и полагалось человеку, связанному с техникой, в некоторых местах была заляпана масляными пятнами.
Шахно быстро и толково давал указания и я подумал, что комбату наконец-то удалось подобрать на это место подходящего человека. Предыдущий начальник комендатуры был безжалостно выгнан за воровство свиней с подсобного хозяйства и продажу их окрестным станичникам. Эту операцию он осуществлял с местным начальником столовой. Потом, как и в деле с Косых, прошло заседание партбюро, причем открытое. Был шум, ругань, взаимные обвинения… Это случилось прошлой осенью, когда солдат с моей роты задавил одного старика.
Я невольно припомнил те события. За рулем поливомоечной машины сидел сержант — узбек. Накануне, прошел сильный дождь, и песчаную дорогу развезло, местами сильно размыло. Сержант не смог справиться с управлением, машину потянуло в бок, к обочине, и он задавил на смерть какого-то старика, шедшего вдоль дороги.
Мы, как следует, перепугались — все-таки это происшествие, о котором доложили командующему ВВС округом, настоящее ЧП. Военная прокуратура сразу возбудила уголовное дело, но потом я узнал, что всё спустили на тормозах.
Крутов собрал замполитов рот и рассказал о письме, написанном жителями села в прокуратуру. Оказалось, погибший старик был во время войны полицаем, убил на глазах жителей несколько красноармейцев. Правда, он после войны отсидел в лагерях. Но всё равно, многие жители считали, что вину свою он не искупил, а сейчас его настигло справедливое возмездие от руки советского солдата.
В то время пока я предавался воспоминаниям, Шахно закончил развод, солдаты строем пошли на объекты — кто в автопарк, кто в караульный городок. Вместе с ними разошлись и прапорщики. Шахно же отправился к подсобному хозяйству посмотреть на поголовье свиней, которое составляло предмет его гордости и неизменно показывалось каждому посещающему наш аэродром начальству. После случая со своим предшественником для него утреннее посещение свинарника стало обязательным ритуалом.
Мне же надо было встречать транспортный самолет, который должен был приземлиться через полчаса, увидеть Гуторина, разместить его в бараке и проинструктировать. Я уже собрался идти в автопарк, как моё внимание привлек комсомолец полка Ющенко.
Немного возбужденно размахивая руками, Ющенко шел по дорожке, проложенной параллельно нашей, к столовой.
— Куда торопишься, Юрка? — крикнул я ему и махнул приветливо рукой.
Ющенко не сбавляя скорости, резко повернул в мою сторону, а когда подошел просто кивнул вместо приветствия. По всему было видно, что его распирало желание рассказать какую-то сногсшибательную новость.
— Что случилось? — спросил я улыбаясь и продолжил, памятуя о его генитальных экспериментах, — снова вшил шарики, а они выскочили?
