Теодор Вульфович - Моё неснятое кино
Так получилось, что несмотря на полный запрет предоставить работу, меня внезапно приняли на скромную должность ассистента режиссера по картине «Ядовитые змеи» — киностудия Научно-популярных фильмов, город Москва. Приняли с зароком: «режиссерша ничегошеньки сама сделать не может — всё должен делать ты, и с тебя же спрос. А там видно будет — может быть, и возьмём в штат режиссером».
Я начал с того, что прочел сценарий и обнаружил, что по ходу действия ядовитейшая змея — индийская или китайская кобра кусает героя-герпетолога (специалиста по ползучим гадам), и ему оказывают первую, а может быть, и последнюю помощь!.. Пришлось спросить режиссершу, которая была женой известного литератора, автора этого сценария:
— Как будем снимать кадры ядовитых укусов?
Дамочка, не задумываясь, ответила:
— Наймём дублёра. Не станем же мы подвергать жизнь актёра такой опасности?
Больше у меня к ней вопросов не было. Ну просто добрейшая, легкомысленная женщина, никакая не садистка, по недомыслию решила пожертвовать дублёром, так как его было не так жалко, как молодого, талантливого актёра: «Искусство ведь требует жертв!» Только постановщица никак не могла решить, в какое место эта злосчастная змея укусит персонажа.
Немедленно приступил к поиску персоны, способной сделать протез руки или ноги — пусть уж лучше настоящая, живая кобра искусает искусственную руку или ногу, чем несчастного дублёра…
Через несколько дней ко мне в каморку, выгороженную из комнатки режиссера, просунулся мрачный, худой, даже измождённый, лохматый тип в сильно поношенном, очень длинном пальто. Лицо у него было серо-пепельного цвета, изборождено множеством вертикальных морщин — мне показалось, что он только что выбрался прямо из успешно проведённой немецко-фашистской акции по полному и окончательному решению еврейского вопроса. За его спиной мелькнуло лицо художника из цеха подготовки — и тут же исчезло.
— Это вам нужны г'руки-ноги? — спросил отрешённый страдалец, забыв поздороваться.
Я внимательно рассмотрел его и ответил:
— Мне.
— Ну так говог'рите… — тихо, крайне безразлично произнес гость, глаза его были прикрыты, он не смотрел на меня, но картавил при этом не слегка, а классически.
— Может быть, присядете и назовете свое имя-отчество?
— Садиться не буду. Имя-отчество вам незачем. Вот фамилия… Какие руки, какие ноги и для чего? — Его акцент и небрежение к собеседнику говорили о том, что хлебнул он на своём веку немало и ничего хорошего от меня тоже не ждёт.
Я стал объяснять, какая рука (левая) нам нужна и какая нога (правая) в натуральную величину, максимально похожая на настоящую, сильно загорелую:
— Ну, это вы сами намажете, — заметил гость.
— И не гладенькую, а экспедиционную, побывавшую в переделках…
— Г'размер? — буркнул тот.
Я ответил, он записал огрызком карандаша на маленьком клочке бумаги.
— Г'рука его же?
— Разумеется.
— Почему г'разумеется? — он опять записал. — А сколько лет вашему герпетологу? — Я ответил. — А его лицо, фигуру показать можете?
— Зачем лицо? — я уже начал говорить, как он.
— Надо.
— А не могли бы вы сделать так, чтобы в момент укуса рука чуть дёрнулась? Вот так — судорожно?
— Сделаем. «Судорожно!» — и записал одно слово.
Я взглянул: «судорожно» — к моему удивлению вместо каракулей обнаружил красивый ровный почерк. Представьте себе — почерк произвел впечатление.
— Когда надо? — спросил он.
— Дней двадцать хватит? — робко спросил я.
Киевский институт кибернетики и автоматики просил только на разработку два месяца и месяц на изготовление. Указал предварительную стоимость: «25 тысяч рублей за каждый объект». Я послал Киевский институт к кибернематике и ещё дальше…
— Двадцать дней хватит, — отозвался еврей без имени и отчества.
— Будем заключать договор?
— Не надо. Но чег'рез двадцать дней деньги сг'разу. Без ваших авансов.
— А на материалы и задаток?
— Нет. Но условие. Весь матег'риал, пластик, после ваших «съёмки», вернуть мне — до грамма. Можете ломать, резать, плющить — но вег'рнуть. Мне надо.
— Согласен. Дать расписку?
— Нет. Вы порядочный человек? Отвечаете? Я понял, с кем имею дело:
— Отвечаю.
— Значит. На двадцатый день заказываете пг'ропуск. Тут у вас цег'рберы не хуже чем… — он сделал уничижительный жест.
Не стоило труда догадаться, каких церберов он имел в виду.
— Для пг'ропуска: Исаак Изг'раилевич Иткинд, — сказал гость.
Тут я назвал себя полным титулом и добавил:
— Рад был познакомиться.
— Ну, не думаю, — прошелестел гость. И ушел.
День в день, на двадцатые сутки после нашей встречи, он стоял передо мной — выглядел точно так же, как и при первой встрече, но слева и справа подмышками были зажаты два вытянутые фанерные ящичка. Он раскрыл обе крышки — там лежали левая рука и правая нога нашего будущего героя. Я обомлел от счастья! И что-то высказал. Он вынул руку-муляж из футляра, ухватился за деревянную круглую палочку, привязанную к крепкому скрученному шнурку и легко потянул — кисть руки судорожно дёрнулась. Я ещё раз восхитился, а он тем временем поставил муляж ноги на письменный стол и сказал:
— Теперь вы. Дёг'рните, — его длинный указательный палец уткнулся в плохо оструганную палочку.
— Не бойтесь, дёг'рните.
Я выполнил указание: нога — не только пальцы, но и вся икроножная мышца — судорожно сократилась. Это было уже художественное исполнение отдельной конечностью «роли укушенного» Такого и ожидать было нельзя… Его «рука» и «нога» были моей первой кинематографической победой. Я своего восторга не скрывал.
Он снисходительно прошелестел:
— Идите в бухгалтерию и сделайте так: по тысяче за каждый объект. Мне — по тысяче. Эти вычеты пусть оставят себе. Но прямо сейчас.
У-у-у! Он знал, что Киев запросил по «двадцать пять», ему кто-то сказал, в кино секретов нет! — помните: «двадцать пять тысяч за каждый объект». Его глаза чуть посмеивались, он был гордый настоящий мастер.
— Только чуг'р, деньги не мелочью! И весь пластик вег'рнуть — до г'рам-ма.
— Клянусь! — сказал я и поднял его «левую» и свою правую руку.
Этот жест ему понравился.
— Всё? — спросил он.
Дело было вовсе не в том, что Мастер сильно картавил и слова произносил по-местечковому нараспев, а в том, с каким безразличием он всё это проделывал — вовсе не заботясь о том, как к этому отнесётся собеседник.
Я знал, что научно-популярное кино вовсе не искусство, это род кинематографической деятельности, оно оперирует логическими, научными, поучительными, даже наставительными категориями — у него нет времени, возможности, способа оперировать образами, разве что подобием… А тут — одна рука, одна нога, и образ готов: по такой «руке-ноге» можно судить о человеке целиком. «Да он художник, скульптор, маэстро. Так, наверное, писали, лепили Буонаротти, Леонардо… Вот это трюк!..»
Я достаточно подробно рассказал о мастере для того, чтобы вы сразу догадались, о ком я вспомнил, когда пришлось отвечать на вопрос: «Откуда вы возьмёте настоящих акул?».
Живых нам снимет в Красном море знаменитый капитан Кусто — мы с ним оказались побратимами на VI Всемирном фестивале Молодёжи и Студентов в Москве. Они и мы разделили Первое место и Золото: он за «Мир тишины», мы за «Старт в стратосфере» — ему отдали и диплом и Золотую медаль, а нам заказали дубликаты. Ив Кусто любезно согласился на нашу просьбу, но ведь с теми, живыми акулами нашего героя не снимешь… Надо было срочно отыскать в Москве этого чудо-мастера, замечательного еврея. И уговорить его — согласится ли?.. Ведь он «штучка с ручкой», что захочет, то и отчубучит… Когда после столь благополучно выполненного заказа в бухгалтерии сказали, что он может придти за деньгами в четверг на следующей неделе, он молча взял подмышки оба ящичка и направился к выходу. Я понял, что мы его больше не увидим никогда… Поорали-покричали-поуговаривали, но деньги, все сполна, он получил в этот же день, только часом позже. И удалился без трогательного прощания.
Когда его привезли в Питер на «ЛЕНФИЛЬМ», и он степенно вошел…
Это был уже большой кабинет режиссера-постановщика с эркером и роялем!
Нас было двое, он один. И все в том же ужасающе длинном пальто, тот же усталый, безразличный взгляд:
— Ну, что теперь? — спросил он, как ни в чем ни бывало, как будто он только вышел за дверь и тут же вернулся.
На крышке рояля были разложены все разработки и множество фотографий. Ещё на научпопе мы с Никитой привыкли трудиться добросовестно и научно обоснованно: акулы всех видов и почти всех морей и океанов, с описанием размеров, расцветок, привычек и повадок… Он на всё это взглянул мельком, спросил:
— И какая?
