Лев Правдин - Море ясности
— Ты же дал мне слово, — строго сказала она.
— Так я и не выходил. Я калитку открыл, а он тут и шагает.
Мама постучала пальцем по столу и самым строгим голосом сказала:
— Чтобы этого никогда больше не было. А за то, что ты нарушил слово….
Она не успела договорить, потому что в это время с шумом распахнулась дверь и в комнату вбежал Ваоныч. У него был такой вид, будто за ним гонится привидение. Его буйные волосы клубились вокруг головы, как черный Дым, когда его крутит ветер. Он хватал руками воздух и дергал губами.
Володя сразу смекнул, в чем тут дело, и поспешно начал сползать со стула, намереваясь укрыться под столом.
Разгадав его намерение, Ваоныч налетел на него и схватил за руку.
— Что случилось? — строго спросила мама.
Но Ваоныч и ее схватил за руку и молча потащил на Двор. Говорить он не мог. Да и зачем тут слова? Не надо слов. Все было ясно и так. На досках забора густой оранжевой краской нарисовано что-то похожее не то на убитого горем крокодила, не то на крушение поезда.
Через забор перевесился Васька Рыжий. Он держал в руке старый истертый веник и старался дотянуться до оранжевого изображения. Могло показаться, что художник, размалевавший забор, пользовался вместо кисти Васькиной головой. Она была такая же ярко-оранжевая, как и краска.
Увидев Ваоныча, который тащил Володю и его маму, Васька бросил веник и, охнув, свалился по другую сторону забора. Но он не убежал: Володя все время видел, как сквозь щели мелькают его огненные волосы.
— В-вот! — сказал Ваоныч торжествующе, словно он сам нарисовал эту картину на заборе. — Полюбуйтесь!
— О господи! — прошептала мама.
— Что это? — продолжал художник таким дрожащим голосом, как будто чьи-то могучие руки трясли его с такой силой, что слова в нем прыгали, как горошинки в погремушке.
Мама схватила Володю за плечи и строго спросила:
— Что это такое? Отвечай сейчас же!
Володя вздохнул и от волнения вытер нос посудным полотенцем, которое он все еще держал в руках.
— Васька это рыжий, — пояснил он. — От слона побежал и растянулся, как лягушка!
Из-за забора послышался злорадный смех.
— А-а! Васька! — зловеще спросил Ваоныч и вдруг, подняв руки и потрясая кулаками, отчаянным голосом закричал:
— Гуашь загубил! Целую банку!.. Гуашь! Кадмий!..
Он в эту минуту был так похож на злого волшебника, выкликивающего колдовские слова, что Володя сразу перестал плакать и с интересом начал ожидать, что же произойдет.
И дождался. Несомненно, Ваоныч знал свое волшебное дело, потому что мама вдруг сказала:
— Ну, долго я терпела!
Она вырвала полотенце из Володиных рук и больно отхлестала его. Он не заревел. Он стойко перенес наказание под мстительный смех своего врага, торжествующего под прикрытием забора.
Проглотив слезы, Володя вызывающие вскинул голову и громко сказал:
— Ха! Ха! Ха!
Пусть все видят, как он умеет презирать боль, пусть не радуются враги!
— Пошел в угол, — приказала мама.
— Стой, — нормальным голосом сказал Ваоныч, — а где же у тебя слон?
Володя глубоко вздохнул. Из-за забора последовало пояснение:
— Он слоновую краску стащить не успел!
— Вот как! Неужели тебе целой банки не хватило?
Удивленно посмотрев на Ваоныча, Володя снова вздохнул:
— Слоны рыжие не бывают…
Ну кто же этого не понимает? И нечего его разыгрывать. Такой могучий, такой красивый слон может быть изображен только благородной слоновой краской. Какая она, он пока еще не знает, но уж во всяком случае не презренная рыжая Васькина краска.
Ваоныч понял и рассмеялся, но мама строго спросила:
— Ну, я что сказала?
— В угол носом… — тонко запел Васька, показывая над забором свой растрепанный чуб.
Мама взмахнула полотенцем и двинулась к забору, а Васька противно захихикал и мгновенно провалился вниз. Тогда мама еще больше рассердилась:
— Ну, вот что, — проговорила она самым строгим голосом, — чтобы завтра этого ничего не было. Мазни этой. А то обоим мало не будет.
Гордо подняв голову, Володя двинулся к дому.
— Да подожди же ты, — продолжал Ваоныч. — Это ты что нарисовал?
— Глаз.
— А похоже на редьку. Чему я тебя учил? Как выглядит глаз в профиль?
Он подбежал к забору, глянул по сторонам и увидел кисть, торчащую из банки с остатками оранжевой краски.
— Вот, смотри, как надо…
— Ну, знаете что! — рассердилась вдруг мама. — После этого никаких жалоб я больше не слушаю. Разбирайтесь сами!
И она ушла в дом, размахивая полотенцем.
НА ДВОРЕ
И вот снова наступило утро. Володя вышел на крыльцо и зажмурился, ослепленный солнечным светом.
Блестящий кораблик под красными парусами плывет в сияющей голубизне. Не видно на нем капитана — он мирно спит в своей каюте. А где-то очень высоко в ослепительном небе гремит невидимый самолет, и через все небо протянулся его белый след, похожий на толстую ватную ленту.
Володя подумал, как, должно быть, хорошо сейчас лететь в таком празднично сияющем небе, посматривая на землю с высоты, и думать, что сейчас там внизу стоят мальчишки и все как один отчаянно завидуют.
Подумав так, Володя посмотрел на землю с высоты крыльца и сразу увидел Ваську. Он трудился около забора, стараясь стереть рисунок. Дело не ладилось. Краска прочно въелась в старые доски.
Володя крикнул:
— Зря стараешься!
Васька проворно заскреб пальцами по доскам и вспорхнул на забор. Но прежде чем спрыгнуть на свою сторону, он оглянулся. Володя стоял на крыльце, поигрывая резинкой от трусиков. Он оттягивал ее до предела, и она возвращалась обратно, издавая щелкающий звук. Казалось, ничто в мире не интересует его и он даже не замечает какого-то там мальчишку на заборе.
Но Ваську не так легко провести. Человек он бывалый, мастер на всевозможные каверзы, и поэтому считает, что все также только тем и заняты, что готовят ему какой-нибудь подвох.
Конечно, он ни минуты не верил, что Володе в самом деле очень интересно играть резинкой. Сидя на заборе, он пристально наблюдал за каждым движением своего врага. Тем более, что все дальнейшие движения были совершенно непонятны.
Васька сполз в самый дальний конец забора к воротам, где опасность меньше всего угрожала ему и откуда в случае необходимости легко удрать.
А Володя притащил таз с водой и, все еще не глядя на Ваську, начал мокрым веником смывать свой рисунок. Он обещал маме отмыть забор так, чтобы ничего не было заметно, и честно выполнял свое обещание.
Но Васька этого не знал. Глядя на грязно-желтые ручьи, стекавшие с забора, он подавал ехидные советы:
— Три, мазилка, три-растирай, протирай, оттирай, вытирай, затирай…
Он трещал, как воробей, прыгающий на почтительном расстоянии от кошачьих когтей и готовый в любую минуту задать тягу.
Но Володя даже не посмотрел на него.
Сделав серьезную рожу, Васька сказал:
— Мазилка, реши задачку! Сколько будет: три да три, да три? Думаешь, девять? Дырка будет…
Но и тут Володя смолчал.
Тогда Васька пригорюнился, заморгал глазами, захлюпал облупленным носиком-репкой, всем своим видом показывая, что ему очень жаль Володю.
— Бедный ты, бедный. Всыпали тебе вчера? Чем лупили? Полотенцем, наверное. Эх, жалко! Ремнем слаще.
Но Володя работал и молчал. Ваську начало раздражать его хладнокровие.
— Мазилка-поротый зад! — запел он, приплясывая на столбе.
Володя принес мочалку и начисто протер каждую доску. А Васька уже вошел в такой раж, что, позабыв осторожность, придвинулся так близко, что Володя мог бы легко схватить его.
— Работай, не ленись, мазило-мученик!
Володя выплеснул воду и стер со дна таза оранжевую грязь.
— Мазило! Мазилочка! Мазюлюнчик!
И тут пришел конец терпенью. Мочалка полетела в Ваську. На черной майке расцвел красивый оранжевый цветок.
— Вот как! — удивленно сказал Васька.
Он ничего больше не мог выговорить от неожиданности. Он просто как-то притих, сидя на заборе. Было похоже, что он даже доволен, что получил то, чего так упорно добивался целое утро.
Володю тоже удивило такое состояние соседа. Он ждал хорошей драки и был готов к ней: ничего, что Васька старше и сильнее.
На всякий случай он спросил:
— Получил?
— Получил, — хмуро подтвердил Васька. — Будет мне теперь. Убьет меня Мурзилка за эту майку.
Володя знал, что Васька не врет. Достанется ему от мачехи.
— Знаешь что, — предложил Володя, — хочешь, мы ее постираем. Ну, чего ты боишься? Прыгай сюда!
Вскоре майка уже сушилась на солнышке, а Васька полуголый сидел на крыльце и подбивал Володю на какое-то новое предприятие.
— Да Вовка же! — горячо убеждал он, ударяя себя в грудь. — Я же тебе говорю. Чтоб мне сгореть перед тобой. Никто и не узнает!.. Я уже сколько раз на ней скакал! Да пошли же, ну!..
