Олег Гладов - Любовь Стратегического Назначения
Впервые увидел женщину без одежды: её кожа словно светится изнутри белым, матовым светом. И каким-то (…) далёким (… щ-щ) проблеском (щ-щ) проносится мысль (ЩЕЛК): когда-то, в позапрошлой жизни, я нечто подобное видел. Наверное, именно поэтому я понимаю (?), что Алёна хороша: аккуратная грудь, стройные ноги, хрупкие плечи с выступающими косточками ключиц. Хороша… Она делает шаг и переступает борт ванны…
Музыка. Совсем не та, которую ловят своими радиоприёмниками пациенты в палатах больницы: нет рефлекторного щебетанья ди-джеев и рекламных объявлений. Барабаны плетут вязкий узор, незримые голоса и инструменты… абсолютно не представляю, как могут выглядеть предметы, издающие эти нереальные звуки.
Мы лежим в кровати, застеленной белейшими, пахнущими Алёной простынями. Я вдыхаю её запах. Он повсюду: спрятался в складки мятого одеяла, впитался в подушку. Он в её волосах, разбросанных по моей груди…
Всё было так, как хотела она. И закончилось, видимо, так, как ей хотелось. Потому что сейчас её голова покоится на моём животе. И я вижу: она улыбается.
— Что это за музыка? — спросил я, хотя говорить не очень хотелось.
— А как ты думаешь?
— Я не знаю. Она такая… — я остановился, подбирая слова.
— Какая?
— Потусторонняя…
Она подняла голову и, положив подбородок на мою грудь, посмотрела в глаза:
— Верно. Поэтому она мне нравится. Как будто спускаешься по ступенькам, которые ведут вниз, в тёмную глубину…
— А кто поёт?
— Так… Одна шведка. Это мёртвый язык: народа, который на нём разговаривал, уже пару тысяч лет не существует.
Она провела рукой по моему животу и вдруг, сделав неуловимое движение, оказалась сверху.
— Я сама, — сказала она, слегка приподняв бёдра и выбирая нужный угол. — Сама…
Спустя полчаса я ненадолго остался в комнате один. Алёна шумит водой, принимая душ, потом гремит посудой на кухне, распространяя по квартире аромат каких-то пряностей.
Я останавливаюсь у окна: в небе странно перемещающиеся разноцветные облака. Это северное сияние, на которое я уже достаточно насмотрелся во время бессонных дежурств. Поэтому атмосферное мигание надолго удержать моё внимание не может, и я отправляюсь в путешествие по двухкомнатному мирку Алёны. Свечи, расставленные хозяйкой по всей квартире, уже наполовину оплавились, но в их неровном свете всё можно рассмотреть. В спальне, кроме кровати, один вместительный комод и небольшой столик с зеркалом, заставленный флаконами и тюбиками. Я взял наугад один. «Косметика», — мелькнуло в голове. Ещё один флакон — лак для ногтей, а это помада… Я рассматривал все эти чудесные женские вещички с интересом: были они мне незнакомы, но словно в полусне я угадывал их предназначение. Один из футляров, продолговатый и похожий на свечку, узнаваемо лёг в ладонь. Я слегка потянул за колпачок, и половинки разошлись. — Хм… Понятное дело — это же градусник. Самый обычный градусник, который медсёстры таскают с собой в нагрудных карманах рядом с карандашом и при удобном случае меряют пациентам температуру.
Я покрутил эту медицинскую стеклянную палочку и, поймав отблеск света, увидел, что ртуть застыла на отметке 36 и 6.
PAUSE
Что-то было такое, странное. Да. Нечто, связанное с Алёной… С Алёной и с градусниками. Нечто важное… Но как я ни силился, смутные образы не сложились в картинку. Ладно. Наверное, не такое уж важное…
PLAY
Я повертел градусник, закрыл футляр и положил на место. Потом вышел в коридор и, сделав пару шагов, оказался в другой комнате: телевизор, пара кресел, беговая дорожка, гантели, стул… СТОП! Стоп… Я в очередной раз поймал себя на том, что смотрю на предметы и сразу же каким-то образом знаю их названия и предназначение. Точно так же, как когда-то «карамелька», из чёрной глубины вынырнули «косметика», «беговая дорожка», «гантели». Я нагнулся и поднял одну такую гантель. Взвешивая её в руке и глядя на беговой тренажёр (Вот. Опять — «тренажёр»), я понял, почему Алёна выглядела такой: ни единой складочки на животе, бёдрах и спине. Ровная, упругая кожа. Гибкое, словно пружина, тело… Я поставил литую штуковину на пол, взял в руку пульт от телевизора и уселся в кресло: «Power». Экран осветил помещение и сделал каждый предмет в комнате более отчётливым. Я по привычке убрал громкость и, переключая каналы, смотрел немые выпуски ночных новостей, людей, бегающих по ярко-зелёному полю и пытающихся ногами отнять мяч друг у друга… «Футбол» — пронеслось в голове. Следующий канал… Угу. Знакомое мне, но абсолютно непонятное движение цветных пятен по экрану. Терапия — не терапия… Не поймешь.
В этот момент в комнату вошла Алёна, завёрнутая в тёмный халат, с подносом, на котором дымились две кружки и лежала горка каких-то аппетитно пахнущих вкусностей.
— Вот ты где! — она поставила поднос на столик и уселась в соседнее кресло. — Угощайся.
— Спасибо, — Я отхлебнул из кружки («какао») и внимательно посмотрел на маленький золотистый узор, вышитый на халате с левой стороны груди. И (щелк!) чуть не подавился горячим напитком. Потому что золотистый узор вдруг перестал быть просто пересечением линий. И словно проявился в моей голове, как отпечаток фотографии рождается из крошечного негатива, освещенного короткой вспышкой увеличителя: Бах!!!
Я поставил чашку на столик.
— До, — сказал я, пронзительно глядя на иероглиф, вышитый золотом на тёмно-синем кимоно.
— Что? — Алёна недоуменно посмотрела на меня, потом проследила за моим взглядом.
— Иероглиф «До», — медленно сказал я, — «путь».
— Ты знаешь японский? — она тоже поставила своё какао на поднос.
— Нет… Нет… Не знаю… — я почувствовал, как нечто важное стремительной птицей шмыгнуло в мозгу и зацепило крыльями какой-то потаённый уголок моего заброшенного ангара. Секунду я ждал, как «нечто» проявит себя…
— Нет, — сказал я, снова взяв кружку. — Не знаю я японский. Так, просто… В библиотеке книжку брал. Там и прочёл.
Алёна с сомнением посмотрела на меня, потом, очевидно удовлетворённая ответом, тоже взяла свою кружку.
— Вкусно, — сказал я, проглотив кусочек чего-то сладковатого и пахучего. — Это как называется?
— Гренки, — Алёна смотрела в телевизор, — с мёдом и корицей.
— Вкусно, — повторил я и тоже посмотрел в экран. Потом на Алёну. И снова в экран.
Она внимала разноцветному мельтешению с интересом (?!).
— Слушай, — сказал я, допив какао, — что это за цветные пятна?
— Где? — оторвавшись от телевизора, она быстро глянула на стол, потом на обивку кресла и подняла глаза на меня. — Где?
— Ну вот же, — я мотнул головой в сторону телевизора.
— В смысле? — на лице её отпечаталось недоумение.
— В прямом. Что это такое? Терапия?
Алёна посмотрела в экран, потом, не поворачивая головы, скосила глаза на меня:
— Ты о мультфильмах?
— В смысле? — теперь, наверное, то же выражение появилось и на моей физиономии.
— Ты что? Вон заяц… Волк… Не различаешь?
— Нет, — абсолютно уверенно сказал я и, догадавшись, протянул. — А-а-а! Это головоломка, что ли?
— Нет, — помолчав, ответила Алёна, — а что именно ты видишь сейчас на экране?
Она взяла пульт и увеличила громкость на десяток делений больше. Я услышал диалог карикатурных голосов и музыку. Но движение цветных пятен на экране от этого осмысленней не стало. Об этом я и сообщил Алёне.
Она поднялась с кресла, быстро вышла из комнаты и почти сразу вернулась с объемистой книгой в руках. Положив её мне на колени, она устроилась на подлокотнике и, пошелестев страницами, ткнула пальцем:
— Что это?
— Синй цвет… — ответил я.
— Я не про цвет, — нетерпеливо перебила Алёна. — Что нарисовано здесь? Что ты видишь?
Несколько секунд я честно всматривался в лист бумаги так, что почувствовал ломоту в висках. Наконец неохотно ответил:
— Большое разноцветное пятно…
Алёна перевернула страницу:
— А здесь?
— То же самое.
— Может, я ошибаюсь, — после долгой паузы произнесла она наконец, — но, похоже, у тебя напрочь отсутствуют даже намёки на ассоциативное мышление.
Я промолчал. Ломота в висках превратилась в жар. Закололо в кончиках пальцев.
— Ты, точно, самый странный человек, которого я встречала в этой жизни, — продолжила она. — Ты не такой как другие… Не серая геометрическая фигура, а большое разноцветное пятно.
Она протянула руку, погладила меня по голове и вдруг встревожено заглянула в глаза:
— Эй, ты что молчишь? У тебя же температура поднялась!
Она прикоснулась губами к моему лбу, и губы её показались мне ледяными.
— Я сейчас…
Она выскочила из комнаты и отсутствовала, наверное, несколько мгновений, но мне показалось, что прошли часы.
Воздух сгущается. Мне жарко. И холодно одновременно. Тело становится ватным. Немеют мышцы. Что-то со зрением: всё плывёт перед глазами… Или мне кажется?
