Олег Гладов - Любовь Стратегического Назначения
Как объяснил мне Петрович, сейчас дорога, связывающая Тихий с «землёй», — это просто укатанные замёрзшие болота. Как только температура воздуха поднимается, зимняя дорога — «зимник» — превращается в кашу. И всё. Покинуть эти места можно будет только по воздуху. Либо когда окончательно растают все реки — на пароме.
Но Петрович собирается «проскочить» по «зимнику», и все его мысли и разговоры крутятся вокруг этого. Тема для меня неинтересная, и слушаю я вполуха, озираясь по сторонам.
Потом он жмёт мне руку, и, навешав на себя сумки и подхватив чемодан, исчезает за стеклянными дверями: там его встречает сын на автомобиле. Люди снуют туда и обратно постоянно. Вот только что вошли, громко стукая о пол ботинками, стряхивают налипший снег два вахтовика-бурильщика. Они, перекинувшись парой слов с охраной, идут мимо меня к лифту. За ними остаются бело-мокрые следы — снег забился в протектор подошв и теперь вываливается при ходьбе маленькими кусочками.
Я наклоняюсь и сжимаю в ладони два белых быстро тающих квадратика. Холодные…
Смотрю на карту. Место, где паромы отправляются на «землю», — речной порт К-420. Второй пункт (прибытия) называется Тарко-Сале. Оттуда тянется жёлтая ниточка — дорога, вплетающаяся в паутину таких же нитей. Странные, ничего не говорящие мне названия. Я раскрываю ладонь: мокрая. Белых квадратиков нет. Скучно. Я иду к лифту. Скоро обед.
* * *
— Как это — не снятся сны? — Ярик явно удивлён. Он и Юра, в очередной раз скручивая «джойнт», пытаются поднять завесу над моим прошлым и задают множество вопросов. Например, что мне снится по ночам.
— Так это, — отвечаю я и поясняю, что сон для меня — лишённый смысла ритуал: вечером я закрываю глаза, а спустя секунду открываю их утром. Между этими двумя мгновениями не происходит абсолютно ничего.
— Как? СОВСЕМ ничего? — спрашивает теперь уже Юра.
— Ага, — не понимаю, что их так особенно удивляет. Мне всегда казалось: СОН — это и есть то, что со мной происходит.
— Да… Персонаж… — Ярик задумчиво почесал макушку и, прикурив самокрутку, отдал её Юре.
— Персонаж же стопудово, да? — Юра кивает в мою сторону, — только из какого фильма? Попроси его, он тебе о голосах в своей башке сейчас расскажет.
— Правда? Голоса? Чё говорят? — Ярик смотрит на меня недоверчиво. Самокрутка вернулась к нему.
— Шутка, — сказал я, — пошутил я так. Хотел посмотреть, что Юра делать будет.
— Ха! — Юра ухмыльнулся. — Если бы я в тот момент не был так занят, то сразу побежал бы вызывать реактивный самолёт из клиники Кащенко. Там такие клиенты всегда нужны. С голосами в башке…
— А клёво было бы, если у Дро бы в башке бы голоса бы были… — Ярик хихикнул. — … Бы…
Юра тоже хихикнул и затянулся.
— Мы бы тогда спрашивали у Дро: «Эй, какие цифры в «Спортлото» выигрышные… Например,»5 из 36»?» Дро бы спросил бы у голосов, те ему ответили бы. Дро нам сообщил. Мы правильные цифры зачеркнули, в Москву на Шаболовку послали, и — хопчик! — деньги в кармане.
— Ага… — Юра опять хихикнул. — А вдруг голоса ему приказали бы принести в жертву какому-нибудь Вуду?
Ярик, который в этот момент втягивал дым, поперхнулся и закашлялся. Потом сказал, обращаясь ко мне:
— И что? Ты бы, Дро, если бы голоса тебе сказали бы нас убить, взял бы скальпель бы и порезал бы нас ломтями? — он хихикнул. — … Бы?..
— Не знаю… — ответил я.
— Очень хорошо! — сказал Юра. — Мы тут его чаем поим с молоком и сахаром, а он нас скальпелем резать собрался!
— Да я…
— Неблагодарный!
— … никого резать…
— Мы для него тут как семья практически, а он нас скальпелем!
— … не собирался я никого резать!
— Да! — Ярик захохотал. — Если мы семья, то кто в ней мама? Ты что ли? Мама Юра? — и Ярик зашёлся в таком приступе хохота, что упал вместе со стулом на пол.
— Да-а… — протянул Юра, смотря на корчащегося в судорогах смеха Ярика, и затянулся маленьким, обжигающим пальцы, остатком самокрутки. — Да-а…
— Такие приступы амнезии случаются часто и густо, — говорит Юра.
Ярик отсмеялся и теперь, помешивая чай ложкой, продолжает разговор:
— Да. Я иногда сам напиваюсь так, что утром прозреваю: лежу раздетый в постели, вещи аккуратно сложены, деньги на месте. Возле кровати — бутылка с минералкой. Как я вчера добрался домой да ещё купил по дороге воду, вошёл в квартиру и всё такое, ни хрена не помню!
— Заткнись, баклан, — Юра стучит по клавиатуре, — я о том, что люди память теряют.
— А я о чём? Вот в Донбассе был случай: мужик попал в аварию. Тоже ни хрена не помнил. Его кормили, поили, сигареты даже покупали. А он взял однажды медсестёр порезал и сбежал.
— Ага… — сказал Юра. — Значит, рядом с нами постоянно находится запрограммированная машина по нарезке медсестёр, — он кивнул в мою сторону.
— Да, — Ярик похлопал меня по руке, — медсестрорезка… Ну как типа хлеборезка…
— Что? — спросил я.
— Ага… — продолжал Юра. — Только чьего производства агрегат?
— MADE IN в смысле?
— Ну да. Где сделан, типа?
— Я подозреваю, ЧЕМ он сделан, но вот кем и где, — Ярик посмотрел мне в глаза.
— Интересно, как тебя на самом деле зовут?
— Дро, — сказал я.
— Да… — Юра захихикал. — Мама твоя, бывало, выглянет из окна и крикнет: «Дро! Сынок! Иди обедать!»
— Чего? — спросил я.
— Только не Кирилл, — сказал Ярик, — я Кириллов не люблю. Они какие-то неадекватные все.
— И не Алёша! — подхватил Юра. — Как представлю, что меня могли назвать Алёшей… Брр! — его передёрнуло.
— А меня бесят Олеги, Антоны и Артёмы…
— Да, — сказал Юра, — и не забудь про Денисов!
— Точно! — Ярик поднял палец, — лучше застрелиться и быть каким-нибудь Юрой — только не Денисом!
— Вот-вот! — сказал Юра. — Лучше позориться всю жизнь каким-нибудь Ярославом, только не Денисом. Спасибо маме и папе.
— Угу, — сказал Ярик. — Имена бывают, местами простона голову не натянешь. В восьмидесятые, когда Советский Союз дружил со всеми этими коммунистическими вьетнамцами, лаосцами и корейцами, лидеры этих стран часто приезжали в гости. В Кремль, в смысле. Вот. И был один лидер, какой страны уже не помню, который особенно часто наведывался. Очень я любил его визиты. Включаешь программу «Время» и слышишь, как абсолютно серьёзный диктор хорошо поставленным голосом говорит:
— Вчера нашу страну посетил добрый друг Советского Союза Ху Йел Бан… Представляете? Миллионы простых советских телезрителей в этот момент с особым удовольствием смотрели новости и удивлялись «как это диктор, натыкав десяток „хуйелбанов“ в эфир, ни разу не засмеялся?»
— Да… — сказал Юра. — Уж лучше Денисом, чем, — он захохотал, — Хуйелбаном!
— Прикинь: Хуйелбан Васильевич Иванов! — сказал Ярик, и у них с Юрой началась настоящая истерика.
— Нет, — сказал я, когда они отсмеялись, — лучше я буду Дровосеком.
Бессонница. Очередная. Я опять не могу спать и поэтому сижу на диване, тупо уставившись в телевизор: по экрану движутся какие-то разноцветные пятна. Я замечал, что люди, особенно дети, с интересом смотрят на это размытое мельтешение. Наверно, какое-то развлечение или терапия. Не могу понять. Поэтому сейчас пытаюсь вникнуть в беззвучное (звук как всегда убран) интенсивное мигание. Тишина. В моей руке пульт дистанционного управления. Я вспоминаю, как недавно Ярик рассказывал о том, что в его ялтинском жилище огромный — в полстены — телевизор и мощная акустическая система. Я даже видел маленький хромированный ключ от входной двери этого дома. Ярик носит его в кожаном футляре, который, в свою очередь, лежит на дне его рюкзака. Телевизор в полстены размером — здорово, наверное…
В том же ялтинском доме Ярика под ванной, в специальном зажиме, спрятан отличный итальянский пистолет «Беретта» — вещь, которую он приобрёл по случаю у одного знакомого.
— Знать, что у тебя есть пистолет, приятно, — говорит Ярик, — пусть он лежит себе за шесть тысяч километров южнее, он даже на таком расстоянии греет мне душу.
Ярик — странный человек. В правом кармане его куртки всегда лежит маленькое шило с куском резины на острие.
Когда я спросил его, зачем, он ответил так:
— Шило — одно из самых полезных штук в мире. Стоит копейки — столько же, сколько пачка овсянки — но польза!.. Пару раз эта фиговина здорово меня выручала. И вообще, я таскаю его с детства — привык. Когда его нет, я чувствую себя голым…
— Я думала о тебе.
Она опять появилась незаметно. Пока я невидяще пялился в мигающий экран, размышляя о своём, она села на одно из кресел справа от меня. Очень белый халат. Очень чёрные волосы. Алёна. Медсестра-стюардесса, устроившая мне незабываемый рейс «1—й этаж — вершина мира».
— У тебя талант подкрадываться незаметно.
