Тим Лотт - Блю из Уайт-сити
— Так кого ты хочешь пригласить на свадьбу?
— Я еще не думал об этом.
Вероника опять помрачнела. Ответ неверный. Прежде чем ответить, надо задать себе два вопроса: «Сказать правду?» или «Ответить правильно?» Ведь это совсем не одно и то же.
— Фрэнки, у нас осталось ровно два месяца и три дня до свадьбы. Я договорилась со священником. Договорилась с рестораном. Я отдала напечатать приглашения. Составила список покупок. А ты что сделал?
Я уже собрался отвечать, но понял, что вопрос риторический. Мне не предлагали огласить мои достижения в подготовке свадьбы (а мне было, что сказать). Мне предлагали изобразить раскаяние.
Правильный ответ / правда.
— Понимаешь… Видишь ли, мне не нравится это, Фрэнки. Мне не нравится, что приходится ворчать и придираться. Обычно я так себя не веду, тебе же это известно. Просто так получается… не знаю почему. Нам пора начать заниматься этим вместе.
При виде моего раскаяния Вероника смягчается, дает понять, что я не просто коллега-недотепа, а мужчина, которого она любит. Ее жених. Она прижимается ко мне. Мне так приятно. Я спокоен. Я смотрю на ее лицо: она улыбается. Я заметил, что в правом уголке рта у нее появился белый прыщик, довольно большой. Поэтому я слегка подался назад, когда она потянулась ко мне, чтобы поцеловать. Я очень брезглив. Но, похоже, она ничего не заметила. Я ограничился чмоком в щеку. Мы уже реже целуемся как раньше, с языком. Это одна из переходных стадий, о которых так много говорят, один из предсвадебных периодов. На сегодняшний день я выделил всего пять периодов. До предложения. После предложения / до свадьбы. Свадьба. Дети. Смерть. В общем, соприкосновения с прыщом я избежал.
— Прости, Фрэнки. Я не хотела ругаться. Но просто на заполнение приглашений уйдет месяц, еще неделя на рассылку. Сколько у нас остается — всего пять недель. Нет, четыре. Ведь надо всех позвать заранее. А мы уже выбились из графика, по крайней мере, это принято делать раньше.
— Прости. Я понимаю, нам пора этим заняться. Я мог бы сделать больше. Так какая у тебя была идея?
Я покосился на коробку с разноцветными кнопками, лежавшую на столе.
Вероника рассматривала фотографии. Кончик языка высунулся, придавая ей слегка заторможенный вид. Разные глаза, один заметно больше другого, изучали снимки, что-то выискивали.
— Может, это покажется тебе глупым. А может, наоборот, понравится. Мы могли бы сесть вместе и решить, кого хотим пригласить.
Решить, кого мы хотим пригласить. Но это мои друзья, мои, мои. Или я должен подчиниться коллективной воле? Это тоже часть семейной жизни? Или, так же как поцелуи в щеку, часть досвадебного периода?
Вероника очень взволнована и возбуждена. Она вытанцовывает около доски с фотографиями, гремя коробкой с кнопками.
— Послушай, я придумала. Мы сначала рассортируем их кнопками по цветам.
— Что?
— Цветными кнопками. Мы присвоим каждой категории друзей определенный цвет.
Я подумал, что она шутит, но решил подыграть.
— И сколько же категорий друзей существует? — спросил я небрежно.
Вероника, похоже, не заметила моей иронии.
— Множество. Начнем с друзей, которые тебе не нравятся. Таких очень много. Потом идут те, которые нравятся, но увидеться с ними ты не стремишься. Затем те, что тебе действительно симпатичны, но ты не переносишь их половин. Есть те, кто всегда рядом, и потому от них не отделаться. Есть те, с кем ты дружишь не потому, что они тебе нравятся, а потому, что они хорошо смотрятся или известные люди, и быть их другом — это круто. Так сказать, трофейные друзья. Они, как правило, ЧОЭТы, хотя среди трофейных друзей встречаются и не ЧОЭТы. Но обычно эти качества совмещаются в одном человеке.
— Что такое ЧОЭТ?
— Чрезвычайно Обаятельный Эгоистичный Тип. У меня таких двое, и еще один кандидат на это звание. Они держат тебя на поводке. А когда чувствуют, что поводок сильно натянут и может порваться, пускают в ход все свое очарование, чтобы снова притянуть тебя поближе. Дадут тебе понять, как ты важен для них. Это будет продолжаться минут десять. Потом уйдут, ослабив поводок, потому что есть другие поводки, которые тоже нужно иногда подтягивать. Они предпочитают количество качеству. Они любят сложности, препятствия. Они должны… водить людей за нос, только так они ощущают свою значимость. У тебя есть такие друзья?
— Да нет, — соврал я, думая при этом о Тони.
— А еще есть друзья по спорту. Есть удобные друзья — обычно это коллеги по работе. Есть друзья из сострадания, с которыми ты общаешься, потому что тебе их жалко. Есть знакомые, которые проходят испытательный срок перед тем, как стать друзьями. Есть…
— Ну, хватит. Тебе не кажется, что это омерзительная, аномальная классификация?
— Не говори глупостей. Мы всего лишь составляем список. Ведь мальчикам нравится все классифицировать?
Когда она так поставила вопрос, мне действительно захотелось этим заняться. Разложить все по аккуратным и ровным полочкам.
— Существует необозримое множество вариантов друзей. И это только начало. Если мы решим, кого пригласим на свадьбу, нам придется учитывать и другие сопутствующие факторы. Сильно ли обидятся те, кого мы не пригласим? Приглашали ли они тебя на свою свадьбу? Подарят ли они что-то приличное (не надо забывать о практической стороне вопроса)? Не напьются ли они до беспамятства и не оскандалятся ли? Нравлюсь ли я им? Нравятся ли они мне?
Тут я не выдержал.
— По-моему, Вероника, нравятся они тебе или нет, значения не имеет. Они не твои друзья.
— Возможно. Но свадьба наша. Принято считать, что это мой день. И поэтому у меня есть право так говорить.
Паузы бывают разные: по длине, по тяжести, по структуре. Установившаяся после последней фразы пауза была непростой. Она была тяжелой, очень тяжелой, она как будто заполнила комнату вязким туманом. И очень долгой. И в ней была отчужденность, злоба и растерянность. И она звучала. Я долго не мог понять, что это за звук, а потом понял. Звук выкапываемых траншей. Скупой скрежет лопат. Траншеи — это подготовка к борьбе, которую проводят на ранних стадиях любых долгосрочных отношений. Я знаю, потому что я не однажды прошел через ранние стадии долгосрочных отношений. Просто я никогда не шел дальше ранних стадий, вот и все. Выстроенные и укрепленные линии обороны потом практически невозможно переместить. Эти линии символизируют силу.
После того как пауза проедала нас кислотой не меньше четырех минут, я решил бросить пробный камень, но — это важно — не уступая, а давая понять, что возводимые ею крепости — всего лишь временные сооружения, которые в будущем могут быть реконструированы. Я должен четко объяснить, что никакие принципы не принимаются безоговорочно.
— Ладно. Ты имеешь право на собственную точку зрения. Давай рассортируем их и разложим по полочкам.
Я взял у Вероники коробку, достал красную кнопку и воткнул ее в моего старого друга Рона Пирса, живущего на Перли-Уэй: мы расстались где-то в 1993-м, когда он связался с женщиной, по своей сути напоминавшей одноразовую посуду. Рон стоит на фоне дорожного знака, это было, кажется, в 1989-м, в Германии, улыбается и показывает на деревушку под названием Минж. Мы тогда отлично отдохнули. Рон подцепил какую-то заразу у барменши. Я втыкаю кнопку в грудь как колдующий шаман.
— Это в прошлом. Рон Пирс — уже история. Он тень, прерванный полет.
Вероника грустно кивает.
— Значит, красные кнопки для привидений.
— Можно и так сказать.
— Есть еще призраки?
Я судорожно трясу коробку и извлекаю пригоршню красных кнопок. Осторожно вынимаю их и складываю на ладони. Ральфу Вотерману я протыкаю голову, он погибает в неравном бою. Мы не разговаривали с тех пор, как он нанес мне удар головой. Безумный Иен Спрайти и его подруга Сьюзан получают по кнопке в живот. Мы были друзьями, пока я не попытался залезть под юбку Сьюзан. Тогда я чудом остался жив.
Джону Сэдлеру я попытался вонзить кнопку в глаз, но попал в нос. Не знаю, почему мы перестали общаться; это наш последний совместный снимок, в 1991-м в «Буш-Рейнджерс». Просто отношения себя изжили. Надо много красных кнопок. Кэти Кэлхун, я любил ее, а она меня бросила, разбила мне сердце. Вот тебе. И еще одну. Толстозадая Филиппа Бут, она меня отшила, хотя до этого три года кокетничала со мной. Вот тебе. Прямо в ухо.
Красных кнопок все больше. В конце концов, из доски торчит не меньше двадцати красных головок. Я вспотел от напряжения.
Повернувшись к Веронике, признаюсь:
— А знаешь, это неплохое занятие.
— Я тебе говорила, — отвечает она застенчиво. Потом улыбается, открывая свои маленькие зубки; мне кажется, их у нее в два раза больше, чем у обычного человека, они похожи на кукольные. На верхнем ряду следы губной помады, по цвету идеально подходящей к ярко-красным волосам.
