Тим Уинтон - Музыка грязи
Столбы пыли поднимались за грейдерами и бульдозерами, которые уже выцарапывали на земле новый жилой район. Стены по периметру уже стояли, а заодно и известняковые цоколи у широкого входа. ТОСКАНСКИЙ ХОЛМ. За ним расстилалась безлистная равнина терракотовых черепичных крыш.
Джорджи проверила содержимое своей сумки «Квантас». Одна перемена одежды. Что они там говорили о решительности? Ей нужна работа, и ей давно пора сделать мазок Папаниколау. Сейчас она вполне могла бы расправиться с высоким стаканом чего-нибудь холодного.
– Эмили Дикинсон, – сказал браконьер.
Джорджи застегнула сумку.
– Простите?
Они подъехали к грязному проезду в Джундалап. То была ландшафтная парковка со всеми этими торговыми марками, которые должны были сойти за свидетельства цивилизации.
– Писательница.
– Ах вон оно что, – пробормотала она.
Шоссе неясно вырисовывалось вдали.
– Где угодно, – сказала она. – Если у вокзала – так и совсем хорошо.
– Только что проехали, – сказал он, вливаясь в поток транспорта. – Извините.
– Не важно. Все равно где.
– Куда вы направлялись?
– Вот прямо туда. «Шератон».
– Вот прямо туда и поедем. Только вы покажете дорогу.
– К «Шератону»? – спросила она, прежде чем смогла сдержаться.
Выражение его лица было смесью раздражения и вызова.
– Никогда там не был, – сказал он. – Пятизвездочная херня не…
– Это было грубо. Извините. Снова извините.
Его передернуло. На медленной городской скорости можно было почувствовать запах шампуня Пирса, которым он пользовался.
– А этот «Лендкрузер»…
– Я позвоню Биверу в Уайт-Пойнт, – сказала она твердо.
Она поймала улыбку, прежде чем он отвернулся, но решила не развивать эту тему. Лучшее, что она может сейчас сделать, – это оставить все так, как оно есть.
Когда он втягивается на отельную парковку сквозь аэродинамическую трубу делового района, женщина рукой показывает, чтобы он ехал к наклонной рампе подвального гаража, но он тормозит на перекрестке.
– Мне не надо парковаться, – говорит он. – Здесь вполне ничего.
За ними сигналит машина.
– Я угощу вас пивом, – говорит она. – Я вам должна.
– Спасибо, но мне надо ехать.
Он переключает передачу на задний ход, но машина позади сигналит все более настойчиво.
– Все равно здесь одностороннее движение, – говорит она.
– Чче-орт.
– «Девушка из Ипанемы», – говорит она, ведя его за собой от лифта.
– Знаю, – бормочет он, и лицо его все еще горит от стыда: их отказались обслуживать в баре из-за того, как он одет.
– Существенная часть пятизвездочных переживаний.
– Мне вовсе и не так уж хочется пить, – лжет он.
– Почти такая же существенная, как мини-бар, – говорит она, позвякивая ключом на пластиковом брелоке. – Пойдемте. Я докажу, что хоть как-то воспитана.
– Честно.
Фокс изнурен всем этим: разговором, неожиданной близостью, угрозой, которую она представляет собой. Она протягивает ему сумку, копаясь в бумажнике, и он вдруг понимает, что уже марширует вслед за ней по обитому плюшем коридору. Он отстает от нее, и она снижает темп, и вот они уже идут плечом к плечу. Она маленькая. Она кажется безотчетно счастливой. Он только хочет поскорее смыться отсюда. Думает обо всей этой рыбе и морских ушках, которые потеют на льду в подземном гараже. Лед выдержит, думает он, но безопасно ли это? Набившая оскомину мелодия просто невыносима.
Наконец они подходят к двери, и, когда она наклоняется, чтобы повернуть ключ в замке, Фокс обращает внимание на изгиб ее шеи. Она распахивает дверь. Он протягивает ей сумку. Она улыбается. На лице у нее шаловливое выражение. Чче-орт.
Она хватает его за рубашку и втаскивает внутрь.
– Пиво, – говорит она.
– Послушайте, – бормочет он, натыкаясь на нее. Дверь захлопывается.
– Господи, – говорит она, – да вас всего трясет.
– Нет, – говорит он со смешком.
В его голосе слышен странный отзвук истерики, в котором он не отдает себе отчета. «Ты, чертов идиот, – думает он. – Чертов гребаный идиот».
Она целует его; он просто стоит и дает этому произойти; и вот судорога, похожая на голодный спазм, проходит по всему его телу, и, хотя он все еще сжимает сумку, загораживаясь от нее, он чувствует, как их бедра соприкасаются и как ее рука твердо ложится на его спину. Ощущение живого тела. Как какая-то непонятная сила из учебника физики. Он слышит звук рвущейся джинсовой ткани, ее хриплый шепот в этой тускло освещенной комнате вне пространства. Женщина наплывает на него, не обращая внимания на преграду в виде сумки, и он чувствует, что взлетает.
– Не надо, – бормочет она.
Фокс отскакивает к двери, как будто его ударили.
– Я в смысле… извини, я имела в виду – не плачь. Он проводит рукой по щеке, понимает и говорит:
– О Боже.
– Все в порядке.
– Нет.
– Не уходи.
Фокс прижимается головой к двери. Теперь она, к счастью, становится размытым пятном, но он все равно отворачивается.
– Иди сюда, – ласково шепчет она. – Садись.
Он дает отвести себя к кровати. Она приносит упаковку «Клинекса». Он вытирает лицо, несколько раз глубоко вдыхает.
– О Господи, – бормочет он с содроганием и ложится на спину, чтобы расслабить ноющие мышцы груди.
Женщина сидит рядом с ним, скрестив ноги, на большой двуспальной кровати.
– Хочешь поговорить?
– Нет.
Он поворачивается и прикасается губами к ее колену. Она расправляется, как птичье крыло, навстречу ему. Она обнимает его. Она смотрит ему в лицо и задирает его рубашку, трогает, целует в шею, соски, живот. Потом она привстает, сбрасывает майку и падает на него, улыбаясь.
Джорджи Ютленд не знала почему. Она начала было все исправлять, и вот теперь это. Глупо было идти в бар в таком виде: обрезанные шорты и теннисные тапочки. Это выражение на лице браконьера – как будто в него выстрелили. Такой чувствительный и беззащитный. Тогда ли это началось или потом, когда он протянул ей сумку, как благонравный мальчик – своей матери?
Она прижала его к этой огромной равнине кровати и почувствовала, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди под ее ладонями, и его член – под ее лобком. Она медленно легла на него, увидела, как становятся сонными его голубые глаза, почувствовала, как по всему ее телу выступил пот. Она ощутила себя полностью живой, внутри себя, в кислой лихорадке жары, которая начинала печь ее голову, живот и икры. Теперь она уже не думала, что делает. Чувствовала его пальцы в петлях своих шортов, его силу, влекущую ее вниз, их переплетенные ноги. Запах шампуня. Горячий крик в ее горле. Она упала на него, кончив, и почувствовала жуткое трепетание у него в груди. Это был смех.
– Пятизвездочное переживание, – сказал он.
– Ты… не?..
– Боюсь, что так.
– Что теперь? – спросила она, внутри у нее все упало.
– Одеваемся.
* * *Фокс откидывается на подушки, чувствуя себя кучей дерьма. Он пытается выплыть из моря уколов вины, из неясного чувства, что он кого-то предал. Но предал кого?
Он разглядывает стандартную мебель, которой обставлена комната, деревянный шпон, ткани в цветочек, гигантский телевизор. Может, не стоило смеяться?
– Так каково это – быть контрабандистом? – спрашивает она, приподнимаясь на локте.
– Мм… Что-что?
– Ты увиливаешь от ответа и даже не хочешь сказать мне, как тебя зовут, – говорит она.
Ему нравится прямая челка, падающая ей на глаза.
– Лю.
– А я – Джорджи.
– Рад познакомиться.
– Чертовски рад, надеюсь.
Фокс скидывает свои ботинки и смотрит на нее. Она старше его. Нет обручального кольца. И эти тени под глазами.
– Я пытаюсь во всем этом разобраться.
– Что? – бормочет он.
– Почему ты это делаешь. Тебе не кажется, что ты грабишь море?
– Нет.
– Но ты же нарушаешь закон, ты сам признался.
– С чего бы это мне признаваться хоть в чем-то совершенно незнакомому человеку?
– Ну, черт… Просто это… есть же правила. Да ты и сам знаешь, защита окружающей среды и все такое.
– И ты во все это правда веришь?
– Ну… да.
Фокс откатывается вбок, встает и подходит к окну. Там, в сияющей жаре города, река впадает в залив Перт Уотерс, над которым, как кажется, завис бабочковый рой треугольных парусов.
– Окружающая среда тут ни при чем, – горячо говорит он. – Закон о рыбной ловле защищает вывоз денег из страны. Защищает этих богатых ублюдков от самих себя. Никому из них море и на хрен не нужно.
– Эти контейнеры в твоем грузовике. Они ведь наполнены лангустами, так?
– Нет, – честно признается он.
– Но это же морозильные контейнеры.
– Я беру только то, что мне нужно, – говорит он. – У меня всего пара рук.
– И нет лицензии.
Он пожимает плечами, и наклоняется к стеклу, и чувствует плещущую жару внешнего мира, то, как она вгрызается в его плечо. Она сидит, прислонившись спиной к изголовью, скрестив ноги в своих шортах, и подхватывает несколько салфеток.
