Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза
Гостинцев он не привозил. Один только раз было — вернулся из какого-то рыболовецкого порта с целой коробкой свежей рыбы. Канне пришлось тогда разнести по соседям то, что они не смогли съесть. По тем немногим соседям, с которыми они хоть как-то были знакомы. При этом Канна и словом не обмолвилась, что ей случается оставаться в доме одной. Она терпеть не могла сюсюканий и причитаний типа: «Ой, бедняжка!» — и потом, думала она, вот будет мука, если пригласят к столу и, пичкая какой-нибудь дрянью, насядут с вопросами. Командировки отца и ее одинокое житье оставались тайной между ними. Один тот факт, что отец и дочь жили вдвоем, вызывал у досужих домохозяек, ищущих повод для сострадания, несколько повышенное любопытство. Делать им что ли нечего! — удивлялась Канна.
Во время еды зазвонил телефон. Канна подняла трубку:
— Такацу слушает… Да, минутку. — Посмотрела на Фумихико и состроила гримасу. — «Позовите вашего супруга». Ничего себе! Какой-то Момои.
Фумихико взял трубку. Канна, как ни в чем не бывало, продолжила есть приготовленное им тушеное мясо и салат. Деловой разговор занял не больше трех минут. Телефонные разговоры отца всегда были короткими.
— Ну и дела… — сказал Фумихико, возвращаясь к столу. — Сотрудник, с которым я должен был ехать, получил травму. Придется одному вести завтра машину.
— Но ведь ехать-то далеко. Справишься?
— До Сэндая смогу и один. Буду не слишком гнать, вот и все.
— Не лучше ли скоростным поездом?
— Неохота… Представляешь, ему мяч угодил в голову во время игры в гольф. Сотрясение мозга. Врач, делавший энцефалограмму, временно запретил водить машину. К тому же он еще в больнице.
— Ну и дела… — повторила за ним Канна. — Ничего себе удар.
— Да уж, кто-то постарался!
— Папа, а ты в гольф не играешь…
— Терпеть не могу.
У меня есть свой динозавр.
Владелец динозавра должен соблюдать множество предосторожностей. Динозавр очень большой, шея длинная, голову он задирает высоко. Поэтому у живущего в обычной квартире главная проблема — почти никогда не удается заглянуть ему прямо в глаза. А если не можешь заглянуть в глаза, мало-помалу начинаешь пренебрегать уходом. Уже не разбираешь, какое у него настроение, какое состояние здоровья.
Спохватишься, а уже поздно — он болен или вконец разобижен.
К счастью, моя квартира на пятом этаже, и балкон как раз на высоте головы динозавра. Если убрать перила и положить на балкон травы, динозавр, вытянув шею, примется ее есть. Тогда-то и можно заглянуть ему в глаза, осторожно погладить. Правда, кожа у него такая толстая, что я предпочитаю стучать его по носу кулаком. Кажется, это нравится ему больше всего.
Мой динозавр по-ученому называется диплодок. В округе больше ни у кого нет динозавра, да, впрочем, для других здесь и не нашлось бы места. Всем приходится довольствоваться лицезрением моего диплодока. Я слышала, что в деревнях кое-кто держит у себя стегозавров и трицератопсов. Уход за этими травоядными чудищами несложен, но что касается хищников — аллозавров и тиранозавров, не имея особо приспособленного загона и без помощи специалистов, браться за это — гиблое дело.
У моего диплодока нет прозвища. Это огромный, великолепный зверь, и называть его Шарик, или Жучка, или Бобик было бы странно. Когда я, стоя перед ним, зову его или отчитываю, то обращаюсь к нему просто — диплодок. Когда стучу по носу — называю Диппи.
Нос диплодока на ощупь холодный, но это не значит, что он принадлежит к холоднокровным. Ведь у собак тоже холодный нос. В утренние часы диплодок спит. Он спит приблизительно до десяти часов. Некоторые считают это доказательством того, что он холоднокровное животное: мол, пока температура не поднимется, он не в состоянии двигаться, но я-то уверена — причина в том, что он соня и лентяй. Ведь и среди людей это не такая уж редкость…
Утром, проснувшись, я выхожу на балкон и сразу ищу глазами Диппи. Живем мы на самой окраине города, поэтому с балкона открывается вид на просторные луга и встающий за ними лес. Далеко-далеко смутно виднеются горы, но так далеко Диппи не заходит. Чаще всего я вижу, как он спит где-то в поле, свернувшись калачиком, подогнув шею под живот и обвив ее хвостом. Если его нигде не видно, я вооружаюсь биноклем.
В десять часов Диппи начинает шевелиться и, вытянув вверх шею, как будто оглядывает окрестности. Поднимается он не сразу. Он так огромен, что приподнять свою лежащую на боку тушу удается ему с большим трудом. Опираясь на хвост, он напрягает лапы и медленно встает. Затем, пощипывая листья со стоящих поблизости деревьев, ждет, когда окончательно проснется. Поскольку весит он тонн десять, там, где он спал, и там, где, поднимаясь, опирался лапами, в дождь образуются огромные лужи. В ненастную пору эти лужи видны по всему лугу. Выходит солнце, и они ярко сияют.
Диппи чувствует себя бодро в ясные дни. Есть люди, которые и это объясняют тем, что он якобы холоднокровный, и поэтому температура влияет на его активность — но разве эти люди сами не испытывают прилив бодрости в хорошую погоду? В дождливые дни у кого угодно портится настроение.
Около полудня Диппи наконец подваливает к моему дому. Хотя он поедает с равным удовольствием все, что растет в поле — и траву, и листья деревьев, он хорошо усвоил, что, если прийти ко мне днем, можно получить особенно вкусного сена. Диппи очень пунктуален. Завидев, что он уже близко, я осторожно, чтобы не свалиться вниз, убираю с балкона перила, выношу и раскладываю двадцать вязанок сена. По случаю дня рождения, указанного в его паспорте, и на Рождество я выдаю ему тридцать вязанок. Можно спорить, способен ли диплодок отличить двадцать вязанок от тридцати, но мне кажется, что в эти дни он ест с особенным удовольствием.
Среди динозавров диплодок — самый стройный. Относительно длины туловища его вес невелик, и все-таки это страшно большая зверюга. Поэтому походка у него тяжелая и неповоротливая. Покачивая длинной шеей, он переступает с одной лапы на другую. Таким образом он медленно-медленно приближается к нашему балкону, но я-то знаю, что он спешит изо всех сил.
Поскольку всем живущим в округе известно о моем динозавре, никто даже не пытается ставить свою машину под балконом. Как-то раз, уже давно, ничего не подозревающий торговец оставил тут свою колымагу чуть раньше полудня. Диппи, у которого было только сено на уме, притопал, не глядя себе под ноги, и ненароком ее раздавил. Хорошо еще, что не порезал ногу о стекло. Торговец же, скорее всего, сообщил в фирму и получил взамен новый автомобиль.
Отборное сено мне привозят раз в неделю на грузовике. Китайский импорт, стоит недешево, но поскольку это касается Диппи, отец не скупится. Сено хорошо пахнет. Я даже раз подумала, не приготовить ли из него салат, но стебли оказались слишком жесткими и несъедобными. Грузовик вываливает сено перед домом, а уж поднимать его в лифте на пятый этаж и укладывать в дальней комнате сто сорок, а то и сто пятьдесят вязанок приходится мне самой. Это занимает не меньше получаса. Я договорилась с водителем грузовика, чтобы он ни в коем случае не приезжал около двенадцати. Ведь если груз прибудет во время кормежки, Диппи, привлеченный его запахом, неровен час, развернется и одним махом слопает все содержимое грузовика. Если же грузовик попытается уехать — погонится за ним. Не в характере Диппи впадать в ярость, но мне кажется, это нечестно — выставить зверю такое количество корма, а потом убрать из-под самого носа.
Раз в месяц из сельскохозяйственной корпорации приезжают грузовик с транспортером, чтобы собрать навоз. Поскольку Диппи съедает много травы и листьев, его навоз — ценное удобрение. Транспортер и грузовик разъезжают по полю и наваливают в кузов разбросанные повсюду лепешки. Я часто подсаживаюсь в грузовик и катаюсь по полю. Навоз Диппи очень приятно пахнет. Уверена, каждый был бы горд, если бы его какашки так благоухали.
Денег за навоз я не получаю. Они поступают в распоряжение муниципалитета, в ведении которого находится поле. Хоть я и говорю, что у меня есть свой динозавр, с точки зрения закона, по словам отца, существуют деликатные проблемы. Формально я только осуществляю прокорм Диппи, а его огромное тело и флегматичная душа мне не принадлежат. Но меня это мало трогает. Ведь я одна могу себе позволить постучать Диппи по носу.
Знай я, что, свалившись с пятого этажа, останусь целой и невредимой, с удовольствием уселась бы верхом на Диппи. Как было бы здорово, сидя у него на голове, прокатиться по полю до самых гор. Если глядеть с высоты, многое кажется красивее. На ходу Диппи качает шеей из стороны в сторону, и все вокруг качается… Боюсь, что у меня бы закружилась голова… И все-таки я единственная в мире девочка, которая может прокатиться на диплодоке!
Среди домашних животных у динозавров есть одно преимущество. Они живут долго. Мой Диппи наверняка проживет не меньше ста лет. Даже состарившись, я буду по-прежнему кормить его сеном. Если к тому времени мне будет не на что купить сена, не исключаю, что придется пойти на что-нибудь нехорошее. Хотела бы я знать, многое ли прощается несчастной старушке…
