Джеймс Олдридж - Последний взгляд
Бо сказала мне, что она любит «Фиб», но ее бросает в дрожь при одной мысли о де Гесклене, который каким-то образом приходился ей родней. Она знала его уже много лет, и почти все, что она о нем рассказала, я потом нашел в Томми Барбане из романа Фицджеральда «Ночь нежна». Должно быть, Скотт придал Барбану многие черты де Гесклена, а во всем этом доме было что-то такое французское, такое бессердечное и так пахло большими деньгами, что в конце следующего дня я, сам не понимая почему, с радостью уехал из этого дома. Для меня была непонятна его атмосфера, и мне там не нравилось.
Мы приехали под вечер, охотиться было уже поздно, и Фиби де Гесклен отвела меня в комнатку над одной из конюшен во дворе. Комнатка была чистенькая, белая, заставленная громоздкой мебелью орехового дерева. Ночью я впервые в жизни слушал соловьев, но в начале второго раздался рев въезжавшей во двор машины с зажженными фарами. Это была «изотта». Скотт оставил в Фужере записку дляЗельды и Мерфи, и они приехали так, как любила приезжать Зельда, — чтобы сразу перебудить всех в доме.
Во дворе громко смеялись и кричали. Я услышал голос Скотта, предлагавшего вытащить всех из постелей и устроить небольшой выпивон. Потом я слышал, как Джеральд Мерфи увещевал его, сказав, что, если он не угомонится, Ги де Гесклен наверняка сойдет вниз и поставит его на место. А Скотти это будет неприятно, правда ведь?
— По-моему, де Гесклен любит Зельду, — прошептала мне Бо еще вечером, когда мы шли по двору. — Но к Скотту относится ужасно.
В половине шестого утра судомойка с голыми по плечи руками и темными усиками, стуча деревянными сабо, принесла мне чашку горячего черного кофе, кусочек сыру и корзиночку со свежими теплыми булочками. Потом без стука вошел малый в черных эспадрильях и положил на столик под окном кожаные краги, ягдташ, дробовик и патронташ.
— Rassemblement[4], — сказал он, хлопая локтями по бокам, какптица крыльями. И показал шесть пальцев. — Six heures…[5]
Позже мне довелось гостить в английском поместье и охотиться с собаками на красных куропаток в английской вересковой пустоши, и все было как-то чинно и хорошо организовано, никакой суеты и никакой путаницы. Но когда я спустился вниз, этот французский двор показался мне веселой деревенской ярмаркой. Солнце только всходило, и еще не рассеялась легкая дымка тумана во дворе, а он уже был полон людей. Почти полчаса де Гесклен разделял нас на группы с gardes champetres[6] во главе каждой (охотничьих собак не было) и наконец призвал нас всех к порядку, как хороших солдат.
— Будете стрелять попарно, — сказал он, — и держаться группами. В каждой группе будет по два gardes champetre, и еще один будет ждать вас с теми, кто не пойдет на охоту. Они приготовят ленч, вы будете закусывать в двенадцать часов. За расстояние между охотниками ответственны gardes, но ради бога не разбредайтесь в стороны. К сожалению, сегодня vent d'Est[7], но если у вас есть вопросы, лучше спросите у меня сейчас, потому что я тоже буду охотиться и не увижу никого из вас до конца охоты, то есть до вечера.
Мы, как настоящие солдаты, не задали ему никаких вопросов, хотя в этом «vent d'Est», очевидно, было французское остроумие и даже непристойность, потому что все засмеялись, — один только я не понял, в чем тут соль, пока Хемингуэй не объяснил Скотту, что для охоты на куропаток нужен ветер.
— И если ветер восточный, то нужно держать курс на восток, а там где-то будут загонщики с колотушками.
— Хорошо, но почему они смеются? — спросил Скотт.
— Кто их знает. Наверно, из-за кожевенной фабрики.
Фиби объяснила, что в пяти милях к востоку есть кожевенная фобрика, от которой в Ла-Герш идет страшная вонь.
— Ги несколько лет добивался, чтобы ее закрыли, и ничего не мог добиться. Тогда он ее купил, но оказалось, что она приносит уйму денег, и он не стал ее закрывать.
— По правде говоря, деньги де Гесклена очень дурно пахнут, — сказала Зельда.
— Ш-ш! — произнес Скотт. — Это все-таки деньги Фиби, не так ли?
— Тогда сыромятные кожи должны быть от фирмы Шанель, — сказала Зельда.
— Зельда! — воскликнула миссис Мерфи.
Зельда подтолкнула Фиби локтем.
— Она знает, что я хочу сказать, да, Фиб?
Фиби де Гесклен засмеялась, и в этом смехе чувствовались годы и годы смиренности и бесконечных сожалений, пусть даже о каких-то мелочах.
— Может, вы там прекратите сплетничать и станете по местам, — крикнул нам Ги.
Скотт воспринял это как приказ, адресованный ему лично.
— Сейчас будем готовы, Ги, не беспокойтесь.
Скотт, в чужих бриджах и зеленой шляпе, мгновенно взял на себя роль распорядителя, он советовался с егерями, пересчитывал ягдташи, осматривал ружья и то и дело подбегал к белому столу, где бронзово-загорелый коротышка крестьянин разливал кальвадос из оплетенной бутыли в стаканы толстого стекла.
— Знаешь, довольно, Скотт, — сказал Ги де Гесклен, подойдя к нашей группе. — Не воображай, что ты будешь бродить по моей земле, нахлебавшись яблочной водки, да еще с заряженным ружьем в руках. Напиться успеешь после охоты.
Скотт отнесся к его словам совершенно спокойно, и тут же опять побежал выпить, и тут же опять стал суетиться возле нас. Кажется, ему хотелось, чтобы Зельда тоже участвовала в охоте, хотя она была в туфлях на высоких каблуках, в белых шелковых чулках и в кремовой юбке в складку выше колен. Но Фиби убедила ее остаться.
— Должен же кто-то помочь мне готовить завтрак, — сказала она, — так что ты лучше побудь со мной, Зельда, а то от этих выстрелов я совсем дурею.
— Я никогда тебя не оставлю, — пылко заверила ее Зельда.
До сих пор Зельда не обращала на меня никакого внимания, если не считать шепотом произнесенного «здравствуйте». Супруги Мерфи мне улыбнулись. Бо была одета как мальчик, но выглядела серьезной школьницей, а Хемингуэй упражнялся, то и дело вскидывая свою двустволку. Быть в паре со Скоттом он наотрез отказался.
— Я слишком ценю свой зад, — сказал он.
Партнерами для них могли быть только Бо и я. И они по очереди бросили монетку — на право первого выбора.
Хемингуэй выиграл и выбрал Бо, заявившую, что она охотится с детства, и таким образом я достался Скотту.
— Ты хоть умеешь стрелять, Кит? — шепотом спросил Скотт, когда мы двинулись в путь вслед за нашим егерем в зеленой куртке с черной отделкой.
— Я снайпер, — сказал я.
— Да ну тебя.
— Иначе говоря, я стреляю неплохо, — сказал я, немножко сконфуженный своей шуткой.
— Мы должны их обставить, — серьезно сказал Скотт. — Мне все равно как, но мы должны принести больше птицы, чем Эрнест. Это страшно важно. В сущности, это отличная возможность кое-что доказать, Кит, и, ей-богу, я ее не упущу. Тебе не приходилось читать, что говорит Грант Аллен о джентльменах-убийцах, которые дни напролет занимаются рыбной ловлей, охотой и стрельбой?
— Нет.
— Он называет их титулованными варварами — прямыми потомками полудиких готов, которые уничтожили Римскую империю, и, как истинный джентльмен, утверждает, что только постоянная борьба с ними может сохранить культуру. Так вот, клянусь богом, я намерен бороться, и я намерен заставить Эрнеста приглядеться к себе в роли титулованного варвара.
Я никак не мог понять, что он под этим подразумевает и что собирается сделать, а Скотт начал вертеть ружьем так, как это делал Хемингуэй, и я даже Чуть испугался. Когда мы двинулись вслед за нашими егерями, Скотт крикнул Хемингуэю:
— Спорим на сто долларов, что мы принесем больше птицы, чем вы! Спорим, иначе ты просто трус!
— Не валяй дурака, — отрезал Хемингуэй.
— Ты трус!
— Ладно. Ладно. Раз ты такой дурак.
Мы зашагали по небольшому бугристому полю, справа и слева от нас были видны другие охотники. Наш егерь показал руками, куда нам можно стрелять, чтобы не мешать другим. Но Скотт был несколько растерян.
— Я даже не знаю, как выглядит куропатка, — сказал он мне. — У нее длинный хвост, да? Или то у фазана? Какого она цвета?
— Они скорее похожи на жирных голубей, — сказал я. — Только рыжеватые или серые, но я не знаю, какого они цвета здесь.
— А какой величины?
Я показал.
— Они обычно летают парами.
— Ну тогда я вряд ли промахнусь.
Я засмеялся. Но все же я немного нервничал из-за Скотта и его ружья и старался держаться позади него, особенно когда с обеих сторон захлопали ружейные выстрелы. Но мы еще минут десять спотыкались о кочки и канавы, пока я, наконец, не увидел двух куропаток — они выпорхнули из своего укрытия в небольшой копне сена и, прежде чем взлететь, пробежали по земле ярдов десять. Я думал, что Скотт выстрелит, но он стоял не двигаясь и изумленно глядел, как они взлетели против ветра, потом необыкновенно красиво и плавно сделали разворот и полетели по ветру, неизбежно обрекавшему их на гибель. Я не стал ждать. Я вскинул ружье и удачным выстрелом подбил одну из птиц.
