Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.
И мистер и миссис Гудхарт говорили тихо и были чрезвычайно вежливы друг с другом и со всеми остальными.
Ровно в половине второго Томас смешивал им по коктейлю. Их вкус не отличался разнообразием — они всегда заказывали «Кровавую Мэри». Потом Дуайер натягивал над палубой тент, и Гудхарты обедали тем, что привозили с собой из отеля. Обычно на стол ставились холодные лангусты, ростбиф, рыбный салат или холодная рыба с приправой из зелени, дыня с копченой ветчиной, сыр и фрукты. Они всегда привозили так много провизии, что, даже когда с ними обедали их друзья, еды оставалось вдоволь и для команды — не только на обед, но и на ужин.
Единственным хлопотным делом для Томаса было приготовление кофе, но с тех пор, как на яхте появилась Кейт, эта проблема перестала существовать. В первый же день рейса, когда она вышла из камбуза с кофейником, в белых шортах и белой, туго обтягивавшей ее пышную грудь тенниске с выведенным на ней синими буквами словом «Клотильда» и Томас представил ее, мистер Гудхарт одобрительно заметил: «Капитан, на вашем корабле плавание с каждым годом все приятнее».
Однажды Гудхарт спросил:
— Капитан, в этих краях много людей с фамилией Джордах?
— Я, честно говоря, не знаю. А что?
— Вчера я упомянул вашу фамилию в разговоре с помощником управляющего отелем, и он сказал, что в «Дю Кап» иногда гостит некий Рудольф Джордах с супругой.
— Это мой брат, — нехотя ответил Томас. Он чувствовал, что Гудхарт смотрит на него с любопытством, и догадывался, о чем тот думает. — Наши дороги с ним разошлись, — сказал он коротко. — В нашей семье он всегда считался самым умным.
— Как знать, — задумчиво сказал Гудхарт. — Может быть, именно вы оказались самым умным. Я работал всю свою жизнь и, только когда состарился и ушел на покой, могу позволить себе провести недельки две как сейчас. — Он печально усмехнулся. — Между прочим, меня в семье тоже считали самым умным.
Круиз в Испанию прошел неплохо, хотя у мыса Крус они попали в шторм и им пришлось простоять в порту целых пять дней.
«Клотильду» зафрахтовали два пузатых парижских бизнесмена с двумя молоденькими женщинами, определенно не их женами. Пары то и дело перетасовывались, но Томас обосновался на Лазурном берегу не для того, чтобы учить французских бизнесменов хорошему поведению. До тех пор пока они платят деньги и не разрешают своим дамам расхаживать на высоких шпильках, оставляющих вмятины на палубе, он не собирался препятствовать их развлечениям. Женщины загорали лишь в трусиках. Кейт это не очень нравилось, но у одной из француженок действительно была потрясающая грудь, а кроме того, это не слишком мешало «Клотильде», идти своим курсом, хотя, если бы на пути встретились рифы и если бы за рулем стоял Дуайер, они, скорее всего, сели бы на мель.
Девица с потрясающим бюстом недвусмысленно дала понять Томасу, что не прочь наведаться ночью к нему на палубу и слегка позабавиться, пока ее Жюль храпит в каюте. Но Томас сказал ей, что арендована только яхта и его услуги не предусмотрены. И без того хватает нервотрепки с этими пассажирами.
Из-за вызванной штормом задержки обе французские пары высадились в Марселе, чтобы успеть на поезд в Париж. Бизнесмены должны были в Париже забрать поджидающих их жен и остаток лета провести в Довилле.
Они возвращались в Антиб без заходов в порты, и Дуайер нес ночью восьмичасовую вахту, чтобы Томас и Кейт отоспались. В Антиб они прибыли до полудня. Томаса ждало два письма — одно было от брата, а второе написано незнакомым почерком. Вначале он распечатал письмо Рудольфа.
«Дорогой Том, — читал он. — Наконец-то я кое-что узнал о тебе, и, судя по всему, дела у тебя идут хорошо. Несколько дней назад мне позвонил мистер Гудхарт и рассказал, что плавал на твоей яхте. Как выяснилось, у нас с его фирмой есть кое-какие общие дела, и, полагаю, ему было любопытно узнать, что представляет собой твой брат. Они с женой пригласили нас к себе на коктейль. Как ты сам знаешь, Гудхарты очень милая пожилая пара. Они очень тепло отзывались о тебе, восторженно говорили о твоей яхте и о твоей жизни на море. Не исключено, что ты сделал лучшее капиталовложение река, так употребив деньги, вырученные за акции корпорации „Д.К.“. Не будь я слишком занят — а похоже, я дам себя уговорить и выставлю этой осенью свою кандидатуру на выборах в мэры Уитби, — я, не задумываясь, взял бы с собой Джин, сел в самолет и прилетел бы поплавать на твоей яхте по синему морю. Может, в следующем году мне это удастся. А пока что я прошу тебя сдать на один рейс „Клотильду“ (как видишь, Гудхарты рассказали мне все, и я знаю даже название твоей яхты) моему другу, который скоро женится и хотел бы провести медовый месяц на Средиземном море. Ты, наверное, его помнишь — Джонни Хит. Если он будет действовать тебе на нервы, посади его на надувной плот, и пусть себе путешествует сам.
Ну а говоря серьезно, я очень рад за тебя и хотел бы, чтоб ты написал мне. Если я чем-нибудь могу быть тебе полезен, пиши без всяких колебаний.
Любящий тебя Рудольф».
Прочитав письмо, Томас нахмурился. Ему не понравилось, что Рудольф напомнил ему, кому он обязан покупкой «Клотильды». Однако письмо было дружелюбным, погода стояла прекрасная, летний сезон проходил отлично, и глупо было портить себе настроение, вспоминая старые обиды. Он аккуратно сложил письмо и положил его в карман.
Второе письмо было от друга Рудольфа. Хит интересовался, может ли он рассчитывать на «Клотильду» с пятнадцатого по тридцатое сентября. Сезон подходил к концу, других предложений у Томаса не было, и еще один рейс был весьма кстати. Хит писал, что хочет поплавать вдоль побережья между Монте-Карло и Сен-Тропезом. Два пассажира на борту, короткий круиз — конец сезона будет нехлопотным.
Томас сел за стол и написал Хиту, что встретит его пятнадцатого либо в аэропорту в Ницце, либо на вокзале в Антибе.
Узнав, что стараниями Рудольфа у них будет еще один рейс, Кейт заставила Томаса написать брату благодарственное письмо. Томас уже собрался запечатать конверт, когда вспомнил, что брат предлагал ему писать без колебаний обо всех своих нуждах. А почему бы и нет? — подумал он. — От этого никто не пострадает. И в постскриптуме приписал: «Ты можешь оказать мне одну услугу? По ряду причин я до сих пор не могу вернуться в Нью-Йорк, но, возможно, эти причины отпали. Несколько лет я не получаю никаких известий о своем сыне и даже не знаю, где он, как и не знаю, женат ли я вообще. Мне очень хотелось бы увидеть его и, если это возможно, на какое-то время взять к себе сюда. Может быть, ты помнишь тот вечер, когда вы с Гретхен зашли ко мне после матча? Тогда в раздевалке был мой менеджер, я еще представил его тебе. Его имя Герман Шульц. По моим последним сведениям, он жил в отеле „Бристоль“ на Восьмой авеню, но, возможно, он там больше не живет. Если ты спросишь в конторе на Гарден, как тебе его найти, они выяснят, жив ли он еще и в Нью-Йорке ли. Он должен что-нибудь знать про Терезу и моего парня. Ты ему пока не говори, где я. Просто спроси, „держится ли накал“. Он все поймет. Если разыщешь его, сообщи мне, что он тебе скажет. Этим ты окажешь мне по-настоящему большую услугу, и я буду тебе очень благодарен».
