Павел Санаев - Хроники Раздолбая
— Да ладно, никто нас никуда не макал, — возразил Раздолбай, не чувствуя себя ущемленным.
— Не спорь со мной! Не спо-орь! Знаешь, чего я хочу? Спроси меня. Сыграй со мной в игру «что ты хочешь». Не надо минуту — все равно буду отвечать одно и то же. «Что ты хочешь, Мартин?» — спроси меня!
— Мартин, что ты хочешь?
— Я хочу быть Воландом!
Раздолбай прыснул со смеху.
— А вот не смешно! Ни фига не смешно вообще! Ты же не знаешь, как это… Думаешь, так, все круто… Знаешь, что такое «гаремное настроение»? Я тебе расскажу! Вот у тебя сделка… Ты все согласовал, отправил вагоны в Челябинск и прилетел сам, чтобы лично получить от бабая подпись и встать на погруз. Тебя встречает секретарша, проводит к бабаю. И тут он говорит, что подписать не может, потому что ему не дал добро имярек, которому должен разрешить имярек, а тому должен отмахнуть имярек, который не просто имярек, а первый помощник у Самого. Сам — ублюдок, трахающий школьниц. Реально школьниц! Я был у него в доме приемов, видел выводок девочек, которые его ждали… С такими тонкими ручками, ножками, костлявыми коленками… Фу, бля! Они ждали его, пили шампанское, звонили там домой, говорили буквально — «Мама, я у Светы, делаю уроки». И вот Сам должен дать помощнику ответ насчет нашей цепочки, а для него она не то что не главный бизнес, а так… услуга для каких-то своих людей, от которых ему надо что-то свое. И вот мы все, не последние люди, сидим, как дешевые шлюхи, и гаремно ждем, когда Сам изволит дотрахать школьницу, уделить время своему помощнику и дать ответ насчет нас. А он может про нас забыть! У него, понимаешь ли, «великие дела», а мы — пыль под ногами. Вагоны будут простаивать на путях, я буду торчать в гостинице в вонючей Челябе, где кислотный дождь оставляет на ботинках шанкры, торчать и думать — а не послать ли мне в жопу всю эту деловую жизнь? Я, конечно, не пошлю… Но я дико хочу быть Воландом! Я бы так стук-стук в приемную к Самому. Секретарша мне — ой, он сейчас занят! А я — да ничем он не занят, и занят быть не может, потому что ничего не смыслит в том, чем занимается. И ногой ему в дверь кабинета — бах! Превратил бы его в гусеницу, оставив человеческое сознание, и отправил в муравейник — пусть почувствует свое «величие». Что-то я так зол, что меня начинает отпускать… Не хочу, чтобы отпускало! Пошли к бару.
Возле стойки Мартин сказал, что виски, допитое за портьерой, отбило у него вкус к этому напитку на год вперед, и заказал текилу. Бросив в себя огненный глоток, Раздолбай посмотрел на сад. Ему хотелось, чтобы его снова закачало на волнах праздника, как было в начале вечера, но праздник словно подернуло тиной. На дорожках валялся мусор — окурки сигарет и сигар, смятые сигаретные пачки, осколки посуды. Почтительные официанты больше не подносили гостям высокие тонконогие бокалы, а устало слонялись, похлопывая себя по бедру пустым подносом в опущенной руке, или просто сидели и курили на лавках. Гости, которые не отправились танцевать на дискотеку, ухавшую где-то за деревьями, разбрелись по газонам. Сонные девушки покачивались как березки, держась за своих спутников-Барракуд, а Барракуды выпивали друг с другом, разливая по пластиковым стаканам купленный в баре алкоголь, и напоминали обычных уличных пьяниц. Двойники исторических личностей ходили как неприкаянные — свою долю внимания они исчерпали давным-давно. Только лампочки на деревьях светились так же волшебно, и устроитель-Хлестаков снова совершал круг почета на «Руссо-Балте», преследуемый свитой из ведьм и чертей, отдувавшихся, как новобранцы на последних километрах утреннего кросса.
Раздолбай подумал, что веселье пошло на убыль, и тут же увидел зрелище, которое стало олицетворением не убыли, а финала. Девушка в вечернем платье перегнулась через скамейку и стала мучительно извергать из себя все съеденное и выпитое. Стройные ноги в лаковых туфлях скребли по асфальту, словно копытца издыхающей лани, а смесь «Абрау» и тарталеток с паштетом удивительным образом не выглядела омерзительной, будто красота девушки облагораживала содержимое ее желудка.
— У-угх, у-угх, у-угх, бля… — стонала красотка.
— Смотри, красивая телка даже блюет красиво, — прокомментировал Раздолбай, толкнув Мартина в бок. От легкого толчка локоть Мартина сорвался с опоры, он воткнулся плечом в стойку бара и, как оказалось, проснулся.
— Опа-па-па-па, — воскликнул он и радостно засмеялся, — меня все-таки опять накрыло!
— Смотри, — снова кивнул Раздолбай в сторону девушки на скамейке.
— Светлокожая… Отшлепать по жопе — пойдут красивые пятна, — оценил Мартин и повернулся к Раздолбаю, раскрыв объятия. — Слушай, дико рад тебя видеть! Как у тебя вообще дела?
Раздолбай захохотал над тем, как похоже Мартин изобразил, будто ничего не помнит, Мартин расхохотался от того, что хохотал Раздолбай, и так они хохотали вдвоем, слабея ногами и повисая друг на друге, пока смех не выдавил из их легких последние капли воздуха. Отсмеявшись, Раздолбай заметил, что в центре сада началось какое-то движение.
— Пошли туда…
— Зачем?
— Там что-то есть…
— На ветвях?
— На площади.
— Пошли. Но все, что нам надо, есть у нас внутри. У тебя есть внутри то, что тебе надо?
— Не знаю.
— У меня есть. Я — Воланд… Воланд! — крикнул Мартин в лицо Калигуле, мимо которого они проходили. — Маслоу растечется маслом от такой потребности. Такая само-нахуй-актуализация будет, что у него жопа завернется. Э-э-э-э, держи меня!
Раздолбай с трудом удержал падающего Мартина за руку и, выписывая синусоиды, они пришли в центр сада, где ведьмы и черти готовили к запуску монгольфьер. В гондоле стоял высокий бородатый человек в зеленом плаще, на плече которого топтался привязанный за лапу голубь.
— Ждите полной луны! Я разгоню тучи, и луна откроется! — кричал бородач, вздымая над собой руки.
— Какой-то номенкалу… номелакурный колдун… — сказал Мартин. — Щас потягаюсь с ним силищей!
Он тоже воздел руки над головой, но в этот момент его похлопал по плечу низенький мужчина азиатской наружности.
— Фархад? — удивился Мартин. — Ты что здесь делаешь?
— Мартин Глебович, я за вами приехал. Вы велели вас в двенадцать забрать, скоро первый час. Я тут уже двадцать минут вас ищу, — ответил Фархад со смешным акцентом.
— Забрать меня? Куда?
— Домой, наверное.
— У меня нет дома. Я вечный странник.
— Я знаю, что ваш дом в гостинице «Украина», туда и поедем.
— Ехать нет… Я хочу дико лететь! Сейчас выкину этого хуя в плаще и полетим с моим Бегемотом.
Марин потащил Раздолбая к монгольфьеру, но под горловиной шара полыхнул огонь, и аэростат начал медленно подниматься.
