Джон О'Хара - Жажда жить
— Ну, я не знаю, Артур, — пожал плечами Холлистер. — Она, конечно, хочет добра, но мороженое с содовой в «Йессле»… не думаете же вы, что это может произвести на меня такое же впечатление, как на Мэри Кемпер.
— Впечатление? На вас? А я и не думаю, что она хотела произвести впечатление на вас, меня или Мэри. Не похоже, что она из тех, кто пытается произвести впечатление, а уж коли на то пошло, то с ее деньгами она бы не в «Йессл» нас пригласила.
— Пожалуй, так.
— Не надо быть таким подозрительным, Джек, вам же легче жить будет. Ладно, действительно пора за работу. До завтра.
— До завтра. — Не дожидаясь лифта, Холлистер взбежал по лестнице и сел за стол. Он проработал больше часа — исправляя подписи к иллюстрациям, раздавая задания на вечер и на ночь, просматривая гранки завтрашнего утреннего выпуска — и уже засобирался домой, когда его окликнул Харолд Джефф, совмещавший в одном лице заместителя редактора городского выпуска, копировальщика, правщика, спортивного репортера и вообще мастера на все руки:
— Джек, тебя по пятой вызывают.
— Кто?
— Женщина. Говорит, по личному вопросу.
Холлистер поднял телефонную трубку, на которой была намалевана цифра 5.
— Слушаю.
— Мистер Холлистер? Это Грейс Тейт. Хорошо, что я вас застала. Я вот по какому поводу звоню. Только что домой приехала, на ферму, а по дороге все думала, что́ это я, как хозяйка, вломилась в редакцию…
— Но так оно и есть, — прервал ее Холлистер.
— Что так и есть?
— Вы и есть хозяйка.
— Да-да, но вот что меня смущает, почему я и звоню. Я не имела права заявляться и едва не волоком тащить вас всех в кондитерскую. Ехала и думала, что, наверное, помешала вам работать и теперь приходится наверстывать, сидеть допоздна. Я пыталась связаться с мистером Буллом и Мэри, но они уже ушли домой.
— Да что вы, миссис Тейт, напротив, мы вам очень благодарны, все было прекрасно. Чрезвычайно любезно с вашей стороны.
— По-моему, вы сами не очень-то верите в то, что говорите, но я вас не виню. Так вот, я звоню, чтобы извиниться. Я хочу, чтобы вы знали, что мне самой не нравятся такие вещи и амплуа леди Благодетельницы никогда не импонировало, хотя, боюсь, нынче днем именно в этой роли я и выступила… Вот, собственно, и все, что я хотела сказать. Мистеру Буллу и Мэри позвоню завтра.
— Не надо, по крайней мере девушке не звоните. Она на седьмом небе, и, если вы начнете извиняться, половина восторга пропадет. Что касается Булла… ну, при ближайшей встрече скажите что-нибудь, если угодно, но, право, не стоит делать из этого проблемы.
— Ясно.
— Алло, алло, плохо слышу.
— Я здесь. Просто задумалась. Выходит, вы единственный, перед кем мне действительно надо извиниться.
— И передо мной не надо. Я отлично провел время!
— Мистер Холлистер, вообще-то я ни перед кем не обязана извиняться. Просто мне так захотелось.
— Что ж, воля ваша. В таком случае извинения принимаются. — Холлистер засмеялся.
— Что тут смешного?
— Да так, подумалось вдруг. Извините, конечно, но мне тоже не нравится леди Благодетельница. Я уволен?
— Как вы сказали, уволен?
— Ну да. Освобожден от должности. Выброшен на улицу.
— Мистер Холлистер, у вас сложилось совершенно превратное обо мне представление, и хотелось бы, чтобы вы от него избавились. Я бы ни за что в жизни вас не уволила, а уж за какие-то мелкие уколы тем более. Это вообще не мое дело — увольнять вас. Насколько мне известно, вы вполне успешно справляетесь со своими обязанностями, так за что же вас увольнять или предлагать кому-нибудь, чтобы вас уволили? Правда, кое-кого я сегодня действительно уволила. Горничную. Но это действительно входит в мои обязанности — смотреть за тем, чтобы у нас с братом были хорошие горничные.
— И все же мне стоит смотреть в оба, — сказал Холлистер. — Если вы будете проявлять интерес к газете…
— Нет, даже в этом случае я ни за что вас не уволю, тем более по личным мотивам.
— Но держу пари, больше меня в «Йессл» вы не пригласите.
— Да, напрасно я это. Обещаю, мистер Холлистер, больше этого не повторится, и еще раз извините, что из-за меня вам пришлось так засидеться на работе.
— Минуту, миссис Тейт, не вешайте трубку.
— Да?
— Теперь моя очередь извиняться.
— За что?
— Не за леди Благотворительницу. Это шутка, конечно, а я сейчас не шучу. Прошу прощения за подозрительность и дурные манеры и еще за то, что мне не хватило такта и сообразительности правильно вас понять. Чувствую, наговорил много, но все — правда. Извините также за то, что все не так понял. Умнее надо быть и помнить, что вы никогда не пытались употребить власть, чтобы снять какой-нибудь материал с полосы. Хотя могли бы.
— Спасибо, мистер Холлистер, — сказала Грейс.
— Я стараюсь быть независимым, но одно дело независимость, а другое грубость.
— Да ладно. Ну что — друзья?
— Надеюсь.
— Я тоже. Да, еще одно, хорошо бы… вы человек раздражительный?
— В общем, да, хотя не такой, как раньше.
— В таком случае мне, наверное, лучше помолчать.
— Если не скажете, не знаю, что сделаю, — тут же взвился Холлистер.
— Ну что ж, тем более что мы договорились быть друзьями. Так вот, как друг, должна сказать вам следующее. Вы там что-то говорили о независимости?
— Всю жизнь к ней стремлюсь.
— В таком случае будьте независимы, откажитесь от своей нынешней машины.
— Как так? — удивился Холлистер.
— Вам ведь город машину предоставляет?
— Да. Понимаю, к чему вы клоните.
— Я в этих вещах мало что смыслю и машину никогда не видела, но другие видели, и идут всякие разговоры. Откажитесь от нее, мистер Холлистер. Если вам нужна машина, редакция предоставит вам заем, потом отдадите из жалованья. Но не надо больше ездить на нынешней. Это нехорошо для вас и нехорошо для газеты.
— Вы правы. Спасибо за совет.
— Вы ведь догадываетесь, откуда мне все это известно?
— От брата, наверное?
— Естественно. Ему такое положение не нравится, да и вашему шефу тоже. Насколько мне известно, мистер Кэмпион собирается на это вам указать. И на вашем месте я бы не стала ждать и все сделала сама.
— Так оно и будет. Обещаю. Вы и впрямь хороший друг.
— Стараюсь. Всего доброго, мистер Холлистер.
— Всего доброго, миссис Тейт.
Через некоторое время Холлистер вышел из редакции, сел в машину и поехал в гараж мэрии. Почти тут же, увидев, как тщательно тот запирает дверь, появился главный механик.
— В чем дело, Джек? Опять стартер?
— Да нет, со стартером все в порядке. Просто мне больше не нужна эта машина, возвращаю.
— Почему? Что-нибудь не так? Мне казалось, у тебя с городскими властями хорошие отношения, особенно сейчас.
— Так оно и есть. Просто я только что получил урок.
— Ну, даром он не пройдет, — засмеялся механик, — это я уже сейчас могу сказать.
Холлистер поехал домой на трамвае.
* * *Квартал Норсенд-Парк, где находился дом Холлистеров, пользовался в Форт-Пенне хорошей репутацией.
Первый в своем роде, как в городской черте, так и за ее пределами, этот район нравился молодым парам, ради которых, собственно, и застраивался. Тут были три земляных теннисных корта и при них небольшой клуб в колониальном стиле, в раздевалках которого не было шкафчиков для одежды, а из душа никогда не лилась горячая вода. Помимо того, в клубе имелось относительно просторное помещение для танцев и собраний. Что касается последнего, то население района тут действительно изредка встречалось, а вот танцы для молодых отцов и матерей не устраивались, по крайней мере начиная с 1919 года, хотя речь об этом пару раз заходила. Молодые родители были слишком заняты заботами о доме, чтобы предаваться светским развлечениям, а всякий, у кого оказывалось свободное время, автоматически попадал под подозрение: считалось, что в доме не может быть больше одной служанки, которая здесь называлась горничной, а в других районах Форт-Пенна просто домработницей. Горничная делала свою часть той работы, которую выполняла и молодая хозяйка: готовка, уборка дома, стирка той части белья, что не посылалась прачке (в других районах города она называлась мойщицей). Предполагалось, что горничная живет отдельно от семьи и ее рабочий день заканчивается в половине девятого вечера. Вообще-то в каждом доме Норсенд-Парка имелась комната для горничной, но практически каждую из них занимали сын или дочь хозяев. Тем не менее, при всей своей тесноте и неудобствах, Норсенд-Парк пользовался завидной репутацией. Когда молодая женщина давала в универмаге адрес доставки — Вашингтон, Адамс, Джефферсон или Гарфилд-террас, а то и Массачусетс, Огайо или Флорида-драйв, продавщицы с улыбкой кивали: «Ну да, это ведь в Норсенд-Парке, верно?» И даже если не произносили вслух, то покупательница видела, что люди, ее обслуживающие, сами рассчитывают когда-нибудь там поселиться. Это был синоним, или, если угодно, символ принадлежности к племени молодых, к белым воротничкам, христианской общине, Форт-Пенну, как минимум во втором поколении, большинство представителей которого могли смело рассчитывать в недалеком будущем на скромное наследство, при этом для получения денег не надо будет ждать подтверждения чистоты счета. Дома, выстроенные пораньше, представляли собой модифицированные калифорнийские бунгало, второе поколение — коттеджи, как в Кейп-Коде, только архитектура подразумевала наличие террасы. У всех домов в Норсенд-Парке были просторные террасы.
