Джером Сэлинджер - Собрание сочинений
Подружка невесты и миссис Силзбёрн повели всех к «Шраффтсу». Шли они парой — почти как скауты-разведчики — направленьем на юг по восточной стороне Мэдисон-авеню. Закончив брифинг водителя, лейтенант их догнал. Или почти догнал. Он чуть приотстал, дабы наедине с собой извлечь бумажник и понять, очевидно, сколько при нем наличности.
Дядя отца невесты и я замыкали ряды. Оттого ли, что он распознал во мне друга, или же просто оттого, что мне выпало владеть карандашом и блокнотом, но старичок даже не притянулся, а вскарабкался ко мне и занял позицию, пригодную для прямохождения. Верхушка его красивого шелкового цилиндра не вполне доставала мне до плеча. Я задал невеликий темп ходьбы — из уважения к длине старичковых ног. К концу квартала или около того мы отставали от прочих уже значительно. Вряд ли нас обоих это сильно тревожило. Время от времени, помню, шагая бок о бок, мы с моим другом поглядывали вверх и вниз соответственно и обменивались идиотскими гримасами наслаждения взаимным обществом.
Когда мы со спутником достигли вращающихся дверей «Шраффтса» на Семьдесят девятой, подружка невесты, ее муж и миссис Силзбёрн уже стояли там несколько минут. В ожидании выглядели они, как мне помстилось, крайне грозной монолитной троицей. Они беседовали, но едва приблизилась наша разномастная парочка, смолкли. В машине, всего парой минут ранее, когда мимо с ревом шагал отряд горнистов и барабанщиков, общее неудобство, едва ли не общее горе придало нашей маленькой группе какое-то подобие союза — той разновидности, что временно сообщается туристам «Кука»,[274] которых грозовой ливень застиг в Помпеях. Теперь же, когда мы с крохотным старичком добрались до вращающейся двери «Шраффтса», стало совершенно ясно, что буря миновала. Мы с подружкой невесты обменялись взглядами узнаванья — не приветствия.
— Закрыто на переделку, — холодно констатировала она, глядя на меня. Неофициально, однако безошибочно она выбрала меня третьим лишним, и в тот миг — в причины вдаваться мне хочется не особо — меня ошеломило собственной отдельностью и сиротливостью гораздо сильнее, чем прежде. Примерно одновременно с этим, следует отметить, оживился и мой кашель. Из заднего кармана я вытянул носовой платок. Подружка невесты повернулась к миссис Силзбёрн и своему супругу.
— Тут где-то есть «Лоншам»,[275] — сказала она, — только я не знаю, где.
— Я тоже, — ответила миссис Силзбёрн. Казалось, она готова расплакаться. И лоб ее, и верхняя губа покрылись испариной, сочившейся, очевидно, даже сквозь толстый слой грима. Под левой рукой она держала черную сумочку из лакированной кожи. Держала, как любимую куклу, а сама при этом выглядела нарумяненной и напудренной в экспериментальном порядке, однако до крайности несчастной девочкой, сбежавшей из дому.
— Нам не найти здесь такси ни за какие коврижки, — пессимистично изрек лейтенант. Выглядел он тоже неважнецки. Его фуражка «небесного фигуриста» смотрелась только что не жестоко неуместной над бледной, потной, глубоко небестрепетной на вид физиономией, и, помню, меня так и подмывало сдернуть ее или же хоть как-то поправить, чтоб не торчала уж чересчур набекрень, — тот же соблазн, что, из общих соображений, может посетить на детском утреннике, где неизменно бывает какой-нибудь маленький, до крайности невзрачный ребенок в бумажном колпаке, то и дело съезжающем на одно, а то и на оба уха.
— Господи, ну и денек! — за всех нас выразилась подружка невесты. Ее ободок искусственных цветов сбился, и она совершенно взмокла, однако самым поистине уязвимым в ней по — прежнему оставался лишь этот отдаленнейший, так сказать, отросток — ее букет гардений. Она по-прежнему, хоть и рассеянно, держала его в руке. Он, очевидно, не пережил надругательств. — Что будем делать? — вопросила она с нехарактерным для нее пылом. — Пешком мы туда не дойдем. Они живут практически в Ривердэйле.[276] У кого-нибудь есть блестящие мысли? — Сначала она посмотрела на миссис Силзбёрн, затем на мужа, и только потом — вероятно, в отчаяньи — на меня.
— У меня квартира тут недалеко, — неожиданно и нервно ответил я. — Вот в этом же квартале вообще-то. — У меня до сих пор такое чувство, что информацию эту я предоставил громковато. Вполне возможно, прокричал. — Это наша с братом квартира. Пока мы в армии, там живет моя сестра, но сейчас ее нет. Она служил в «Волнах» и уехала в какую-то командировку. — Я посмотрел на подружку невесты — или в некую точку у нее над головой. — Вы по крайней мере можете оттуда позвонить, если желаете, — сказал я. — Кроме того, в квартире есть кондиционер. Можно там остыть минутку и передохнуть.
Когда первый шок подобного приглашения сгладился, подружка невесты, миссис Силзбёрн и лейтенант устроили совещание — одними глазами, но, судя по виду, решения ожидать не приходилось. Первой зашевелилась подружка невесты. Сначала посмотрела — вотще — на двух остальных, рассчитывая на какое-то мнение по данному вопросу. Затем повернулась ко мне:
— Так, говорите, у вас есть телефон?
— Да. Если только моя сестра его вдруг не сняла, а я не знаю, зачем бы ей это понадобилось.
— Откуда нам знать, не окажется ли там вашего брата? — осведомилась подружка невесты.
Это крохотное соображение мне в перегретую голову не пришло.
— Вряд ли, — ответил я. — Он может, конечно, — это и его квартира, — но, по-моему, вряд ли. Правда.
Подружка невесты на миг воззрилась на меня в упор — и даже не вполне грубо для разнообразия, если не считать грубыми детские взгляды. Затем снова повернулась к мужу и миссис Силзбёрн и сказала:
— Можем попробовать. По крайней мере, сумеем позвонить. — Те согласованно кивнули. Миссис Силзбёрн дошла даже до того, что вспомнила о манерах, потребных при получении приглашений перед входом в «Шраффтс». Сквозь пропеченную солнцем штукатурку с ее лица ко мне пробилось подобие улыбки Эмили Пост.[277] Насколько помнится, улыбка эта мне была очень кстати. — Тогда пойдемте же с этого солнцепека, — распорядился наш предводитель. — А с этим мне что делать? — Ответа она решила не дожидаться. Подошла к обочине и без сожалений отцепилась от увядшего букета гардений. — Ладно, веди, Макдуф,[278] — сказала она мне. — Мы пойдем за вами. И я могу сказать только одно: лучше, если его там не окажется, или я этого мерзавца убью. — Она посмотрела на миссис Силзбёрн. — Прошу прощения — но я серьезно.
Как было велено, я двинулся первым, почти счастливый. Мгновенье спустя в воздухе подле меня материализовался шелковый цилиндр — значительно ниже и левее, и мой особый, лишь номинально не приданный мне спутник ухмыльнулся снизу вверх; на краткий миг я подумал, что он сунет ладошку мне в руку.
Трое гостей и мой единственный друг оставались в коридоре, пока я быстро осматривал квартиру.
Все окна были закрыты, два кондиционера поставлены на «выкл.», и первый вдох я сделал как в кармане чьей-то старой енотовой шубы. Во всей квартире как-то тряско урчал только престарелый холодильник, который мы с Симором купили с рук. Моя сестра Тяпа по-своему — по-девчачьи, по-военно-морскому — выключать его не стала. Больше того, по всей квартире нынче без счета наблюдались мелкие неряшливые признаки того, что здесь теперь правит морячка. На диване подкладкой вниз валялся симпатичный темно-синий китель энсина. На кофейном столике перед диваном стояла открытая коробка конфет «Луи Шерри» — полупустая, а несведенные конфеты, по всему видно, плющили, чтобы разведать начинку. На письменном столе — рамка с фотографией весьма дерзновенного на вид молодого человека: его я раньше не видел. Все же пепельницы, куда ни падал глаз, распускались пышным цветом мятых косметических салфеток и сигаретных окурков, испачканных губной помадой. Я не стал заходить ни в кухню, ни в спальню, ни в ванную — только открыл двери и посмотрел, не таится ли где Симор. Во-первых, у меня как-то не было сил, и я ленился. Во-вторых, я довольно-таки плотно занялся подъемом жалюзи, включением кондиционеров и опустошением пепельниц. Кроме того, меня почти тут же приступом взяли остальные бойцы нашего отряда.
— На улице прохладнее, — сказала подружка невесты вместо приветствия, заходя в квартиру.
— Я сейчас буду с вами, — ответил я. — По-моему, у меня этот кондиционер не работает. — Кнопку «вкл.», похоже, заело, и я деловито в нее тыкал.
Пока я разбирался с выключателем — не сняв, насколько я помню, даже фуражки, — остальные с немалым подозрением перемещались по комнате. Краем глаза я за ними наблюдал. Лейтенант подошел к письменному столу и теперь стоял, уставившись на три-четыре квадратных фута стены прямо над ним, куда мы с братом по причинам подчеркнуто сентиментальным прикнопили сколько-то глянцевых фотографий восемь на десять. Миссис Силзбёрн села — неизбежно, как мне показалось, — в единственное в комнате кресло, где раньше любил спать мой покойный бостонский терьер; подлокотники, обитые грязным рубчатым плисом, были тщательно обслюнявлены и пожеваны во многочисленных собачьих кошмарах. Дядя отца невесты — мой большой друг — как-то исчез совсем. Подружка невесты тоже вдруг куда-то подевалась.
