Джеймс Риз - Книга теней
Трое других подтверждают эффективность данного метода. Одна добавляет: «Ни за что на свете не используйте мужское растение. Также и женское, если ягоды на нем светятся на рассвете».
Я выдохлась и прошу устроить второй перерыв.
Т. дает мне четверть часа, и я уже готова счесть ее бесчувственной, но она достает из складок платья флакон чрезвычайно душистого масла и просит меня протянуть ей правую руку. О да, да… я с радостью откладываю перо.
Заседание продолжается.
Сестра объясняет, как следует надлежащим образом употреблять травы, которые в сочетании с определенными заклинаниями наводят, как она обещает, «божественный сон». Перечисленные травы: вьюн, сладкий ирис, пятилистник, масличные растения и, наконец, соланум сомниферум; добавьте к ним чуточку крови летучей мыши. «Вотрите все это в слепленный из животного сала шар размером с кулак». Эти слова, этот невообразимый рецепт – все это звучит так странно в передаче изысканной итальянской ведьмочки, стоящей передо мной в ярких шелках. Правда, у нее на шее висит на цепочке миниатюрный ритуальный нож с блестящим золотым лезвием, таким друиды срезали ветки омелы, но он выглядит скорее как орудие убийства, чем как орудие белой магии. Вот она замолкает, чтобы пригубить вина. Это мое вино? А может, она принесла с собой свое? Продолжает говорить (по-французски, в своеобразной манере, то и дело выделяя кажущиеся ей наиболее важными слова) и подводит итог сказанному. Резюме: «Полученная таким образом мазь лучше всего впитывается увлажненными тканями вагины, на которые и следует ее наносить в довольно большом количестве». Кивнув мне, она садится, вернувшись в круг.
По поводу ее сообщения следуют вполголоса какие-то высказывания, но я ничего не могу разобрать. Далее: очередь говорить следующей сестре. Она стара, и у нее усталый вид. На ней бретонский шарф из тончайших кружев. Сестры слушают ее уважительно. «В последние годы я чаще всего использовала следующее, – повествует она, рассказывая о ворожбе. – Берете аконит, две капли маковного сока, но не более двух капель, наперстянку, листья тополя и пятилистник, все это растирается и разводится в пчелином воске, и добавляется миндальное масло». Завязывается дискуссия о том, как лучше всего отмерить ровно две капли маковного сока. (Справиться: что же такое маковный сок?)
Чтобы отмести все сомнения, бретонская ведьма напоминает присутствующим, что именно она предсказала смерть через утопление семье Гремийон за несколько дней до того, как та действительно приключилась; более того, именно она «напророчила» недавнее происшествие в Квимпере, эту жуткую историю с двумя коровами и свихнувшимся молочником. Садится, торжествуя.
Другая ведьма в пику предыдущей предлагает зелье собственного состава: «Ядовитый паслен, черная белена, дикий сельдерей, петрушка и пригоршня дурмана, истолченного алебастровым пестиком. Основой для этой мази является топленое сало борова». Завязывается обсуждение, которое трудно записывать. Вместо этого мне видятся брюссельские кружева на манжетах давешней ведьмы, обмакнутые в плошку с кипящим свиным жиром. Что-то не нравится мне в этой ведьме. (Интересно, откуда она? Должно быть, из Нидерландов. Это вполне возможно: я случайно подслушала, как она говорила, что только накануне провела в карете семь часов.) И теперь наконец она садится.
Ой, а это кто такая? Что за вонючее, чумазое создание выходит на середину круга? (И тут же я слышу шепот – она живет в дупле дерева в самой чаще Булонского леса. Неужели вправду?) Предложенная ею тема: ведовство.
Пропись первая: болиголов, аконит, листья тополя, а также сажа, разведенная в сале… мертвого младенца.
Крики негодования.
Ведьма оправдывается, утверждая, будто никогда не убивала младенцев специально для данного снадобья; о нет, она собирает их бедные трупики на кладбище при детском приюте Св. Адольфа, предназначенном для умалишенных крошек, сторож которого ради прокорма своих трех сынишек не обращает внимания ни на нее саму, ни на ее лопату. В ее адрес опять летят оскорбления. Одна из ведьм пробует использовать против нее какой-то амулет, а та плюется в ответ, сыплет проклятиями в адрес своих названых сестер. Некоторые смеются, другие, в свою очередь, стараются проклясть се посильнее. Та обзывает сестер лицемерками, говоря, что все они наживаются на торговле трупами. (Неужто действительно так?) Ведьма возвращается на прежнее место; униженная и разозленная, она заявляет, что не поделится самым ценным секретом одного из своих снадобий, который узнала не от кого другого, как от самой Лавуазен.
Мертвая тишина. Это имя заворожило присутствующих. (Справиться: кто такая Лавуазен?)
Теоточчи принимается упрашивать эту лесную «дриаду». Она должна рассказать. Ради меня, хозяйки. «Ведь именно для этого мы все и пришли, – говорит она, – именно потому и рискнули собраться». Как неофитка, призвавшая сестер-ведьм на Эсбат, я обязана выслушать все и внести в протокол. Злюка сопротивляется. Она сидит, скрестив иссохшие руки на своей впалой груди. Ее бледное, изможденное лицо если что и напоминает, так череп над перекрещенными костями с пиратского флага! (Как мне хочется, чтобы эти старые мерзкие твари убрались из моего дома! Как я хочу, чтобы этот вечер наконец кончился!..) К счастью, ведьма из Булонского леса уже встает. Похоже, ни одна из присутствующих колдуний не смеет перечить Теоточчи.
«Этот секрет, – сообщает лесная колдунья, – никому не известен». Сестры презирают ее, однако слушают очень внимательно. Та снова мямлит, жалуясь, что это секрет, и вдруг, словно дразнясь, решительно выпаливает: «Нет, нет, нет. Не могу. Это слишком опасно… не проверено; не годится для протокола». И снова занимает свое место.
Сестры задеты… Мольбы чередуются с оскорблениями. Уговоры, угрозы. Вспоминаются правила проведения Эсбата. И все-таки ведьма сидит молча. Она не станет, она не может делиться с кем-либо таким опасным, таким…
Но, разумеется, это всего лишь увертки.
«Об этом, – наконец говорит она, снова возвращаясь к интересующей всех теме, – поведала моей мистической сестре ее мистическая сестра, которая все узнала от ученицы самой Лавуазен». И вновь это имя производит сильнейшее впечатление на слушающих. Лавуазен… Кажется, я о ней что-то слышала. Разумеется, слышала, не могла не слышать, но вот кто она? Я бросаю взгляд на Теоточчи, и та поясняет: «Лавуазен – ведьма, состоявшая при маркизе де Монтеспан, любовнице Людовика XIV, устроившая для нее множество черных месс, составившая множество магических заклинаний». Не слишком охотно Т. добавляет, что Лавуазен любила использовать для своих снадобий кровь детей. Говорят, она добавляла ее в вино, которое пила, и даже купалась в ванне, наполненной такой кровью. На судебном процессе выяснилось, что она принесла в жертву своей магии более двух тысяч детских жизней. В 1680-м, после того как ее высокие покровители были отправлены кто в ссылку, а кто в тюрьму, эту ведьму сожгли вместе с ее тридцатью шестью ученицами.
