Гарольд Роббинс - Охотники за удачей
— Как я узнаю, что конец близок?
— Наблюдайте за мочой в пакете, — ответил хирург. — Чем она краснее, тем ближе. Когда почка выделяет кровь вместо мочи, это значит, что рак захватил ее полностью.
Глаза старика оставались ясными и умными.
— Значит, я умру от отравления мочой.
— Возможно. Если что-нибудь еще не откажет.
Стэндхерст вдруг рассмеялся.
— Черт, док! Я ведь мог бы это сделать уже двадцать лет назад, если бы не бросил пить!
— Но сколько забавного вы пропустили бы! — со смехом ответил хирург.
— Вы, социалисты, наверное, объявите национальный праздник.
— Не знаю, мистер Стэндхерст. Кого нам тогда ругать?
— Найдете, — весело заверил его тот, — Херст и Паттерсон ведь никуда не денутся.
Хирург протянул руку.
— Ну, мне пора, мистер Стэндхерст.
— До свидания, док. И спасибо.
— До свидания, мистер Стэндхерст. — Глаза врача стали серьезными. — Мне очень жаль.
У двери Стэндхерст окликнул его:
— Вы не окажете мне услугу, док?
— Постараюсь, мистер Стэндхерст.
— Та медсестра из операционной, — сказал Стэндхерст. — С серыми глазами и сиськами.
— Мисс Дентон?
— Да, если ее так зовут.
Хирург кивнул.
— Она сказала мне, что если я захочу видеть ее без маски, она меня навестит. Передайте доктору Колтону, что я прошу ее прийти ко мне на ланч.
Хирург рассмеялся.
— Хорошо, мистер Стэндхерст.
8
Дженни взяла бутылку шампанского и наполнила высокий бокал с кубиками льда. Вино красиво вспенилось. Вставив в бокал соломинку, она подала его Стэндхерсту.
— Твой лимонад, Чарли.
Он озорно ухмыльнулся.
— Если хочешь, чтобы тебя раздули газы, шампанское подействует лучше любого лимонада. — Он сделал глоток и рыгнул. — Выпей. Может, почувствуешь прилив страсти.
— А какой тебе в этом прок, Чарли? — парировала Дженни.
— Мне будет приятно вспоминать, что бы я сделал, случись такое лет двадцать назад.
— Сорок, чтобы наверняка.
— Нет. — Он покачал головой. — Лучше двадцать. Тогда я больше стал ценить это: понимал, что осталось недолго.
Телетайп затрещал, и, подойдя к нему, Дженни оторвала листок желтой бумаги.
— Рузвельта избрали на второй срок, — сказала она, вручая ему листок.
— Так я и знал, — ответил Стэндхерст. — Теперь им от этого сукина сына не избавиться. Но мне-то что? Меня уже не будет.
Едва он успел договорить, как зазвонил телефон. Звонили из его газеты. Дженни сняла трубку и подала ему.
— Стэндхерст, — сказал он.
В трубке задребезжал чей-то голос. Стэндхерст бесстрастно слушал.
— Нет, черт возьми! Время передовиц придет после того, как он произнесет первую речь. Мы хотя бы будем знать, какие обещания он собирается нарушить. Никаких передовиц до завтрашнего утра. Это относится ко всем газетам. Передайте по телетайпу.
Он положил трубку. Телетайп снова затрещал. Дженни подошла и взглянула на текст, который появлялся на желтой бумаге.
— Уже передали, босс, — сказала она.
— Хорошо, а теперь выключи эту проклятую штуковину, чтобы мы могли поговорить.
Она щелкнула выключателем и села возле него. Он потягивал через соломинку шампанское, а она закурила.
— Что собираешься делать, когда кончится эта работа?
— Пока не думала.
— Пора подумать, — ответил он. — Недолго осталось.
Она улыбнулась ему.
— Торопишься избавиться от меня?
— Не говори глупостей. Я все еще жив только из-за тебя.
Что-то в его тоне заставило ее пристально взглянуть на него.
— Знаешь, а ты, похоже, говоришь правду.
— Конечно! — рявкнул он.
Внезапно, растрогавшись, она подошла и поцеловала его в щеку.
— Эй, сестра Дентон, — сказал он. — Кажется, ты начинаешь сдаваться. Я все-таки затащу тебя в постель.
— Я давно твоя, Чарли. Жаль только, что мы так поздно встретились.
Она говорила правду. В тот первый день, когда Дженни зашла к нему после операции, он сразу понравился ей. Она знала, что он умирает, и вскоре поняла, что он тоже это знает. Но это не мешало ему играть роль кавалера. Завтрак ему доставили из лучшего ресторана на машине с полицейским эскортом. Вместе с блюдами прибыли метрдотель и два официанта.
Он сидел в кровати, пил шампанское и наблюдал за тем, как она ест. Ему понравилось, как она ела. Малоежки обычно оказываются эгоистичными партнерами. Он, как всегда, мгновенно принял решение.
— Мне предстоит какое-то время болеть, — сказал он. — Мне понадобится медсестра. Вас это не заинтересует?
Она удивленно взглянула на него.
— Существуют специальные сиделки, мистер Стэндхерст. Возможно, они подойдут вам больше.
— А я пригласил вас.
— Я работаю в Лос-Анджелесе, — сказала Дженни. — У меня хорошее место. Иногда меня приглашают в клиники вроде этой.
— Сколько вы получаете?
— Восемьдесят пять долларов в неделю, плюс квартира и стол.
— Я буду платить вам тысячу в неделю, плюс квартира и стол.
— Но это же смешно!
— Разве? — переспросил он, внимательно глядя на нее. — Я могу себе это позволить. Перед отъездом врач сказал, что мне осталось только три месяца.
Официант подлил ей еще кофе.
— Вы будете здесь еще около трех недель, — сказала она. — Я как раз успею подать заявление об уходе. Когда мне приступать?
— Прямо сейчас. А заявление подавать не надо. Я сказал Колтону и вашему начальству, что вы будете работать у меня.
Мгновение она молча смотрела на него, потом поставила чашку и встала. Она сделала знак официантам, и они укатили обеденный столик.
— Эй, что происходит? — спросил Стэндхерст.
Дженни молча читала его историю болезни. Потом она вернулась и вынула из его руки бокал с шампанским.
— Если я работаю у вас, — сказала она, — то вам пора отдохнуть.
* * *«Никогда время не течет так быстро, как в самом конце», — подумал он. Все ощущалось острее, ум его был ясным, и даже решения принимались легче. Возможно, что их результатов он уже не увидит: спор с могилой никому не выиграть.
Боль ударила его как ножом. Он не поморщился, но понял, что она поняла. Между ними возник странный контакт. Слова были не нужны. Иногда ему казалось, что она испытывает ту же боль.
— Может, тебе лучше лечь, — предложила она.
— Позже. Я хочу поговорить с тобой.
— О’кей. Говори.
— Ты ведь не собираешься возвращаться в больницу?
— Не знаю. Я об этом не думала.
— Такая работа больше не доставит тебе удовольствия. Я тебя избаловал. Ничто не может сравниться с богатством.
