Анна Борисова - Vremena goda
Изменилась в лице. Бросила ложку. Вскочила. Извинившись, быстро вышла из ресторана, а потом перешла на бег.
«Очнулась? Вышла из комы? Невероятно! После стольких лет! А может быть, она в сознании уже давно? Ведь еще весной, когда я первый раз пришла, Эмэн все руку на ее лице держал! Но тогда это не кома, это локд-ин! И никто не знает! Какой ужас!»
Аутиста в палате не было. Мадам лежала одна. Такая же, как всегда: обтянутый восковой кожей скелет.
— Вы меня слышите? — громко, как глухой, крикнула Вера, наклонившись над изголовьем. Крикнула по-русски.
Положила руку на глаза. Ресницы дрогнули. Не так, как в прошлый раз. Что это означало и означало ли вообще что-нибудь, было непонятно.
Очень кстати вспомнился роман «Граф Монте-Кристо», про паралитика Нуартье.
— Если вы меня слышите, медленно сомкните и разомкните ресницы. Один раз.
Бабочка трепыхнула крылышками и замерла. Но Вера всё еще не верила.
— Так вы не в коме? Если «нет», быстро моргните два раза.
«Нет», — отчетливо ответили ресницы.
— Боже мой! Я сейчас позову дежурного врача!
«Нет». И еще раз, после интервала: «Нет».
— Вы не хотите врача?
«Нет».
— Но почему?
Никакого ответа. Да и как ответить, если она может дать только два знака, утвердительный и отрицательный.
Стоп. Со стариком Нуартье как-то общались. При помощи алфавита, вот как!
— Я буду подряд произносить весь алфавит, а вы моргнете, когда я дойду до нужной буквы. Хорошо?
«Да».
— А, бэ, вэ, гэ, дэ, е…
Первой буквой оказалось «Н».
— А, бэ, вэ, гэ, дэ, е.
«Да».
— Е?
«Да».
— То есть «НЕ»?
«Да».
Следующие три буквы сложились в «НУЖ».
— «НЕНУЖ»? В смысле «НЕ НУЖНО»? — догадалась Вера.
«Да».
— Вы не хотите, чтобы вас перевезли отсюда в госпиталь? Хотите остаться здесь?
«Да».
— Но почему? Там будет специализированный уход. И может быть, что-то удастся сделать.
Снова пришлось диктовать буквы.
«Хочу остаться здесь», — повторила Мадам.
К тому моменту, когда сложилась эта короткая фраза, Вера уже заметила, что одни буквы встречаются чаще, чем другие. Поэтому стала перечислять их не по алфавиту, от «а» до «я», а в другом порядке: основные гласные, потом основные согласные, ну и потом, если слово не угадывается, остальные буквы. Дело пошло быстрее. Класть ладонь на лицо Вера перестала — колыхание ресниц было и так хорошо видно.
— Зачем вы хотите остаться здесь?
«Т». «А». «Й». «Н».
— Тайна?
«Нет».
Не угадала. Ладно, диктуем дальше. «И». «К». И пауза.
— Что?
А, «тайн» плюс «ик». Тайник!
— Тайник?
«Да».
— Какой тайник? Здесь есть тайник?
«Да».
— И вы хотите, чтобы я его нашла?
«Да».
Объяснение, где искать тайник, заняло не менее получаса. Один раз пришлось остановиться, потому что зашла дежурная сестра — проверить, всё ли в порядке и поправить постель. Вера, сдерживая нетерпение, сказала, что уже взбила подушку и разгладила простыню. Медсестра ушла, диалог продолжился.
— Панель? Какая панель?
В конце концов стало ясно. Бывший кабинет Мадам до середины стены был обшит дубовыми панелями. Они располагались в два яруса. Третья панель справа от окна. Нижний правый угол. Нажать.
За пятнадцать лет расположение мебели несколько изменилось. Чтоб добраться до нужного места, пришлось отодвинуть стеклянный шкаф с медицинскими препаратами.
Нажать? Как это?
Вера попробовала и так, и этак. Ничего не происходило. Было непохоже, что между панелями вообще есть какая-то щель, очень уж плотно были они подогнаны одна к другой.
А если надавить и немного подержать?
Щелкнул невидимый рычажок, край дубовой доски высотой сантиметров в семьдесят и шириной с полметра приоткрылся.
Есть!
Внутри была лампочка. Но она не зажглась — все-таки пятнадцать лет прошло. Разглядеть, что в потайном ящике на полках, удалось не сразу.
Внизу толстая тетрадь и конверт. Наверху почти пусто, только лежит шелковый мешочек. В него Вера заглянула первым делом — и была разочарована. Какой-то высохший кусочек деревяшки или корешок.
В конверте был листок с швейцарским адресом и какими-то цифрами. Кажется, что-то банковское.
Что в тетради?
Она была вся исписана четким, ясным почерком. В основном по-английски, но были вставки на французском, русском, немецком, кое-что даже иероглифами. Много формул, графиков, цифр. На первый, беглый взгляд похоже, что это какое-то медицинское исследование.
А, вот название, на самой первой странице. Вера от нетерпения перелистнула ее и не заметила.
«ANTI-AGEING: FROM ALZHEIMER TO KANNEGISER. A revolution in prevention and profilactics of senile dementia».[23]Вера вернулась к Мадам. Тайник на всякий случай прикрыла, только тетрадь взяла.
— Это ваши научные записи?
«Да».
— А в мешочке что?
«Глава третья».
Пролистала до третьей главы, которая называлась: «Panax ginseng masculinum». Прочла самое начало. Речь шла о какой-то особенной разновидности женьшеня, обладающей уникальными свойствами. Как интересно!
Здесь, взглянув на больную, Вера заметила, что та снова моргает.
— Что вы хотите сказать?
«Важное. Для тебя».
— Для меня?
«Глава шестнадцать».
Шестнадцатая глава называлась непонятно: «Прокачка сосудов головного мозга». Что-то про китайскую медицину, сразу не разберешь.
— Я потом прочту. Всё подряд, и это тоже. А в конверте что?
Ответ поразил:
«Твой счастливый корабль».
— Откуда вы знаете?! — воскликнула Вера.
А потом вспомнила: последний раз со Славой они разговаривали здесь, в палате. Берзин тогда впервые произнес эти слова. Но как Мадам догадалась, что Вера решит использовать название «Счастливый корабль» для своего будущего мезона?
Мадам хотела сказать что-то еще.
«Изучи. Исполни. Все перепрячь. Чтоб раньше времени никто».
И, после минутного перерыва: «Больше не могу. Устала. Прощай».
— Конечно-конечно, отдыхайте, — сказала Вера, подумав, что последнее слово у Мадам было лишним. — Ни о чем не беспокойтесь. Раз вы не хотите, я никому пока о вас говорить не буду. Внимательно прочту ваши записи. И завтра мы поговорим.
Ответа не было. Наверное, измученная беседой старуха уснула.
Вера взяла конверт и мешочек, закрыла тайник, подвинула шкаф на место.
Невероятное происшествие так ее разволновало, что в затылке началось предостерегающее потикивание.
В коридоре ей встретился Шарпантье. Он сегодня был какой-то взъерошенный, непохожий на себя. Выпил, что ли? Средь бела дня? Странно.
