Алексей Колышевский - Секта-2
– Ты, ты… – твердил Шимон, как безумный, и все норовил дотронуться до ноги Йегошуа. – Ты живой! – наконец изрек он и рассмеялся в полный голос. – Ай да Шуки! Как же ты нас испугал, расстроил, лишил последней надежды! Но ты же ее и вернул, вместе с верой в чудо Творца. Небывалое! Шуки, отзовись же, дай окончательно поверить, что это ты…
– Встань, – ответил ему голос, но не тот, что был ранее у Шуки, и не тот, которым он давал товарищам своим последние наставления перед сорокадневным заточением. То был спокойный, твердый голос зрелого мужчины. – Встань и прими новое имя свое от меня, дабы и я смог назвать тебе мое новое имя, которое было мне дано во время пребывания в царстве Отца моего, где рождается всякая истина. Отныне ты Симон Петр, что значит «камень», и на тебе, как на камне, построю я церковь свою, по воле Отца Небесного завещанную мне им самим. После моего возвращения нет более Йегошуа, ибо ничто во мне не прежнее, а значит, и прозвище, и имя мое отныне будут новыми. Меня зовите Христос Иисус, сын человеческий, пришедший вас спасти, искупив перед Творцом Предвечным все грехи этого мира кровью своей.
IVВ Египте они более не задержались, делать здесь было нечего. Страна находилась в полном культурном упадке, и от былого величия фараонов остались лишь тщательно отреставрированные, угодные римлянам воспоминания. Разместив свои легионы в крупнейших городах, Рим больше заботился о сохранении своего влияния, чем о каких-то там памятниках древности. Храмы, выстроенные в честь Озириса, которым повезло устоять и при персах, и при македонянах, они без всяких угрызений совести перестраивали на свой лад, устанавливая статуи Юпитера, Минервы и Нептуна, вырубая дополнительные проемы в стенах (так светлее) и заменяя бесценные росписи картинами из жизни пантеона своих идолов. Похоже, что знаменитое римское изречение «Так проходит слава мира» родилось именно здесь, на развалинах некогда великой египетской империи. К тому же и небезопасно это было – оставаться здесь, когда вполне мог приплыть из Иудеи вместе с каким-нибудь кораблем полицейский лист с описанием объявленных Синедрионом в розыск преступников: Йегошуа Хариди, Шимона Пируса, Фомы Каллея. Римская военная полиция всегда работала безупречно и по своей организации равных не имела. Можно с уверенностью сказать, что именно римская военная полиция стала праматерью фискальных служб всех последующих времен и народов.
На шестой день после чудесного возвращения Иисуса они вернулись в Александрию, где прожили более двух месяцев, перебиваясь работой носильщиков в порту. В свободное время они постоянно посещали великую библиотеку, где к тому времени была собрана вся рукописная мудрость этого мира, а особенно книги великих античных философов, бывших у Христа в большом почете и уважении, – Платона и Аристотеля. Их называл он своими учителями наравне с Кадишем, ими зачитывался и порой, когда между друзьями разгорались жаркие споры, участвовал в них с рвением настоящего фанатика, отстаивая честь и непогрешимость науки древних.
– Прежде чем все отрицать, – выговаривал он, бывало, Фоме, – нужно хоть немного примерить написанное на себя, а не торопиться скинуть с себя воз чужой мудрости, столь щедро нам завещанной Элладой.
– Но сейчас другое время! Не может же быть так, что те, кто написал все это, предвидели, как сильно изменится мир за последние триста-четыреста лет, – кипятился Иоанн, и Петр согласно вторил ему.
– Время, братья, всегда одинаково. Я был там, где нет ни дня ни ночи, и самого времени нет, а здесь время видим мы лишь оттого, что чувствуем, как тела наши дряхлеют. Но ведь солнце во всякий день встает все там же, и все так же освещает и греет нас, и время над ним не властно. Можно сколько угодно осуждать или славить его, но это ничего не изменит. В Элладе философы впервые назвали человека человеком и воздали ему по делам его, а главное для человека дело – это не знать о самом себе правды, вот вы и спорите со мной, словно одержимые гордыней, а все оттого, что правда о вас самих вам же пришлась не по нраву.
Однажды наступил день, когда с библиотекой, как и вообще с Александрией, пришлось распрощаться. Иоанн, успевший с утра побывать на базаре, принес дурную весть: разыскной лист доплыл-таки до берега египетского, их имена названы в нем среди прочих объявленных вне закона, назначена и приличествующая по такому случаю награда. Медлить было непозволительно, в тот же день они нанялись простыми гребцами на корабль и отплыли в Грецию. Это был единственный быстрый способ избежать беды: галерниками не всегда становились одни только рабы, бывало, что в год, когда не было войны и рабов не хватало, их заменяли добровольцами, выплачивая тем небольшое жалованье и сносно кормя во время плавания. Шли на такое дело капитаны судов с неохотой, лишь в случае нехватки гребцов-невольников. Четверым иудеям, находившимся теперь вне закона, сильно повезло, они успели отплыть из города вовремя.
Тяготы не страшили их, никто не роптал, сильнее налегая на весла. С ними был их предводитель и безоговорочно признанный ими учитель, сердца их были отныне постоянно наполнены радостью от свершившейся надежды и безграничной верой в силу Йегошуа, вернувшегося с того света и преобразившегося в Иисуса.
Здесь, в Греции, среди бесчисленных оливковых рощ, горных озер, водопадов, древнейших памятников, Иисус с товарищами провел долгих семь лет, изучая философию в самом сердце ее. Стены множества философских школ были свидетелями его выступлений: римляне не препятствовали их деятельности, и вообще в Греции времен Римской империи всегда царил свой, особенный дух свободы и разрешены были всякие вольности и послабления. Переняв от эллинов огромное количество всего, начиная от простого обихода и военных порядков и заканчивая пантеоном богов, римляне относились к Греции с нескрываемой симпатией и уважением, как относятся к родной матери. Чем дальше от Иудеи, тем меньше значили разыскные листы Синедриона, и четверо друзей чувствовали себя в безопасности.
* * *На второй год их пребывания в Греции Фома познакомился с девушкой, дочерью одного купца, и вознамерился жениться. Никто не стал его отговаривать, и свадьбу сыграли в канун праздника середины лета. Троих друзей Фомы усадили на почетные места, пир пошел горой, все веселились, молодых осыпали розовыми лепестками, чтобы всегда в доме царило изобилие и достаток. Фома сидел за столом, одетый в драгоценные пурпурные одежды, цветочные гирлянды обвили его шею. Одаренный зажиточным тестем, он лелеял планы открытия дюжины лавок, строил воздушные замки будущих своих каменных чертогов, сердце Фомы радостно замирало от ощущения скорой громадной поживы, не в состоянии предвидеть совсем иное будущее…
