Борис Палант - Дура LEX
Ни из одной книги не выудишь столько информации, сколько из живого человека, и я начал искать выход на югославов, которых в Америке, как и представителей всех других национальностей, достаточно. Вспомнил, что когда три года назад преподавал в течение одного семестра русский язык на факультете современных языков и литературы, у меня в группе была македонка по имени Бетти. Группа оказалась небольшой, человек десять, мы все дружили, собирались у меня на квартире, пили водку.
Политическая корректность тогда только зарождалась в Соединенных Штатах, и никому бы в голову не пришло донести на меня в ректорат, что я вольно веду себя со студентками, что у меня на квартире курят марихуану и пьют водку, закусывая ее желе. Почему желе? Однажды во время урока я сказал, что люблю желе. В следующую пятницу студенты собрались у меня, притащив зеленое, красное, желтое желе в самых разнообразных емкостях: в туфле, в мыльнице, в шапке, в футляре для очков, в химической колбе и других экзотических сосудах. Я, как всегда, выставил водку. Напились все до чертиков. Ночью студенты разъехались — кто домой, кто в общежитие.
На следующее утро я узнал, что все общежитие было заблевано разноцветной гадостью, что вызывали полицию и забрали двух моих студентов за драку. А еще говорят, что русские напьются и дерутся. Просто надо знать, как правильно пить и чем закусывать, — если все сделаешь по правилам, драка обеспечена. И никто — ни участники драки (которых вскоре отпустили), ни свидетели, ни мальчики, ни девочки — никто меня не заложил и моего имени не упоминал.
Так вот, Бетти была моя студентка, даже встречалась с индусом Дхармом, с которым я делил квартиру. Был у нас и третий квартиросъемщик — американец из Огайо Боб Уайз. Мы жили дружно, часто рассказывали друг другу свои истории. Бетти познакомилась с Дхармом на одной из моих вечеринок, а поскольку оба были романтичны и сентиментальны, то сразу же влюбились друг в друга. Как и положено в традициях романтических народов, македонские родители сказали Бетти, что прикончат Дхарма, как только он появится у них дома, а индийская мама Дхарма написала ему, что забудет его имя и что покойный отец, узнав, что Дхарм собирается жениться не только вне касты, но и вообще черт знает на ком, умер бы еще раз. Кстати, Дхарм мне не раз рассказывал, что смерть отца (его переехал мотороллер) была подстроена родителями его бывшей невесты за то, что Дхарм опозорил их, уехав в Америку учиться, вместо того чтобы жениться на их дочери.
Я уже давно не жил с Дхармом и Бобом, редко виделся с ними. Позвонил Бобу, узнал, что Дхарм и Бетти до сих пор встречаются. Боб пригласил нас всех к себе, честно предупредив, что еды у него нет. Мы все были очень бедными тогда. Одежду покупали ношеную, на так называемых «гаражных распродажах», супы и консервы покупали в мятых банках по десять, а иногда и по пять центов за банку.
Помню, когда я жил вместе с Бобом и Дхармом, Бобу подарили на день рождения большой кусок мяса. Он его заморозил и держал в морозильнике с марта по декабрь, а на Рождество зажарил и угостил нас. Когда Боб подрабатывал развозом пиццы, он записывал в отдельный блокнотик, сколько ему дали за день чаевых, и потом платил налог с этой суммы. Десятый год Боб учился на степень магистра, которую обычно получают максимум за два года. Дольше Боба студентом в Буффальском университете числился только сумасшедший по фамилии Лев, который каждые четыре года выставлял свою кандидатуру на президентских выборах. Лев всегда проходил какой-то первый этап, потому что сотни несознательных студентов, чтобы насолить истэблишменту, отдавали свои глупые голоса за крэйзи Лева. Говорили, что Лев воевал во Вьетнаме.
Собрались мы у Боба, купили в складчину пиццу и кока-колу. Я рассказал, что задумал сделать в августе, и попросил Бетти помочь мне выйти на югославов. Я хотел знать, насколько трудно перейти границу с Австрией, Италией и Грецией, может, кто-то из знакомых ее знакомых это делал и поделится опытом. Кроме того, мне нужно было иметь как можно больше потайных точек, где Люда и я могли бы какое-то время отсиживаться в случае неудачи, разумеется, при условии, что нам удастся оторваться от преследователей.
Я предупредил Бетти, что денег у меня будет очень мало, но какие-то деньги за жилье и еду ей смогут дать мои родители и, может быть, друзья. Бетти была очень тронута моим планом выкрасть Люду через родину ее предков и пообещала помочь. Боб и Дхарм тоже были тронуты, но ничем помочь не могли. Они, однако, укрепили Бетти в мысли, что она делает благородное и нужное дело. Бетти плакала от нахлынувших чувств. Дхарм побежал заваривать чай по-индийски — на молоке, без капли воды. Очень крепкий и вкусный.
* * *Первым югославом, с которым меня познакомила Бетти, был Зоран. Зорану было лет двадцать пять, из которых в Америке он провел последние три года. По-английски Зоран говорил довольно прилично, хотя и с сильным акцентом. Узнав, что я учусь на адвоката, он сказал, что тоже хотел бы стать адвокатом. Поговорили о том, сколько адвокаты зарабатывают, а затем я ему рассказал о своих югославских планах. Зоран помолчал, раздумывая (уже хорошо для будущего адвоката), затем задал несколько вопросов. В хорошей ли мы с Людой физической форме? — В хорошей. — Можем ли пройти десять километров ночью? — Можем. — Был ли я когда-нибудь в Югославии? — Нет. — Сколько вещей у меня будет с собой? — Минимальное количество, и я готов бросить их в любую минуту.
Зоран пообещал найти для меня две точки — одну в Хорватии и одну в Македонии. В Хорватии, в Загребе, жил его друг с женой, и Зоран был уверен, что неделю мы с Людой точно сможем провести в их квартире. В Македонии жил его двоюродный брат Милан, который работал на текстильной фабрике в Битоле, совсем недалеко от греческой границы.
Я сказал:
— Зоран, как я могу быть уверен, что твои люди меня не подведут, что они не забудут про меня, что они откроют мне дверь и впустят меня?
— Я с ними лично поговорю, я объясню им, что они это делают ради меня, что ты много для меня сделал в Америке и что я твой должник.
— То есть ты будешь врать, я ведь для тебя ничего не сделал, Зоран, и ты мне ничего не должен. Но если мне придется воспользоваться гостеприимством твоего друга и кузена, я ведь вручу им свою судьбу и судьбу Люды. Я понятия не имею, что с нами могут сделать в Югославии за попытку перехода границы в капиталистическую страну. Тюрьма? Какой срок? Я не столько боюсь тюрьмы, сколько выдачи Люды обратно Советам. Если у нас что-то не получится, я хочу иметь возможность отсидеться в каком-нибудь месте или в нескольких местах хотя бы пару месяцев. Подождать, пока все утихнет, связаться с американским консульством, может быть, с американскими средствами массовой информации. Я еще не знаю, как я буду выпутываться сам, а главное, выпутывать Люду из этой ситуации.
