Александр Иличевский - Перс
— Не говори так, брат, — строго сказал Тельман. — Если бы не наш командир, мы бы все давно с голода передохли, души бы наши пропали. Пусть что хочет делает, он учитель.
— Да. Да… — егеря, сидевшие у костра, закивали, зацокали языками, подтверждая свое согласие с этой мыслью.
— Кто же спорит, — спохватился здоровяк. — Я пошутил. Просто от лени еще никто не умирал.
Он затянулся пару раз и решил все же прибавить пороху, обратился ко мне, составив на лице сладкую просительную мину:
— Я извиняюсь, дорогой, скажите нам, пожалуйста. Мы слышали, будто Хашем меалим собирается с вами в Америку уехать? Будто он там лекции будет читать, с учеными спорить. Правду говорят?
Егеря, будто проглотив молнию, воззрились на меня. Я молчал, смотрел в огонь, стараясь никак не дрогнуть лицом, понимая, что ответ мой может иметь глубочайшие последствия.
— Нет, это неправда. Ученые сами в Ширван приедут. Хашем-меалим отказался, и теперь они приедут к нам сами, — ответил я.
Егеря возбужденно заговорили все разом, кто-то судил весельчака за нескромные и несправедливые вопросы. Тот сухими руками умыл лицо.
2Дальше жгли костры, жарили мясо, снова купались. Бараны купались в огне. Море ночью почти незримо ходило тихими холмами, выплескивалось к кострам, которые пылали по берегу, егеря бегали от одного к другому наперегонки, прыгали через них. Когда костры развалились, раздуваемые бризом угли тлели пламенными лужами, так наливались жаром при движении воздуха, что казались стеклянными. Наконец часам к девяти все собрались в лагере, у командирской палатки. Разложили повыше костер.
Хашем встал, достал из рюкзака альбом для рисования. Егеря, сидящие в несколько плотных рядов в полукруге, замерли. Кто-то слышно зевнул, и тут же ему под ребра вонзились локти товарищей.
— История нашего полка древняя, богатая и необычная, — начал Хашем, косясь в альбом. — Исток ее относят к 1700 году, когда были образованы пехотные полки Матвея Трейдена и Николая фон Вердена. 9-го же июня 1724 года в результате Персидского похода Петра Великого, которым были завоеваны прибрежные Каспийские земли, в крепости Святого Креста близ Дербента был сформирован Астрабадский пехотный полк с добавлением одной роты гренадерского Зыкова полка, четырех рот Великолуцкого и четырех рот Шлиссельбургского пехотных полков. Только с 1732 года наш полк принимает название Апшеронский. В 1734 году полк возвращен в Россию. С 1801 года зовется Апшеронский мушкетерский. С 1811-го — Апшеронский пехотный. 4 ноября 1819 года по инициативе кавказского наместника Алексея Петровича Ермолова происходит метаморфоза: Апшеронский полк меняется названиями с Троицким пехотным полком, который был сформирован в том же 1700 году в Москве полковником Матвеем Ивановичем Фливерком из даточных людей. И в качестве такового, Троицкого пехотного полка, 28 января 1833 года Апшеронский полк расформирован и присоединен к Белозерскому пехотному полку, отличившемуся изрядно во время Крымской войны. Таким образом, мы все должны понимать, что полк наш с тех пор приобретает свойство воинственной призрачности: его как такового нет — не то он Троицкий, не то, будучи привержен имени своему, — Апшеронский. Но, как бы там ни было, в то же время он дееспособен и воинствен, является опорной военной силой в любой государственной кампании. Справедливости ради необходимо помянуть состав Троицкого пехотного мушкетерского полка, принявшего впоследствии — неизвестно, по какой провинности, или по прихоти Ермолова, — именование Апшеронского. В 1834 году к Апшеронскому пехотному полку присоединились два батальона 43-го Егерского полка и один батальон Куринского пехотного полка. Апшеронский полк особенно стал знаменит во время второй половины Кавказской войны. Он получил георгиевские знамена за Ахульго — в 1839 году, за Андию и Дарго — в 1845 году, за Гуниб — в 1859-м.
По мере перечисления Ильхан и Аббас выносили из командирской палатки копии знамен и ставили их древками в специальную фанерную карусель. Хашем размеренно продолжал.
— Георгиевские трубы за Восточный Кавказ — в 1859 году. Знаки на шапки за Чечню — в 1857-м. В 1873-м и в 1881-м за время походов в Туркестан наш полк получил георгиевские знамена и знаки на шапки за Хиву и за тяжкий штурм Геок-Тепе, — Хашем махнул рукой, указывая направление на крепость Геок-Тепе, находящуюся за морем чуть южнее Ширвана. — Во время Текинского сражения Апшеронский полк потерял, а затем вновь отбил у туркменов свое полковое знамя. Меж тем в 1878-м полк получил еще одно георгиевское знамя за усмирение Чечни и Дагестана.
Хашем подождал, пока восторг, разгоревшийся на лицах егерей при выносе полковых наград, немного схлынет.
— Кроме того, история нашего полка отмечена широко еще и в русской культуре — например, в знаменитой истории о поручике Киже. История эта повествует о некоем призрачном и в то же время многоуважаемом и даже доблестном служивом деятеле, возникшем благодаря описке писаря, который при составлении полковой реляции, относящейся к Апшеронскому полку, желал написать «поручики же», однако дал маху на переносе на новую строку и написал: «поручик Киже». В дальнейшем Киже, вместо обойденных безымянных поручиков, был отмечен командованием и представлен к поощрению, которое стало началом его служебной карьеры. Дело постепенно зашло далеко, однако признать конфуз командир не пожелал и однажды отправил донесение: «Полковник Киже волею Божьей скоропостижно скончался». Случай этот был знаменитым, и потому я счел важным его напомнить, ибо он подчеркивает особый статус нашего полка: вместе с нами воюют те, которые словно бы есть, и те, которых нету: и Киже, и Троицкий полк, и история. С нами неуничтожимая сила имени. С ней бороться немыслимо. Поздравляю вас, дорогие товарищи! Ура! — Хашем побледнел.
Полк встал. Нестройное, но набравшее все-таки силу троекратное «ура», вдруг поразившее сплоченностью и силой, мгновенно, чудодейственно сделавшее русскими отряд восточных людей, покатился над ночным Каспием.
Аббас скомандовал вольно. Какое-то время восторг единения не давал всем разойтись. Но потихоньку все разбрелись по делам. Кто-то достал кеманчу, кто-то снова полез купаться, кто-то раздул костер для чая.
Послышались звуки тара, кто-то из егерей потихоньку распевался.
Я повернулся к Хашему:
— Ну ты ведь понимаешь, что эти твои лекции — все равно что трехлетнему ребенку вместо сказок читать акафист, тот же эффект. Я бы еще понял, если бы ты придумал давать детям Баха слушать. Им же зарплата твоя для жизни нужна, а не философия! Или ты только сам себя тешишь. Но тогда это отдает эксплуатацией.
— Ты не только циничный, но и недалекий человек, — ответил медленно Хашем, глядя мне в глаза. — Я верю, что для них это все, — он широко повел рукой, захватывая степь и море, — станет Бахом, что природа и мугам — это Бах…
— Да я тоже верю, что мугам — Бах!.. — завелся я, но скоро мне пришлось умолкнуть.
К костру робко приблизились два человека, чье появление не позволило спору разгореться. Я их узнал сразу — это были Шурик и Петр — товарищи Аббаса. Петр любил наблюдать Хашема и вступать с ним в религиозные споры. Хашем не был против и отвечал со всей серьезностью, однако был беспощаден в вопросах дисциплины, поскольку Шурик и Петр часто нарушали сухой закон, невзирая на поручительство и укрывательство Аббаса.
В последнее время Шурик горячо интересовался историей казачества. Случилось это с ним после того, как остров Сара посетила делегация таманских казаков. Они разыскивали казачьи могилы и могилу кубанского атамана Головатого. Последний был основателем форпоста на полуострове Камышевани, преграждавшего вход в Гызылагач. Командир двух полков, назначенных в 1795 году для обороны российской границы, проходящей по южным рубежам Ленкоранского ханства, он умер на острове Сара от лихорадки. Казаки, сопровождаемые Аббасом и Шуриком с Петром, выпили немало и сумели отыскать общее захоронение, поставили крест дубовый, оградку. Нашли на винограднике надгробный камень с надписью, с большим почетом говорящей о Головатом, останков под ним не обнаружили, погрузили камень на грузовик и уехали. Однако на третий день вернулись: через границу их с памятником не пропустили, теперь это надгробье было помещено на хранение во двор дома Шурика и использовалось в качестве стола для установления стаканов и закуски.
«Высокородный и высокопочтенный бригадир и кавалер Антон Андреевич Головатый, имея командование Каспийским флотом и войсками, на полуострове Камышевани состоящими, января в двадцать восьмой день окончил живот свой, а двадцать девятого с отличною церемонию от морских и сухопутных сил погребен на острове Сара», — говорилось в рапорте секунд-майора Ивана Чернышова от 25 февраля 1797 года. Листок с сообщением секунд-майора, оставленный Шурику казаками в качестве охранной грамоты и расстеленный в целлофановом конверте рядом с полотенчиком, на котором помещалась закуска, подносился вплотную к глазам и прочитывался всякий раз перед тем, как в очередной раз поднимались в небеса стаканчики с домашним винцом.
