Зэди Смит - Белые зубы
Гортензия откинулась на спинку стула и положила руки на колени.
— Айри Амброзия, я занимаюсь этим всю жизнь. Я ждала с самого детства, с тех пор когда девочкой бегала в белых гольфиках.
— Но я не понимаю, зачем…
— Конечно, не понимаешь. Что ты знаешь о том, что и зачем? Мои корни в Свидетелях Иеговы. Я знала Истинную церковь еще тогда, когда ее почти никто не знал. Это то хорошее, что дала мне моя мать, и теперь, когда конец уже близок, я не сдамся.
— Но ба, это же… ты даже…
— Послушай, что я тебе скажу. Я не то что другие Свидетели, я не боюсь смерти. Они просто хотят, чтобы все вокруг умерли, а сами они остались живы. И это глупо, из-за этого не стоит посвящать себя Иисусу Христу. Моя цель выше. Я хочу стать одной из Избранных, даже несмотря на то, что я женщина. Я мечтала об этом всю жизнь. Я хочу воссесть рядом с Господом и принимать решения. — Гортензия громко цыкнула зубом. — Мне надоело, что мне все время напоминают, что я женщина и я недостаточно образованная. Вечно все пытаются чему-то тебя научить: то одному, то другому — дать тебе образование… С женщинами из рода Боуденов всегда так. Появляется кто-то и делает вид, что хочет чему-то научить, а на самом деле образование ни при чем, на самом деле это самая настоящая борьба. Но если я стану одной из ста сорока четырех, никто больше не будет меня учить. Настанет мое время! Я буду сама принимать решения, и никто больше не будет лезть со своим мнением. Моя мать на самом деле была сильная женщина, и я такая же. И твоя мать, и ты тоже.
— Расскажи мне об Амброзии, — попросила Айри, заметив брешь в обороне Гортензии, через которую можно прорваться. — Пожалуйста.
Но Гортензия была непоколебима.
— Ты уже достаточно знаешь. Нечего копаться в прошлом. От него никакой пользы. Давай читай с пятой страницы, мы, кажется, там остановились.
И тут на кухню вошел Райан. Лицо его было еще краснее, чем обычно.
— Что, мистер Топпс? Узнали? Когда?
— Да простит Бог грешников, миссис Б., потому что близок день Страшного суда! Господь ясно сказал, когда он настанет, все записано в «Откровении». Он с самого начала решил, что третьего тысячелетия не будет. Так что печатайте поскорее эту статью, а потом я вам тут же продиктую следующую. А вы должны позвонить всем Свидетелям из Ламбета. И еще листовки…
— Ох, мистер Топпс, дайте мне прийти в себя… Это уже совершенно точно, да, мистер Топпс? Я нутром чуяла, я же вам говорила.
— Не знаю, миссис Б., какое отношение к этому имеет ваше нутро. Но благодаря тщательному текстологическому анализу, проведенному мной и моими коллегами…
— И изначально Богом, — вставила Айри, бросив на него сердитый взгляд, и обняла Гортензию, сотрясавшуюся от рыданий. Гортензия расцеловала Айри в обе щеки, и та улыбнулась, почувствовав горячую влагу на своем лице.
— Боже мой, Айри Амброзия, я так счастлива, что ты с нами и можешь разделить нашу радость. Я прожила этот век: появилась на свет во время землетрясения в самом начале столетия, а теперь увижу, как грешники исчезнут с лица земли в еще одном великом землетрясении. Славь Господа нашего! Ведь он обещал, что так будет. Я знала, что я права. Ждать осталось всего семь лет. Сейчас девяносто второй! — Гортензия презрительно пощелкала языком. — Подумаешь! Моя мать дожила до ста трех и до последних дней могла бы прыгать через скакалку. Так что я тоже доживу. Я уж постараюсь. Моя мать в муках рожала меня, но она знала Истинную церковь и родила меня даже в такую трудную минуту, чтобы я увидела этот великий день.
— Аминь!
— Аминь, мистер Топпс. Готовьтесь встретить Господа! И запомни мои слова, Айри Амброзия: я стану одной из них. И еще: я поеду на Ямайку, чтобы встретить там конец света. В год прихода нашего Господа я вернусь домой. И ты тоже сможешь туда поехать, если будешь меня слушать и учиться. Хочешь поехать на Ямайку в двухтысячном году?
Айри вскрикнула и бросилась обнимать бабушку.
Гортензия вытерла слезы фартуком.
— Слава Богу, я живу в этом столетии! В этом ужасном веке с его горестями и бедами. Но, слава Богу, моя жизнь и началась, и закончится во время землетрясения.
МАДЖИД, МИЛЛАТ и МАРКУС
1992, 1999
Фундаментальный, — ая — ое; — лен, — льна. 1. Большой и прочный. 2. Основательный, глубокий. 3. Основной, главный.
Фундаментализм [< лат.; fundamentum — основание] — одно из течений в протестантской теологии, выступавшее против критического пересмотра устаревших религиозных понятий; общее название сторонников сохранения ортодоксии.
Знай, поцелуй есть поцелуй,
А вздох всегда есть вздох:
Они — язык для всех времен,
Фундамент всех эпох.
Герман Гапфилд. Во все времена (1931), песня
Глава 16
Возвращение Маджида Махфуза Муршеда Мубтасима Икбала
— Простите, вы ведь не собираетесь ее курить?
Маркус закрыл глаза. Дурацкая конструкция. Так и подмывает извратить грамматику в ответ: «Да, курить ее я не собираюсь» или «Нет, я собираюсь ее курить».
— Простите, я спросила…
— Я слышал, — мягко произнес Маркус, поворачивая голову к соседке по единственному подлокотнику, разделявшему каждую пару пластиковых типовых кресел в длинном ряду. — А собственно, почему нет?
При взгляде на собеседницу раздражение как рукой сняло: соседка оказалась стройной симпатичной азиаточкой с очаровательной щербинкой между зубами, хвостом на макушке и в армейских штанах; на коленях у нее (ничего себе!) лежал его научно-популярный труд «Часовые бомбы и внутренние часы организма: путешествие в генетическое будущее», созданный в соавторстве с писателем Т. Бэнксом и выпущенный прошлой весной.
— А потому, болван, что в Хитроу курить запрещено. Особенно здесь. И уж конечно нельзя курить эту чертову трубку. Кресла приварены друг к другу, а у меня астма. Причин, мне кажется, довольно?
Маркус добродушно пожал плечами.
— Вполне. Интересная книжка?
Для Маркуса это было внове. Встретить своего читателя. Встретить его в зале аэропорта. Он всю жизнь писал академичные тексты, которые читал малый круг избранных, и почти всех он знал лично. Он никогда не пускал свои работы, как половинку одежной кнопки, плыть к безвестным берегам.
— Что, простите?
— Не беспокойтесь, если вы против, я курить не буду. Просто хотел спросить: интересная книжка?
Девушка сморщилась и перестала казаться Маркусу такой уж хорошенькой — подбородок явно великоват. Закрыла книжку (распахнутую на середине) и взглянула на обложку, будто забыла, что читает.
