Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы
Во время этих прогулок Вифредо навсегда забыл карту Парижа. Вежливые люди в белых халатах, аминазин и электрошок только довершили дело.
Эта карта, карта Парижа! Сена, изогнутая брезгливой гримасой недовольных губ, два острова, словно чуть высунутый язычок, раскинувшаяся ризомой беспорядочная сетка улиц! Сережа и Витька часами рассматривали ее, повторяя маршруты, которыми д’Артаньян преследовал Констанцию, Людовик XIV покидал мятежный город, а граф Монте-Кристо ехал в Оперу из особняка на Елисейских Полях, дом тридцать.
Карту еще до войны привез Вардан, отправленный партией на какой-то конгресс, – и Сережа без малейшего зазрения совести на пару дней позаимствовал ее из секретера. Сначала пара дней превратилась в месяц, потом Витька выпросил карту всего на недельку, а там и мама, всхлипывая, стала собирать вещи, проклиная армянскую похоть и малолетних шалав, охочих до чужих мужиков.
И вот теперь карта лежит на столе в «Восточном ресторане», все, понятное дело, пьяны, стрезва кто бы стал вынимать такую ценность на людях? Да и все остальное лучше бы говорить подальше от чужих ушей, только где такое место найдешь? Все ютятся по углам и коммуналкам, до знаменитых диссидентских кухонь еще нужно дожить.
С другой стороны – в зале уже никого, только одинокий пьяный старик дремлет за столиком.
– Всё хочу узнать, где здесь тетка моя жила. Мне мать говорила – она после революции в Константинополь сбежала, оттуда – в Париж, а там вроде актрисой стала. Я и не верил сначала, а потом – помните, небось, трофейный фильм был, «На небесах от счастья». Так она там главную роль играла. Фамилию поменяла, звалась Норманд или как-то так, но я бы все равно узнал: вылитая мама, точь-в-точь.
– А, это байки всё! Мне тоже однажды дед по пьяни рассказал, что ему двоюродный брат из Штатов привет передал. Типа кто-то бросил конверт в ящик, без марки, понятное дело, только с именем, а там написано, мол, сестра умерла в Париже, я еле добрался до Америки, тут все нормально, работаю по специальности, твой брат Никита.
– А кто он был по специальности?
– Не знаю. Наверное, военный, как и дед.
– А вот, ребята, я что скажу. Если хочется отсюда сделать ноги – так это раз плюнуть. Есть много способов.
– Первый – устроится Карацупой на границу!
– А лучше – Индусом!
– Нет, для собак есть надежный способ: кошки. Ловишь кошек, полный мешок, выпускаешь их на границе – и всем пограничникам ближайшие сутки не до тебя, их овчарки гоняют кошек.
– А если кошки черные, пограничники тем более боятся хоть шаг сделать!
– Ладно, ладно, я серьезно. Надо просто много заниматься спортом.
– И тогда сможешь очень быстро убежать?
– Дурак! Тогда тебя пошлют на какое-нибудь соревнование, и ты сможешь там и остаться.
– Ага! Много заниматься спортом! Лучше просто самолет угнать. Берешь у фатера трофейный «вальтер», направляешь на летчика и говоришь…
– Лети в Париж!
– Нет, до Парижа не долетит. Говоришь: лети в Турцию!
– В Константинополь, как твоя тетя!
Сергей смеется вместе со всеми, но вдруг замечает, что пьяный старик встал и обманчиво твердым шагом направляется к их столику.
– Чуваки, – шепчет Сергей, – шухер, чуваки.
– Париж, – сипит старик, – фигня этот ваш Париж. Ваши отцы наконец победили в Большой Игре. Создали империю, равную британской. Захватили пол-Европы! А вы, дураки, мечтаете о Париже! Лучше мечтайте о Востоке, о новых колониях. О Китае и Индии! Об Афганистане и Иране! А Париж… придет время, мы захватим и Париж!
Полная диссоциация. Исчезновение и растворение. Иначе – кто в самом деле в это поверит? Да, ресторан «Восточный» в самом деле существовал, первый этаж гостиницы «Европейская», перекресток Невского и Бродского (ага, Бродского! У географии тоже есть чувство юмора), поэты из Горного института в самом деле собирались там, прозаики, кстати, тоже, и все они были будущие гении, как же без этого, но чтобы вот такое нести вслух – про кошек, самолет и трофейный «вальтер»? Когда всего год назад Алик Гинзбург получил срок за издание «Синтаксиса»? Помилуйте, никто так себя не вел. Сережа, видимо, перепил и задремал…
А старик с его мечтами о мировой советской империи? Безумцев, конечно, всегда хватало, но чтобы так, в ресторане, к незнакомым людям? Нет, говорите что хотите, но здесь мы опять в области зыбких снов и забвения, почти такой же, в какой потерялся Вифредо, заплативший за свои свободные путешествия пятью годами репрессивной лечебницы для умалишенных.
А его друзья, искатели северо-западных проходов, соратники по ночным хаотическим блужданиям? Что сталось с ними? Найдем ли мы в музеях их картины, а в учебниках – имена? Или в конце концов Париж оскудел и перестал каждые десять лет выплевывать новое поколение гениальных художников?
Вифредо заказывает еще один пол-литровый графин вина, допивает в четыре приема. За окнами – или внутри черепной коробки? – нарастает знакомый гул Парижа. Вифредо кривит губы, морщит нос и, нагнувшись к бармену, спрашивает:
– Я здесь бывал лет пять назад, не помнишь? Нас пятеро было, негр из Америки, немец, румын и француз. Не помнишь?
– Пять лет? – переспрашивает бармен. – Большой срок. А ты-то где пропадал?
Вифредо не слышит его:
– И еще девчонка, совсем молодая. Такая худая, с короткой стрижкой. Может, хоть ее помнишь?
– Разве упомнишь всех девчонок, которые были молодые пять лет назад?
– Ее звали Анастасия, Асия. Русская.
Бармен замирает, словно задумавшись.
– Вроде была одна такая, но пару лет как уехала из Парижа. Не то в Китай, не то в Россию.
– В Россию?
– А может, и на Кубу. – Бармен забирает пустой графин и протягивает руку за мелочью. – Ты, парень, не задерживайся: комендантский час на носу.
– Комендантский час?
– Комендантский час, а как же. И не думай, что тебя не касается: в темноте сам черт не разберет, араб ты или метис. В участке потом будешь доказывать, хреном необрезанным трясти.
Вифредо выходит в сырой туман. Комендантский час, надо же. Похоже, он опять заблудился – на этот раз во времени. Какой год-то на дворе? 1942? 1944? Сейчас из тусклых сумерек появится немецкий патруль, шнель, шнель, хенде хох, добро пожаловать в одну компанию к родителям твоей Асии! Кирпичная стена, белесая мгла вместо воздуха, вспышки выстрелов… еще один иностранец пал смертью храбрых за la belle France. Вечная память героям! Спи спокойно, ты будешь отомщен: после Победы слабых на передок парижанок обреют налысо.
– Слушай, Серега, – ерничает Толстый, – а ты сам – не кубинец? Высокий, смуглый, с бородой.
