Дэниел Киз - Таинственная история Билли Миллигана
Он согласился на их условия.
Разъединенный Билли придерживался правил, но ему казалось, что клинику превратили в тюрьму. И у него снова возникло ощущение, что его наказывают за то, чего он не делал. Артур с Рейдженом так и не появлялись, и он почти все время смотрел телевизор с другими пациентами.
Через две недели Миллигану вернули первую из его привилегий – а именно визиты писателя.
С того времени, как начались нападки «Диспэч», Учитель не выходил. А Билли испытывал неловкость из-за того, что он не может чего-то вспомнить и рассказать подробностей о том, что случилось с ним в прошлом. Во избежание путаницы они с писателем договорились, что разъединенный Билли в разговорах с ним будет представляться как «Билли-Р».
– Все наладится, – пообещал писателю Билли-Р. – Извините, что пока ничем больше не могу вам помочь. Но когда мои Артур с Рейдженом вернутся, все будет хорошо.
3
Писатель снова пришел в следующую пятницу, 22 мая, и его опять встретил разъединенный Билли. Он говорил сбивчиво, отвлеченно смотрел в сторону и был в целом подавлен, что опечалило писателя.
– Спрашиваю для проформы: с кем я разговариваю?
– Это я, Билли-Р. Все еще разъединенный. Мне очень жаль, но Артур с Рейдженом так и не вернулись.
– Билли, ты не обязан извиняться.
– От меня толку не будет.
– Ничего страшного. Можем поговорить.
Билли кивнул, но он все равно казался апатичным и опустошенным.
Через некоторое время писатель сказал, что он может попросить разрешения выйти с Билли погулять. Они отыскали Норму Дишонг, и та согласилась с условием, что они не должны покидать территорию клиники.
День был солнечный, в какой-то момент писатель предложил Билли пройти тем путем, каким Дэнни в тот день добрался до обрыва.
Билли плохо представлял себе, как шел Дэнни, знал лишь направление и попытался восстановить события того дня, но не получилось. Воспоминания были слишком расплывчатыми.
– Есть одно место, куда я люблю ходить, когда хочется побыть одному, – сказал он. – Пойдемте туда.
По пути писатель спросил:
– Когда ты находишься в состоянии лишь частичного слияния, что происходит с остальными людьми, как это выглядит в твоей голове?
– Мне кажется, что оно меняется, – ответил Билли. – То, что называют «сознанием». Как будто нас с некоторыми другими людьми пронзает общее сознание. По-моему, это происходит постепенно. И мне кажется, что не у каждого человека с любым другим оно может возникнуть, но это пока только начало. Время от времени один вдруг как будто знает, что творится с другим, а как и почему – не представляю.
Например, на прошлой неделе у нас на верхнем этаже состоялся спор с доктором Колом, еще одним психиатром и этим адвокатом. С ними ругался Аллен. Вдруг он встал и сказал: «Да пошли вы все к черту. До встречи в Лайме». И ушел. А я в это время сидел в фойе на стуле и вдруг услышал, что он сказал, слово в слово.
Я закричал: «Что? Эй, погоди-ка! Что значит «в Лайме»? И я сижу на краешке стула, трясусь от страха из-за того, что услышал чужой разговор, который произошел несколько секунд назад, как будто в мгновенном повторе. Из кабинета вышел второй психиатр, остановился, и я обратился к нему: «Послушайте, вы должны мне помочь».
Он спрашивает: «В каком смысле?», а я затрясся и рассказал о том, что услышал в голове. И поинтересовался у него, правда ли это: «Я только что согласился, чтобы меня отправили в Лайму?» Он сказал, что да. И я тогда закричал: «Не слушайте меня, не слушайте!»
– И это началось только недавно?
Билли задумчиво посмотрел на писателя.
– Думаю, это первый признак появления общего сознания без полного слияния.
– Это очень важно.
– Но страшно. Я плакал и кричал. Все, кто там был, уставились на меня. А я не знал, что только что сказал, и не мог понять, почему все на меня смотрят. Но потом эти слова звучали в голове снова и снова.
– Ты сейчас еще разъединенный Билли?
– Да, я Билли-Р.
– И именно ты слышишь этот мгновенный повтор?
Он кивнул.
– Потому что я первичен, я ядро, я и генерирую общее сознание.
– И каково это?
– Это означает, что я выздоравливаю, но и очень пугает. Иногда я думаю: а хочу ли я выздоравливать? Стоит ли оно всего этого страха и дряни, которую приходится терпеть? Или лучше опять похоронить себя в глубине собственного мозга и забыть обо всем?
– Каков же твой ответ?
– Не знаю.
Когда они дошли до небольшого кладбища возле школы Бикона для умственно отсталых, Билли заговорил тише:
– Я иногда прихожу сюда и пытаюсь разобраться в том, что творится. Это самое печальное место на свете.
Писатель посмотрел на маленькие надгробия – многие уже упали и заросли травой.
– Интересно, почему здесь только цифры? – спросил он.
– Если на всем белом свете у тебя нет ни единого родственника или друга, – сказал Билли, – если всем на тебя плевать и ты умираешь в этом месте, то все записи в архивах о тебе уничтожают. Но список захороненных существует – на случай если кто объявится. Почти все, кто здесь лежит, умерли во время лихорадки… пятидесятого года, кажется. Хотя вон там есть и 1909 год, и еще более ранние.
Билли начал бродить между могилами.
– Я приходил сюда и сидел на берегу возле тех сосен, когда хотел побыть один. На этом кладбище, когда знаешь, что это за место, очень тоскливо, но в то же время как-то умиротворяюще. Посмотрите, как нависло над ним вон то мертвое дерево. В нем столько грации и достоинства.
Писатель кивнул, перебивать ему не хотелось.
– Кладбище сначала устраивали по кругу. Видите большую спираль? А когда случилась та крупная эпидемия, места стало не хватать, и поэтому пришлось хоронить рядами.
– Это кладбище до сих пор используется?
– Да, когда умирает кто-то, у кого нет близких. Это очень больно. Вот представьте, если бы вы пришли искать потерянного давно родственника и выяснили, что он или она – номер сорок один? А там, на берегу, свалены еще горы плит. Очень угнетает. Никакого уважения к мертвым. А правильные могилы – они не государственные. Их поставили люди, отыскавшие своих родных. Написали на них имена. Люди вообще любят смотреть на прошлое, пытаясь понять, откуда они произошли. И когда они узнают, что их предков или родственников положили тут с каким-то номером вместо нормального надгробия, они начинают беситься. И говорят: «Это же член моей семьи, надо же его как-то уважать». И неважно, что человек был белой вороной, больным и так далее. Жалко, что правильных надгробий мало. Я тут много гулял, когда мог… – Билли смолк, хихикнул и продолжил: – Когда мог «разгуливать без надзора».
Писатель понял, что это цитата из «Диспэч».
