Сергей Алексеев - Покаяние пророков
— Убираете людей, чтоб не мешали? Следующая очередь была моя?
— Мы приказы выполняем, — ушел от прямого ответа гундосый. — Сами ничего…
— Ну и чьи это приказы?
— У нас директор есть… Генерал Ногаец.
— Правильно, вали все на генерала… Он тоже здесь?
— Отозвали в Москву… Но есть его инструкции… Комендант пихнул ногой усатого.
— Есть что добавить? Или ты неразговорчивый? Отмолчаться хочешь?
— Не знаю, что говорить…
— А ты скажи, где сейчас Космач?
— Я видел его, когда брали… Около воинской части. Потом меня сюда перебросили…
— Плохо, Арканя. На тебе смерть Почтаря…
— Его увезли! — почему-то слишком торопливо вмешался гундосый. — В Подмосковье, по Волоколамке… Бетонный завод. Там цех… Кольца льют.
— Какие кольца?
— Для колодцев, бетонные!
— Откуда ты знаешь? Ты его отвозил?
— Не я один, с группой… Мы его передали и все.
— И что там? Рынок рабов?
— Видимо… Ну или тюрьма. Космача сразу же в кольцо посадили и сверху бетонную крышку положили.
Кондрат Иванович ощутил, как начинает перекашивать половину лица, чтоб никто не увидел, ссутулился, подпер подбородок.
— Кто его продал?
— Наш шеф, господин Палеологов. Мы исполнители…
— Кто он такой?
— Предводитель стольного дворянства…
— Это что за организация? Людей в рабство продавать? Бизнес такой?
— Нет… Я точно не знаю, чем они там занимаются, все секретно. Мы только выполняем поручения.
— Поймать, выкрасть, пристрелить?.. Опасная работа у вас, рискованная. Ну, а сюда зачем пожаловали? Теперь за невестой Юрия Николаевича? — Комендант вытер слезы — дым еще ел глаза.
— Палеологов приказал установить точное место… где находится. И до завтра не выпускать.
— Почему до завтра?
— К Углицкой должен прийти человек. Какой-то юродивый, тоже из кержаков. Надо встретить его и препроводить туда, где она прячется… Обеспечить, чтобы никто не помешал…
— А вы знаете, где она прячется?
— Знаем…
— Откуда? Кто сказал?
Выражение на распухшем лице усатого было непонятно, он только сопел и кашлял, но затем замолк и проговорил внятно:
— Этот старик сказал. Потому что он его пытал! — Хотел отодвинуться подальше от гундосого, но не дала прикованная к балке рука. — Вколол ему какую-то заразу!.. И стрелял он! Я только под лед спихнул.
— Вот как? — Комендант помассировал лицо — не помогало. — Что же ты на молодого свалил? Нехорошо…
— И подчиняется он только шефу, а не Ногайцу, — добавил в свое оправдание усатый. — Приехал со специальным поручением от Палеологова.
— Ну и что за поручение?
— Я уже сказал, — буркнул гундосый. — Обеспечить встречу человека с Углицкой.
— Кто этот человек?
— Я не знаю! Когда он придет, будет сообщение…
— Что потом? — поторопил Комендант. — Давай, зарабатывай очки, у тебя невыгодное положение. Или тебе тоже вколоть? Там — в коробке еще три шприца…
— Не надо. — У гундосого снова заложило нос. — Углицкую с этим человеком нужно вывезти в город, снять квартиру и доложить шефу.
— Да, не густо… — Кондрат Иванович достал телефон. — Но есть шанс выкупить свою жизнь. Звони шефу. Скажешь так. Место, где находится Углицкая, установил. Но она закрылась в подземелье и заявила, что никого к себе не подпустит без Космача, и ни с кем без него разговаривать не будет. Если попробуют войти к ней силой, покончит с собой. У нее есть оружие. Спроси, что делать. Надо, чтобы твой шеф приехал сюда вместе с Космачом. Или послал одного. То есть Космач должен приехать сюда, иначе княжну можно больше не увидеть. Ты меня понял?
— Понял. — Гундосый взял трубку.
— Попытаешься поднять тревогу или услышу фальшь — пулю получишь сразу, без предупреждения.
Комендант вынул пистолет и свернул предохранитель.
11. Кольцо
Он вернулся из Петербурга одержимым и не мог больше ни о чем думать, как только о браке с княжной Углицкой. Он вдруг увидел самый прямой и самый надежный путь к достижению цели и теперь лишь поражался собственной недогадливости.
А ему все время казалось, что отношения с Земляновым заходят в тугрик, предводитель, сам того не ощущая, быстро вырастал из детских рубашек и чувствовал, что вот-вот ему впору будет и отцовская. Но всякий раз Глеб Максимович вдруг находил оригинальное решение и обидно просто ставил на место. И на какое место! Иногда в проницательности и дерзости его ума виделось нечто сатанинское, не зря он всю жизнь набивал свою квартиру мистическими и ритуальными предметами.
Мысль о том, что княжна станет его женой, вросла в сознание сразу и накрепко, однако вначале как стратегический ход. Брак должен был стать обычным королевским браком, по государственной необходимости и расчету, и потому не имело никакого значения, какая она, как выглядит и понравится ли. Однако скоро он начал ловить себя на том, что думает об этом, и чем дальше, тем подробнее. Некоторое время Палеологов утешал себя обыкновенным любопытством: конечно же, не все равно, какой будет первая государыня, а ну если она страшна, уродлива и глупа к тому же?
Он прилетел в Москву довольно рано, и можно было сразу поехать в офис Собрания, где его ждали и где находился теперь уже соперник Космач, но предводителю захотелось побыть одному, чтоб все досконально обдумать и привыкнуть, вжиться в новую роль — будущего мужа Углицкой. На следующее утро он проснулся уже с мыслью о княжне и будто завелся на целый день. Надо было срочно решать судьбу Космача, пусть и формально, обсудить на политсовете вопрос с женитьбой и, главное, отослать в Холомницы надежного человека, который бы подготовил прием Клести-малого и организовал его встречу с невестой и сватовство. Вместо всего этого он позвонил Галену, велел поместить Автора под замок, а сам остался дома в непривычном для себя состоянии задумчивой грусти.
Палеологов никогда не видел княжну даже на фотографии, и теперь воображение почему-то рисовало молодую женщину, очень похожую на Маргариту, дальнюю родственницу отца, которая несколько раз приезжала в Питер из Голландии. Она сохранила добрые отношения с матерью и потому гостила у них, а с отцом, бывало, даже не встречалась, чтобы не компрометировать его: морскому офицеру заграничная родня могла только навредить. Маргарита была старше Генриха лет на десять и казалась настолько необычной и красивой, что у него спирало дыхание и терялся дар речи. Ее лицо, руки, платье, движения и запах были поистине заморскими, чудесными, и вся она — недосягаема, как всякая юношеская мечта. В последний раз Маргарита приезжала, когда ему исполнилось четырнадцать, и он уже оказался выше на полголовы, что ее удивило и заставило снизойти, заметить. Она с удовольствием гуляла с ним по Питеру, держа, как взрослого мужчину, под руку, покупала дорогие рубашки, галстуки и заставляла примерять — он робел и не противился. А однажды, в момент какого-то дурашливого веселья, повалила на диван и стала щекотать. Сначала он терпел и уворачивался, потом закатывался от смеха и непроизвольно, обороняясь от ее рук, случайно прикоснулся к нависшей над ним полной груди под шелковой блузкой и услышал, как Маргарита застонала и сама вжалась в его ладони. Смущенный и потрясенный, он еще смеялся и чувствовал, что сейчас заплачет от необъяснимой, неведомой радости. Но Маргарита вдруг отпрянула, погрозила пальчиком и выбежала на балкон. И после этого не держалась за его руку, когда гуляли, не заставляла примерять подарки, и ничего подобного больше не повторилось.
