Валерия Перуанская - Кикимора
На сегодня ей было достаточно. Всего. И проводов, и воспоминаний, и телевизора.
5
Экскурсионные автобусы отправлялись от Исторического музея несколько раз на дню. И хотя задумали их для приезжих, для уважаемых гостей столицы, первым делом навещающих Красную площадь, а также осаждающих ГУМ и по этой причине стихийными толпами бродящих около расположившегося в удобной к ним близости экскурсионного бюро, Анна Константиновна справедливо полагала, что и' коренной москвич может в такой поездке немало почерпнуть. В чем не обманулась.
Она вошла в автобус первой, и поначалу показалось,что, кроме нее, желающих больше не найдется – долго никто не откликался на громкие, через мегафон, призывы к знакомству со столицей. Однако минут за пять до отправления автобус с непостижимой быстротой заполнился до отказа.
Со своего удобного места около окошка Анна Константиновна наблюдала за случайными спутниками. Были здесь и застенчивые, вроде нее, одиночки разного пола и возраста; и смешливая компания бойких девчат в одинаковых платочках на волосах; и солидный – сразу видно, командированный – дядечка. Потом вошла молодая пара вполне столичного облика, приехавшая, как позже из мимолетного разговора определилось, из Кривого Рога. Следом за ними появилась семья: молодые родители (рано располневшая мама и подросткового размера папа) с сынишкой лет восьми или девяти, оторванный ими ради поездки в Москву от школьных занятий. Лица и вид их ничего от постороннего взгляда не скрывали, наоборот, крупными буквами о себе рассказывали: старательность и тщание, с какими готовились в лучшем виде предстать перед столицей. У мальчугана волосы рассыпались свежевымытыми вихрами, а новый великоватый костюмчик еще не обмялся, стеснял движения и сильно сосредоточивал на себе его мысли, хотя одновременно они были заняты картонной коробкой с новой игрушкой или игрой, которую он с затаенным мальчишеским счастьем прижимал к себе, словно любимого котенка или щенка. Родители тоже были напряжены и скованы сверх возможного, в опасении совершить оплошность или допустить неловкость и тем самым оказаться не на должном столичном уровне... Все трое они виделись Анне Константиновне ужасно трогательными в открытой беззащитности, и она долго не могла оторвать от них близоруко сощуренных глаз, в которых они могли бы заметить ее симпатию и сочувствие, если бы вообще могли сейчас, пока устраивались и усаживались, что-нибудь вокруг себя замечать.
Рядом с ней долго никто не садился, все почему-то, поглядев на свободное место, проходили мимо, и только в последний момент, когда девушка-экскурсовод уже объявила отъезд, в автобус поднялся пожилой мужчина, которого можно было бы назвать даже стариком, если бы это слово не входило в противоречие с его прямой осанкой, элегантной шляпой и ясными зоркими глазами. Этими глазами, войдя через переднюю дверь, он оглядел автобус, увидел два свободных места, мгновение решал, какое из них предпочесть; и сел рядом с Анной Константиновной, приподняв, как уже давно разучились мужчины делать, шляпу и спросив предварительно разрешения.
– Да, да, конечно, – польщенная таким обращением, закивала Анна Константиновна.
Она приготовила блокнот, шариковую ручку и очки – записывать имена и даты, – и с первыми словами экскурсовода обратилась в слух, боясь что-то важное пропустить. День выдался, на счастье, ясный и весенне теплый. Солнце грело не припекая, а ветерок приятно обдувал, когда экскурсия сделала первую остановку около особняка на улице Воровского и все потянулись вслед за гидом во двор Союза советских писателей. По поводу погоды Анна Константиновна и ее автобусный сосед обменялись здесь первыми словами, согласившись, что для такой поездки погоду лучше придумать было нельзя. Разговор этот, как ни был краток, задержал Анну Константиновну, и ей пришлось проталкиваться поближе к экскурсоводу, чтобы все услышать и записать сведения о старинном особняке. Она записывала и вспоминала то, что уже раньше знала о нем, и то, как когда-то фантазировала стать известной поэтессой, чтобы входить в двери с медными кольцами наравне с другими поэтами, тоже, как и она, членами Союза писателей. Как-то ей пришлось быть здесь, правда, всего лишь по делам своей ведомственной газеты, и разговаривать со знаменитым и поныне живущим писателем... Фантазировать она давно бросила – как на эту тему, так и на всякие иные – и, однако, чувствовала почему-то свою особую близость и родственность к этому дому по сравнению с другими экскурсантами, не имевшими причин даже фантазировать и никогда не ступавшими внутрь святая святых... Через двор, из одних, дверей в другие, ходили деловитые, или смеющиеся, или серьезно беседующие между собой люди. В каждом Анна Константиновна предполагала счастливца, достигшего того, чего ей не удалось достичь, и испытывала невинную зависть, кем-то из них удачно прозванную «белой»...
Талант, конечно, талантом, без него – никуда, но и должной настойчивости она не проявила, подумалось сейчас. Посылала стихи несколько раз, с большими притом интервалами, в разные редакции, столько же раз получила обратно вместе с безразлично вежливыми, а то и надменными отповедями, подписанными неизвестными лицами «по поручению». Однажды лишь какой-то «по поручению» слегка обнадежил: что-то, мол, проглядывается, учитесь, трудитесь, совершенствуйтесь, тогда опять присылайте... Она это дело и бросила – посылать, хотя совету «учиться и совершенствоваться» старалась следовать...
...Вместе со всеми Анна Константиновна пошла назад к автобусу и только стала в него забираться, как ощутила чью-то поддерживающую руку на своем локте. В этом любезном жесте она сразу угадала соседа, хорошо, по-старинному еще, воспитанного. Постаралась не замешкаться неуклюже в двери, а попроворней войти. От смущения это ей не совсем удалось, и она, усевшись на место, должна была потратить некоторое время, чтобы унять неизвестно отчего возникшее волнение.
Экскурсанты собирались уже не разрозненными, как недавно, одиночками и группками, а заметно спаянные общими интересами и впечатлениями. Пожалуй, только семья с мальчиком не вливалась в нарождающийся на короткий срок коллектив, да вот Анна Константиновна с соседом держались от всех в стороне, но близко друг к другу, что ей было почему-то приятно.
Автобус тронулся и поехал. Девушка-гид, уняв по-ребячьи расшумевшихся подопечных, опять повела заученную речь об улицах и памятниках столицы, а у Анны Константиновны внимание как бы раздвоилось, одной стороной обращенное к экскурсии, а другой к соседу, каждое движение которого невольно ловила, а каждого слова ждала, озабоченная ответить впопад, чтобы показать себя интеллигентной женщиной, кое-что – и не мало! – знающей и из истории и из литературы. Потому что он, судя по беглым словам и замечаниям, был именно таков: интеллигентным не по шляпе, а по образованности и пониманию. Анна Константиновна подумала: не профессор ли?
