Лариса Райт - Жила-была одна семья
— Это мамина. Но по вечерам ей гулять страшновато. Так что я вот. — И многозначительно замолкал, давая понять, что в противном случае рядом с ним прыгал бы не веселый пушистый комочек, а гордо вышагивал бы огромный сторожевой пес.
Ира живо представляла себе, как когда-нибудь поправится, подурнеет, поседеет или с ней случится еще что-нибудь подобное, а он постесняется сказать знакомым, что это его жена. Сообщит стыдливо: «Вот женился когда-то…» И конечно же, непременно сделает паузу, намекая на свое благородство и величие души: «Подобрал когда-то, теперь уж не бросишь». Нет, о таком снисхождении она не мечтала.
Не интересовал девушку и интеллигентный Изя с его вечно съезжающими на кончик носа очками и желанием все в жизни подчинять математическим формулам и строгим расчетам.
— Вот, я построил схему. — И он гордо доставал из кармана смятый тетрадный листок, испещренный кружками, квадратиками, цифрами и стрелочками. — Согласно точному расчету я женюсь через два года, через три стану отцом, через пять повторю этот подвиг.
— А почему женишься через два года?
— Защищу диссертацию и сразу женюсь. Мысли о суетном не должны отвлекать ученого.
— А что, потом бросишь науку?
— Пойду в изобретатели. А изобретателю необходима муза. Тут уж без жены не обойдешься.
— Разумно.
— А то! У меня по-другому не бывает.
— А где, Изя, жену искать будешь?
— Так я уже нашел. Это ты.
— Я?! — Ира еле сдерживалась, чтобы не захлебнуться от смеха.
— Да, а ты что, против?
— Ну, я так понимаю, что в ближайшие два года ты будешь занят другими вещами, так что с ответом можно и подождать?
Изя заглядывал в листок, что-то проверял в фигурах и цифрах и удовлетворенно соглашался: «Можно», — и отбывал восвояси. А она отправлялась к маме и Саше со смехом докладывать о том, что обручена. «Но вы с папой можете не волноваться. В ближайшие два года на свадьбу раскошеливаться не придется».
— Я уже боюсь, Ирочка, что с таким подходом нам вообще никогда не придется раскошеливаться на твою свадьбу.
— Ты чего, мамуль? Мне всего двадцать.
— Уже двадцать! — И это говорила мама, которая еще вчера строго обучала дочь правилам игры. — Смотри, не провыбирайся.
— Не выбирая, нельзя сделать правильный выбор.
— Иногда и первое попавшееся может оказаться вполне приличным. — Мама настаивала.
Ира тут же вспоминала своего первого ухажера, который хвастался знанием двух стихотворений Евтушенко и ассортимента пива в ближайшем магазине, и брезгливо кривила губы:
— Нет, не может.
— Ох, смотри, Иринка! — И мама горестно качала головой. Что за напасть такая? Друзей хоть отбавляй, а ничего серьезного. А где новые знакомства взять? На девичьем филфаке очередь из женихов выстроиться не может. — Ох, смотри!
— Смотрю. — Ира подмигивала Саше, и они начинали дружно хихикать, а мама смотрела на них, смотрела, а потом тоже начинала смеяться. И так хорошо было, легко, беззаботно от этого общего смеха…
Но все это было до него. До похода, до Самата. Как давно это было! В какой-то прошлой жизни. Странно. Было в прошлой жизни, а не прошло, не заросло, не зарубцевалось. Так и слышатся отголоски в настоящем, так и ноет, будто в непогоду, старый шов. Как нелепо! Словно и настоящего никакого нет. А ведь есть. Вот же оно: стоит подбоченившись, смотрит вызывающе.
— Мам, так дашь телефон?
Ира тяжело поднялась из-за стола, покачала головой:
— Это, Мань, не выход.
— Что — не выход?
— Навязываться. Если с тобой не хотят общаться — не проси.
— А ты никогда не просила?
— Я? — «Лучше бы не просила».
— Ты. Не навязывалась?
Через десять дней после возвращения из похода Ира окончательно поняла: мысли о случайном приятеле с мехмата укрепились в ее сознании так прочно, что необходимо срочно либо найти им какое-нибудь оправдание, либо получить веские основания для того, чтобы окончательно избавить от них свою голову. И того и другого добиться можно было одним-единственным образом: найти повод для встречи. Одной из любимых ее песен была как раз та самая, про веселый ветер, а там, как известно, «кто ищет — тот всегда найдет». Нет, она не собиралась караулить, ходить в главное здание, узнавать расписание. А без подобной информации вероятность того, что студент филологического факультета МГУ может случайно столкнуться с «математиком», равнялась бы согласно известной теории Эйнштейна сотым долям процента. Можно месяцами не встречаться с соседями по подъезду, поэтому и ждать свидания с человеком, который все учебное время проводит в другом здании, было бы таким же нонсенсом, как подкарауливать медведя в лесу глубокой зимой. Ира, конечно, ощущала себя охотницей, но мерзнуть в сугробах в безнадежной засаде не собиралась. В конце концов, не зря же она с таким трудом выторговала у родителей разрешение взять в поход не только Сашу, но и новую видеокамеру. Теперь она была счастливым обладателем хроники сплавов, хохота, ругани, утренней рыбалки и ночных бдений у костра. Несколько мучительных вечеров у магнитофона — и новые технологии освоены: смонтирован веселый, легкий фильм, который только и ждет, когда же друзья-походники соберутся на просмотр. Оливье нарезано, стаканы с терпким молдавским наполнены и…
— Давай, Иришка, включай, не томи душу!
— Сейчас, все придут.
— Так больше некого ждать.
— А Семка? Вы его не предупреждали?
— А Самат отказат. — Это, конечно, Борис не может удержаться от того, чтобы не поерничать и не покрасоваться. — Так что демонстрируй свой шедевр, а то я на свидание опоздаю. — Разве можно не потешить уязвленную гордость и не продемонстрировать, что к нему, красавцу и умнику, и без нее очередь строится?
— Почему? — Ира искренне надеялась, что сумела скрыть все, что скрывалось в этом вопросе, кроме простого любопытства.
— Да дела какие-то. Не все ли равно? Запускай шарманку.
Вечер казался безнадежно испорченным. И только под занавес:
— Ир, Саматик просил, если копии делать будешь, на него тоже рассчитывай, а я передам.
— Я сама передам.
Передала. И с тех пор каждый раз в любой лавочке, что пестрит яркими прямоугольными коробочками с названиями кинолент, у нее возникало смешанное чувство приятной волнующей ностальгии и одновременно непреодолимой щемящей жалости к самой себе. А жалеть себя не надо. Слабые тратят время на жалость. Необходимо быть сильной. И если ей тяжело было это сделать, то Маруся обязана хотя бы попробовать:
— Навязывалась, не навязывалась… Может, и навязывалась, потому и знаю, что ничего хорошего из этого не получается.
