Анна Матвеева - Есть!
Когда совещание проводится утром, на столе красуется обстоятельный завтрак, днем всех поджидает горячий обед, а к вечеру обязательно сервируется ужин. Одна из студийных кухонь, как правило, пуста, и здесь – по легкому взмаху руки П.Н. – за четверть часа накрывается такой стол – рестораторы обзавидуются.
Между прочим, многие мои зрители отмечают, что с тех пор, как я научила их готовить, они практически не ходят в рестораны. Если же они по какой-либо причине все-таки очутились в едальном заведении, то чувствуют раздражение – им не хочется платить за блюдо, которое они сами могут приготовить ничуть не хуже. Очень правильное чувство – я его сама часто испытываю, обедая в «Модене» или в «The Пирожке». Притом что «Модена» и «The Пирожок» – лучшие рестораны города, принадлежащие Юрику Карачаеву, главному другу и завистнику П.Н.
Юрик Карачаев догрызает мосластые остатки собственных локтей, размышляя, почему не ему первому пришла в голову светлая идея открыть кулинарный телеканал. Мама П.Н., милейшая Берта Петровна, и мать Юрика (не помню, к сожалению, ее ФИО) с юности были задушевными подругами, и одна у другой даже отбила жениха (не помню, кто у кого, но поставлю на Берту Петровну). Подобная закваска поддерживает дружбу на протяжении всей жизни. И пусть Юрик ненавидит П.Н. и завидует ему всеми фибрами и жабрами, внешне он старательно изображает нейтралитет. Беда Юрика в том, что он не умеет придумывать. Зато в умении доводить до совершенства чужие идеи и вовремя прятать сворованные куски в норе Карачаеву равных нет. Лишь только П.Н. почуял первую мощную волну, какой на россиян обрушился интерес к кулинарии, превращая ее из способа насыщения в удовольствие, Юрик тут же, подсуетившись, открыл в городе первый гурманский магазин «Трюфель». Лишь только П.Н. зарегистрировал телеканал «Есть!», Юрик замутил строительство итальянского ресторана «Модена» и пафосной русской закусочной «The Пирожок». Лишь только П.Н. объявил об открытии в городе первых непрофессиональных кулинарных курсов, Юрик отозвался глянцевым (и редкостно бестолковым!) журналом «Гурманство», по сей день безуспешно пытающимся оттяпать у канала «Есть!» хоть немного рекламных денег. Юрик Карачаев – живая тень П.Н.; он бредет след в след, подбирая крошки идей и не гнушаясь забракованными нашим боссом проектами (магазин, рестораны и журнал тоже значились в планах П.Н., но он решил сосредоточиться на телевидении и, как теперь ясно, не прогадал).
Юрик считается партнером П.Н. «по бизнесу», потому запросто является в студию и даже принимает иногда участие в совещаниях. Думаю, главная движущая сила, влекущая Карачаева к нам, – отличная кухня. Юрик жадно лопает все, что готовят дежурные повара, и поспешно запоминает рецепты – через неделю в «Модене» будут с важным видом поданы новые салаты и десерты. Меня это жутко возмущает – воровство и плагиат! А П.Н. смеется и машет рукой – ему не жаль поделиться с Юриком очередным открытием, он верит, что рецепты – неисчерпаемы. И тут он, редкий случай, заблуждается.Сегодняшнее совещание, на которое я опоздала, оформлено в стиле «поздний завтрак». Вместо блокнотов перед сотрудниками – квадратные тарелки с томатными кексами и белыми велюровыми персиками. Корзинки с крошечными шоколадно-малиновыми пирожными и канапе с завитушками спаржевого крема. Пахнет свежим кофе, хотя П.Н. и Юрик пьют индийский чай «масала» с молоком и специями. Во главе стола восседает знакомая нам блондинка – яростная улыбка, как шрам на лице, и преувеличенно внимательный разворот в сторону главного режиссера канала – Аркадия Пушкина, о котором лет пять назад кто-то удачно пошутил: «Пушкин – это наше все!» П.Н., Юрик, предательница Иран, вообще все главные и неглавные деятели внимательно смотрят на блондинку. Ее тарелка чуть сдвинута в пользу раскрытого посредине альбома с фотографиями. Конечно же, это фотографии еды. Снимать еду – специальное искусство. Это вам не людей щелкать – сколько я знаю случаев, когда первоклассные фотографы превращали шедевры в размытые неаппетитные картинки.
…Совещание в разгаре. Юрик жует персик, сладкие дорожки сока текут из уголков рта, словно слюни, и между чавканьями он пытается участвовать в разговоре. Перед П.Н. белеет пустая тарелка – и она в любую секунду может стать летающей.
Если хочешь выглядеть естественно, говори как можно громче:
– Добрый день!
Сотрудники поворачиваются ко мне, кивают и вновь возвращаются к звезде совещания.
– Геня, присоединяйся, – велит П.Н. и щелкает пальцами, чтобы мне принесли стул и прибор. Изначально свободного стула и прибора для меня не было – потому что на моем месте сидит Зубатка Катя Парусинская.
– Ека, – робко говорит Иран. – Мне кажется, «Ека» звучит хорошо.
– Мне нравится, – сообщает Пушкин.
Юрик поспешно кладет волосатую персиковую косточку на скатерть (надо как можно больше нагадить любимому недругу – пусть по мелочи!) и вытирает пальцы салфеткой.
– Молодца, Иран! – П.Н. хмурит брови, представляя новое имя на экране. Ека Парусинская!
Брови П.Н. летят вверх, как пушистые птицы, и на лбу – будто нотный стан – прорисовываются четкие морщины. Лицевую азбуку П.Н. я знаю лучше всех в мире – перевожу: он доволен зпт но не готов пока признать это обстоятельство вслух тчк
Будущая Ека скромно улыбается:
– То, что надо!
Наконец П.Н. разворачивается всем своим мощным корпусом ко мне.
Дуб под ураганным ветром.
– Мы тут обсуждаем новое имя. Первый эфир – сегодня, времени нет, всем придется помогать. Кстати, Ека, – он перекатывает новое имя во рту, словно фасолину в чили-кон-карне, – покажи-ка Гене портфолио. Это нечто! Я даже есть не стал – так разволновался.
У П.Н. имеется удивительное свойство – когда он волнуется, напрочь теряет аппетит. Что ж, как и подобает непосредственному начальнику, П.Н. всегда ведет себя непосредственно.
Ека отправила в мою сторону тяжелый кожаный альбомище, а я покрепче приклеила улыбку к губам и вонзила ложечку в малиновое сердце пирожного – она вошла туда, словно игла в вену.
Улыбка все равно сползала, я пыталась ее зафиксировать, хотя так можно и нервный тик заработать.
Тем временем Ека отвечала на вопросы трудового коллектива.
Пушкин поинтересовался семьей, родившей на свет настолько потрясающую девушку.
– Семья у меня простая, интеллигентная, – вещала Ека.
А я сформулировала для себя определение интеллигентного человека: он никогда не произносит слова «интеллигентный», по этому признаку его и можно узнать. У меня есть знакомая, которая однажды всего за полчаса пять раз сказала слово «интеллигентный», явно противопоставляя его слову (а точнее, понятию) «нуворишеский». Нувориши – ха! Мы все, если задуматься, нувориши. Нас еще вчера упрекали в неумении пользоваться чашкой для полоскания рук, а в первом в своей жизни российском ресторане японской кухни я видела женщину, которая ожесточенно распиливала ни в чем не повинный ролл ножом. И ела рис вилкой.