Макар Троичанин - Шесть дней, которые потрясли мой мир. Повесть
- Вот!
И она, приняв мою гордость за нашу природу, восторженно согласилась:
- Класс!
Но добавила то, что есть на самом деле:
- Немного мрачновато и загадочно.
- Да, - подтвердил экскурсовод, - озеро таинственное.
- Чем же?
А оно и само, опережая меня, откликнулось на вопрос. Тёмно-синяя ровная поверхность покрылась вдруг мелкой дрожащей рябью, а в середине вздыбился бело-прозрачный купол, медленно вспух и опал, и на его месте затанцевали невысокие гейзеры. Всё это таинство продолжалось не больше двух минут, а заворожило надолго, захотелось повторения ещё и ещё. Но озеро снова успокоилось, храня свою тайну.
- Что это? – спросила она тихо, прижавшись ко мне боком.
- Не знаю, - так же тих сознался я в неведении. – Местная легенда утверждает, что на глубине озера лежит огромное и старое водяное чудище, не в силах двигаться в ожидании смерти. Зовут его – Лох.
- Как? – переспросила она, услышав знакомое по шотландской загадке слово.
- Да, - подтвердил я, что она не ослышалась. – Легенда старая, как мир, а название чудища осовременено по телевизору. Скорее всего, из середины озера бьют мощные глубинные ключи. Потому и вода в нём очень чистая и целебная, постоянно обновляется и не пересыхает. Роженицы рассказывают, что после купания рожают почти безболезненно. Всякие психи, обмывшись, становятся почти нормальными, всякие скрюченные ревматики выправляются, а меченые язвами избавляются от своих гнойных отметин. Главное, как в любом лечении, не перебрать, не переохладиться, вовремя выбраться на солнышко и почувствуешь такую радость и лёгкость во всём теле, будто наново родился. Сама испытаешь.
- Так ты меня сюда лечиться притащил? – брякает между прочим, ни капельки не веря, а сама всё смотрит, не вспучится ли снова водяной купол. Для неё всё здесь – экзотика, для меня – часть жизни.
Обидно стало и за озеро, и за себя. Отвечаю раздражённо:
- Не хочешь – не лезь. Поехали назад.
Она тут же опомнилась, повернулась ко мне, быстрым лёгким касанием, как только одна умела, поцеловала в губы и пошла на попятную.
- Не дуйся, прости мою бабскую блажь, которая иногда вылазит помимо меня.
Ну, я и перестал, а сам думаю: моя б жена за свою блажь костьми и слезьми легла, чтобы настоять на своём, чтобы наперёд не вздумал противоречить, а эта – неправа и сразу же отступилась. Что за девка? Золото и только!
Посбрасывали мы скорее верхнюю одежонку и бегом, наперегонки, в озеро. Бултых! После парного воздуха аж обожгло, а вылезать не хочется, весело. Вертимся, чтобы согреться, смеёмся, а чему – неизвестно. Хорошо! Свободно! Будто не в воде, а в полёте.
- Ну, как? – спрашиваю.
- Здорово! – выстукивает зубами. – По-моему, я молодеть стала, скоро совсем девчонкой стану. Теперь верю, - говорит, - в живительную силу вашего озера. Кстати, как его зовут?
- А никак, - отвечаю. – Озеро и озеро. Других в округе нет, зачем ему название. Вылазь, а то судорога что-нибудь переймёт, придётся тебя на руках тащить до города.
- Что? – подначивает.- Не нравится? Не осилишь?
- Давай, - говорю, - я тебя лучше здоровенькой дотащу.
Смеётся, довольная и озером, и мной. А мне уж как приятно!
Когда выбрались из воды и умостились на прихваченном одеяле, тесно прижавшись друг к другу пупырчатыми боками, я поделился с ней ещё одной, самой главной загадкой потаённого озера, не имеющего из скрытности даже названия.
- Говорят, - повествую, не торопясь, со значением в скупом изложении тайны, - что оно обладает даром предсказания долголетия: кто переплывёт, не утонув, голиком по прямой через купол, тот может жить, ничего не опасаясь, и проживёт больше века. Только не надо хвастаться, переплыть потаённо, а то предсказание не сбудется, и хвастун скоро умрёт.
- Те, кто говорят, сами испытали или от бабушек слышали? – спрашивает, не открывая глаз и слегка кривя улыбку от недоверия к нашей провинциальной мнительности.
- О Ванге слышала? – не обращаю внимания на необоснованные иронию и скепсис.
- Слышала, - отвечает. – Есть такая прорицательница в Болгарии.
- Зачем в Болгарии? – противоречу ровным голосом. – Она у нас обитает.
Она хохотнула коротко.
- И у вас тоже?
Но меня не сбить. Разъясняю без обиды:
- Почему тоже? Это у них – тоже. Потому что нашей Ванге давно уже за 100 и сколько «за», никто не знает.
Жалея её за промах, иду, однако, по доброте своей, как всегда, на компромисс:
- Хотя, думаю, что родственные связи между ними есть: наша Ванга без ума от болгарских сухих вин. Поставишь пару бутылок кислятины, что хочешь предскажет.
Краем глаза вижу, проняла её моя гольная правда, однако, не до конца, потому что уточняет:
- И что? Эта ваша Ванга переплыла озеро?
- Почему ж тогда она живёт больше ста лет? – убиваю неотразимым доводом. – Конечно, переплывала, только помалкивает: сама ведь слышала – болтать не следует.
А всё равно червь недоверия гложет её засушенную городскую душу.
- А ещё кто? – просит дополнительных фактов тайны озера, как будто их количество может разрешить загадку. Сама она это поняла и меняет тему:
- Всякое таинственное явление требует научных изысканий. Вы сообщали в Академию наук или в Организацию объединённых наций?
- Были какие-то четверо, - подтверждаю заинтересованность к озеру большой науки. – Трое молодцев и одна деваха. Тонкая, звонкая и белобрысая, длинная как глиста.
- Как молодцы выглядят, ты, конечно, не разглядел? – обижается за свой пол.
- А чё их разглядывать? – жму плечами. – Парни как парни. Не красавцы.
- Ты-то здесь первый парень на деревне.
Не возражаю.
- Не я себя в первые выбрал – бабьё, ты ж слышала?
Хотел ещё добавить, что и она не против, но испугался перебрать козырей и прижал мягкое трепло во рту до боли. Поскольку истина была установлена, начинаю, наконец, рассказывать о научных исследованиях, не обошедших и нашу затишь.
Напялили парни красно-сине-оранжевые резиновые костюмы, ласты и маски, впряглись в акваланги и пошли нырять один за другим, держась за линь, а деваха на стрёме: если утонут, то хоть было бы кому отчёт настрочить, оправдать и списать затраты. В городе цирка никогда не было, поэтому на водную феерию собрались все от мала до велика, работу и школу забросили, скучились на берегу в амфитеатре, спорят, кто первый не выплывет. Однако, артисты не очень-то стремились оправдать ожидания зрителей и не углублялись в буруны, объяснив авторитетно, что там из-за мути и воздушных пузырьков всё равно ничего не видно, как не видно и дна. «Так и есть, - решили старухи, услышав научное заключение, - преисподняя, а из неё змей высовывает одну из семи голов и отплёвывается, напоминая о грехах людских». Те, что не донырнули до змея, отмалчиваются, крыть-то нечем, а мужики, оплевав в сердцах чистые берега, стали расходиться, недовольные безрезультатностью пари. Только ихтиандры повылазили на берег подышать чистым нормальным воздухом и обдумать первый параграф отчёта, как змей напомнил о себе, и тайна осталась тайной.
Стали они, чтобы оправдать свои командировочные, выспрашивать фактический материал у столпившихся зевак и зевачек, кто-то и рассказал про вторую тайну озера. Во всём сомневающиеся академики-материалисты залыбились, отошли к вездеходу, что-то высосали для укрепления сил из термоса, посоветовались между собой и решили, что не может наука терпеть аборигеновские бредни. Разоблачились до плавок и ласт и дружной четвёркой ринулись в озеро, чтобы доказать несостоятельность косной легенды, порочащей наше повсеместно победившее научное мировоззрение.
Первой опомнилась глиста…
- Фу, какой ты, однако, грубый! – возмутилась она затухающим от солнечного и травяного мора голосом.
Я, хотя и не был согласен, но не стал отвлекаться на необоснованные оскорбления, не сомневаясь, что это была пустая реплика, а думает она иначе.
- Да, - продолжаю, - развернулась и – назад к берегу. Разве одной кожей убережёшь кости от холода? Да и сообразила, видать, что и трёх фактов хватит, четвёртый – лишний. Ещё двое – до чего ж изощрённа и гибка научная душа! – решили, на всякий случай, обплыть самую середину, где только что перед ними выдохнул змей водяной колпак, нисколько не сомневаясь, что небольшой допуск в эксперименте не повредит общему результату. А четвёртый, самый молодой, наверное, ещё недоделанный кандидат каких-нибудь наук, попёр прямо и так наддал, что позади него, как после глиссера, вскипел бурун. Опустив в воду голову, он, чтобы не натерпеться страхов, торпедой проскочил только-только успокаивающуюся середину и, как наш сом, с выпученными глазами вынесся на животе на противоположный берег и там затих, глотая воздух. Ему повезло, что он попал на начальный период спада водяного купола и был в ластах, иначе бы его обратным током затянуло прямо к отвергаемому змею.
