Саша Дэа - Девушка с повязкой на глазах
— Не по себе?— говорю я. — Это только начало.
Я не в состоянии объяснить происходящее.
Она прощается и закрывает дверь.
Вниз. По лестнице. Спокойно. Медленно. Обдумывая. В подъезде читаю надпись «Цой жив». Думаю о том, что, может быть, ты тоже жива.
Прощаюсь со своей целью. Она прервалась, оборвалась, остановилась. Или другими словами: у моей цели новый этап. Она переросла во что— то более ожидаемое, более мудрое. На улице выбрасываю в мусорный контейнер нож — моё оружие. Снимаю с правой руки перчатку и тоже её выкидываю.
Всё. Опустошение.
Я знаю, что будет дальше.
Дальше она умрёт сама, изнемогая в конвульсиях, но я не буду плакать.
Мне остаётся ждать.
Ненавидеть.
Ждать.
— Всё.
— Что всё?
— А дальше всё было понятно. Я умела ждать.
— Что Вы ждали?
— Неизбежность.
ЭПИЛОГ НЕИЗБЕЖНОСТЬ
Она приходит ко мне.
Смотрит молящим взглядом. Кричит взглядом. Под глазами синяки от невысыпания, или от худобы, или от дыхания истины. Она бледная, измученная, больная. Совсем другая. В ней нет красоты. В ней нет гармонии.
Интересно, бабочки, наверное, выглядят так же в последние секунды своей жизни: прощаются со своим великолепием.
Я знаю, зачем она пришла.
— Зачем ты пришла?— спрашиваю я.
— Пожалуйста, — начинает она.— Пожалуйста. Я не знаю, могу ли просить у тебя.Забери его.
Нет. Она не имеет права просить у меня.
Она говорит медленно. Я чувствую, как ей сложно даётся каждое слово. Она выглядит такой слабой, что мне кажется, она может упасть в любой момент. Тот ли это человек, которого я знала? Человек, с которым ты провела последние минуты.
Человек, которого я ненавижу. Человек, имевший чёткие принципы. Человек, который разрушал. Можно ли ненавидеть это болезненное, измученное существо?
— Я прошу тебя,— продолжает она, — забери свой взгляд. Ты оставила его. Забери истину, которую ты открыла мне. Я не в состоянии знать это. Я не могу спать. Освободи меня..
Она не может спать. Я знаю, что такое бессонные ночи.
Сейчас время для моей доброты.
Я должна протянуть ей руку.
Я должна понять и простить её.
Что я должна ещё?
Что я должна ещё?
Я не хочу быть доброй. Я не хочу жалеть её, успокаивать. Я не хочу давать ей надежду на счастливый конец. Всё предопределено, и я забываю свою доброту. Забываю легко. Боль выживает, вытесняет сердечность.
— Это можешь сделать только ты. Прошу. Я схожу с ума. Я вижу твою боль, она становится частью меня. Везде. Всегда. Крики в голове,— её голос дрожит.— Пожалуйста. Я устала. Прости меня. Верни спокойствие. Я не могу так жить. Я вижу твой взгляд. Он преследует меня.
Я смотрю на неё и улыбаюсь. Я чувствую, как мне становится легче. Словно с каждым её словом частица моей боли покидает меня.
Теперь у неё нет тишины.
Счастлива ли я в этот момент?
— Дай мне свои духи, — говорю я.
Она достаёт из рюкзака флакон и протягивает мне. Я беру его, заворачиваю в газету и выкидываю на кухне в мусорное ведро.
— Смени запах,— твёрдо произношу я.
— Хорошо.
Теперь у неё нет её запаха.
Счастлива ли я в этот момент?
— Что ты хочешь ещё?— спрашивает она.
Чего я хочу? Чего я хочу в момент, когда могу получить всё? Я могу уничтожить её. Я могу простить её. Чего я хочу?
К морю.
В ней ещё остаёшься ты. Я хочу, чтобы в ней не было тебя.
— Я хочу,— начинаю я,— чтобы ты отдала мне ваше время.
— Что? Время?— она слабеет,— а разве это возможно?
— Возможно. Последние минуты. Вы?
— Мы были.— начинает она.
— Нет,— останавливаю я её.— Вас не было. Были мы. Я и она. И танец наш.
— Мы были.
— Нет. Вас не было.
— Мы .
— Нет. Вас не было. Ты слышишь?— мой голос твёрд и жесток, наверно.
Я не буду её жалеть. Я могу жалеть старика бездомного или «домного», но несчастного, глухого в своём бытие. Кто мне она, чтобы я была доброй? Она — человек, случайно, по воле судьбы, по жестокой воле судьбы, столкнувшийся со мной.
— Мы. — она плачет. Я вижу, как ей тяжело терять тебя.— Были.
— Нет. Ты путаешь,— тихо-тихо говорю я. — В последние минуты я была с ней. В зале (или это был не зал?), где никого кроме нас не было, играла музыка. Мы бесконечно долго кружились в танце, улыбаясь друг другу. Музыка была в нас. Ля-ля-ля. Ля-ля. Ля-ля-я. Ля-ля-ля. Ля. Ля-ля.
— Замолчи,— просит она.
— Видишь? Вас— не было.
— Не было.— читаю я по её губам.
— Что?— переспрашиваю я.
— Вы танцевали,— произносит она.
Я чёрствая. Чёрствый кусок чёрного, уже несъедобного, хлеба. Я жестокая. Я безжалостная. Я убийца. Я не боюсь признать это. Я не боюсь быть. Я пугаю её своим равнодушием.
Можно расслабиться, закрыть глаза. Можно даже забыть о том, что она сейчас стоит у меня в коридоре с протянутой душой, с мольбой, с криком о помощи. Можно забыть о ней. Помнить только наш танец и продолжать его. Отдаться музыке, звучащей где-то в моём сознании.
Шум моря. Волны спокойно поглощают друг друга, заканчивая свой путь на берегу. На берегу, где наши пятки оставляют вечные следы единения и созвучия.
Вот оно — море.
Я улыбаюсь. Мы танцевали. Я помню наш танец. Как горячий напиток во мне протекает «мы танцевали».
Видишь, моя дорогая, теперь у неё нет тебя.
Счастлива ли я в этот момент? Да.
Теперь я чётко ощущаю в себе разделение счастья и ненависти. Они гармонично существуют во мне. Счастье доброе и тёплое. Улыбчивое. Ненависть тоже добрая, только чуть холоднее. Они защищают меня.
— Дай мне спокойствие.
Она встаёт на колени, опускает голову вниз и торопливо начинает:
— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.
Я слушаю её и, только из уважения к молитве, не останавливаю. Мне уже абсолютно всё рано, что она скажет. Во мне — нирвана.
Во мне — жизнь.
— Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Аминь.
Она поднимает голову и смотрит на меня. Она сходит с ума.
— Я не Бог,— спокойно говорю я.
— Прости меня.
— Бог простит, а я.Я — не Бог.
18. 11. 2007— сентябрь 2008
Письмо №.
Приближается осень. Я с тревогой жду этого периода, так,как,осенью всегда слишком грустно. Меланхолия. Цветные, а потом печальные деревья. Ты ведь помнишь осень?
Я стала приходить к, тебе реже. Теперь лишь несколько раз в неделю. Мне кажется, тебе одиноко тут. А так,хррошо знать, что есть я. Да, пусть хоть и живая, но верная тебе.Я остаюсь верной.
Недавно я была жестокой. Это был момент. Это была болезнь, но тебе не стоит этого знать. С тобой я всегда добрая.
Ты не плачь. Слышишь? Или мне мерещится? Или это шум ветра? Или сердце так, громко стучит? Или это я плачу? Ты не плачь…
Я беру у сторожа раскладной стульчики сижу рядом с тобой. Читаю тебе вслух разных поэтов. Когда заканчивается книга, я начинаю новую. Когда я замерзаю, мне приходится уходить.
А когда мы были детьми, мы не знали друг друга. Наверное, мы где— нибудь виделись. В парке аттракционов или просто на улице. Равнодушно проходили мимо друг друга, каждый в своём детстве, но нам не вспомнить эти встречи. Мы умели жить, не зная имён наших. Сейчас мне надо снова стать ребёнком, чтобы уметь.
И когда мы ушли из детства, мы вместе мечтали покататься на воздушном шаре.
Тебя нет уже такдолго, а я живу.
Я поднялась, подошла к ней и сняла повязку. Она ещё некоторое время сидела с закрытыми глазами.
— А я живу,— тихо повторяла она.
— А я живу.
— А я живу.
— Пойдёмте отсюда,— сказала я.— Хорошо, — ответила она и открыла глаза.
Мы вышли с ней на улицу. Дождь уже закончился. Пахло свежестью.
— Запах свежести,— она глубоко вдохнула.
— Что Вы будете делать дальше?
— Я вернусь домой, сделаю себе чай. Потом лягу спать. Утром меня разбудит будильник, я пойду на работу. Вечером стоит зайти к одному человеку: я давно у него не была.
— Так просто?— перебила её я.
— Да, так просто.
— А как же то, что Вы мне рассказали?!
Она задумалась. Потом посмотрела мне в глаза. Этот взгляд. Спокойный.
— Знаете, я шла по улице в очередной раз погружённая. Погружённая. Я увидела Вас в окне, подумала о том, что у Вас доброе лицо, ещё подумала о небе. Такие легкие мысли о Вас и о небе. Кажется, в этих мыслях нет ничего особенного.
Иногда тебе наступают на ногу, вот точно так же наступают моменты, когда человек понимает, что больше нет смысла в погружённости, когда хочется чего-то другого. Ты останавливаешься, оглядываешься и что-то решаешь. А что ты решишь — зависит от тебя. Просто настал момент, когда я поняла, что готова рассказать об этом. Рассказать от начала, которое казалось мне концом, до конца (а конец — он сейчас), который стал для меня началом. Рассказать, позволяя себе быть честной. А что такое позволить себе быть честной? Как часто мы честны? Не строить из себя героя. Не строить из себя жертву. Рассказать о жестокости, которая переполняла меня. Рассказать о своей боли, к которой моё сознание уже привыкло, но которую не стоит нести в себе. Рассказать, не скрывая свою слабость, ненависть. Уметь быть простой и детской. Рассказать это человеку, который не знает меня. И даже если Вы меня осудите, то это не имеет никакого значения. Рассказать и оставить. О— СТА— ВИТЬ, понимаете?— она улыбнулась.