Яна Лапутина - Игра в гейшу. Peek-a-boo
Она безжалостно спросила у Мишки, почему он согласился постукивать на шефа, и получила на это не менее безжалостный ответ:
– Вы «Смерть коммивояжера» смотрели?
– Конечно, – хмыкнула Ярослава.
– Тогда должны помнить слова Чарли. Он сказал: единственное, что ценится в нашем мире, – это то, что можно продать. Смешно, ты всю жизнь торгуешь, а этого еще не поняла. Конец цитаты.
– Миша, – как-то после утреннего кофе, при Олеге, обратилась она к нему.
– Слушаю вас.
– У тебя после службы в Чечне сохранились контакты с бывшими... однополчанами, да?
– Да, да.
– Что – да, да? Я правильно употребила понятие «однополчане», или да – у тебя сохранились контакты с ними?
Мишка с непроницаемым лицом выслушал уточнения, всматриваясь в Ярославу с внимательной выжидательностью.
– Да, два да. Вы правильно употребили понятие «однополчане», и у меня кое с кем сохранились контакты.
– Прекрасно. А нет ли среди них какого-нибудь бывшего снайпера, а?
– «Какого-нибудь» и «бывшего» снайпера не бывает, – поморщился Мишка. – В вашем пренебрежении усматривается дилетантство.
– И что?
– Посредственных стрелкашей отстреливают в первом же стоящем деле. Дурак – он и в Африке дурак. Так что «каких-нибудь», а тем более «бывших», снайперов быть не может, – как по писаному повторил Мишка.
– Олег, ты слышишь? У-у... вот это диалог.
– А ты думала, – довольно улыбнулся Олег, не вслушиваясь в разговор.
– Михаил, милый, так вы сведете меня с вашим настоящим снайпером? – Ярослава уважительно подчеркнула слово «настоящим».
– Попытаюсь.
– И только.
– Мой однополчанин сейчас очень гламурный фотограф. И прежде всего, по цене.
– Как его фамилия? Мы за ценой не постоим.
– Алексей Беляков. Его фотосессии во всех глянцевых журналах.
– Ты знаешь номер его мобильного?
– Знаю.
– Так я, может быть, сама позвоню ему?
– Не уверен. Моя подача мощнее.
– Почему, Мишенька?
– Вам не понять. Мы перемазаны общей кровью. Он – моей, я – его.
Глава 15
Они встретились на Тверской. В ресторане Sungate, зазывающем самым дешевым бизнес-ланчем в разгар рабочего дня. Ярослава уже устроилась за столиком в нише у самого окна. С видом на безнадежно неподвижную автомобильную пробку. Пригубливая аккуратно накрашенными губами – Ярослава расчетливо истратила все утро на макияж у своего визажиста – вкусно пахнущий капучино, она равнодушно смотрела на притиснутые друг к другу машины, представляя, какая синтония, то есть аккумулированная всеобщим водительским раздражением энергия витает сейчас над Тверской. А еще, отделив, по привычке, от этого слова начало, припомнила, что синто, или синтоизм, – древнейшая религия японцев, обожествляющих своего императора.
– Добрый день, – учтиво склонил голову Леша. – Позволите присоединиться? Я Алексей Беляков.
– Добрый день, – продемонстрировала отшлифованную, выверенную до миллиметра полуулыбку Ярослава. – Рада вас видеть. Присаживайтесь. Я Петелина Ярослава.
Леша бесшумно и гибко скользнул в полуметровое расстояние от столика до кресла. Кресло при этом – это Ярослава подметила особо – он не отодвигал.
Она вдруг физически ощутила на себе плотность Лешиного взгляда. Темно-коричневые его глаза, не мигая, внимательно смотрели на нее. И с ней – Ярослава это видела как бы его глазами – все было в порядке. Ее золотистые, с платиновым отливом волосы плавно стекали от светлой полоски пробора на левой стороне головы направо, послушно прикрывая изящным полуовалом правый глаз и затем вольно раскидывались по плечу и груди.
– Какое прекраснейшее пикабу, – сказал Леша, чуть-чуть смягчив взгляд, – вот теперь я весьма сожалею, что не принес вам цветы.
Он заказал себе обыкновенный эспрессо, вопросительно взглянув на Ярославу, она отрицательно качнула головой, и, когда официантка отошла, вежливо поинтересовался:
– Так что же вас интересует в снайперском мастерстве?
– Умение убивать.
– Вот так и сразу? – Леша отвернул светлую голову к окну и зачем-то поправил ворот белой рубашки от Gucci, самовольно выбившийся на безворотниковую стойку сочно-желтой кожаной куртки от Brioni. – Думаете одно, а говорите то же самое?
– Не всегда.
Он без разрешения – Ярослава курила – выудил сигарету из пачки Vogue и прикурил от ее зажигалки.
– Перед встречей с вами я забежал в книжный магазин и полистал, не покупая, вашу «Белую вспышку».
– Я подарю... – отрепетированно продемонстрировала свою полуулыбку Ярослава.
– Благодарю. Я не люблю современное чтиво.
– Вот так и сразу? Чем же оно вас не устраивает?
Леша задумался, оперевшись подбородком на кисть левой руки.
– У Гумилева есть одна очень грустная строфа:
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога.
Но все в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
– Снайперы верят в него? – не сразу, а после паузы спросила Ярослава.
– Я еще не ответил насчет современного чтива...
– Простите, так чем же оно вас не устраивает?
– Безбожием. Я обратил внимание на концовку «Белой вспышки».
– И что?
– Это фуфло. Мне сейчас вспомнился один еврейский анекдот. Разрешите?
– Да ради Бога.
– Бережливые евреи долго думали, как бы покороче, поэкономнее телеграфировать бесчисленной родне о смерти дедушки, и сочинили: «Изя все». В поступивших в ответ телеграммах-соболезнованиях было еще короче: «Ой».
– Смешно, – сказала Ярослава. – Только к чему?
– Когда вас будет убивать профессионал, он освободит вас от слабости ваших способностей. Неумения воображать и додумывать. Зато ваше последнее «ой» будет услышано Богом. А это не больше «ничего», как у вас.
Петелина достала из сумки и протянула Леше что-то в узком конверте. Он взял его левой рукой, чуть-чуть приоткрыв указательным пальцем.
– Вы – левша? – спросила Ярослава.
– Амбидекстер. И левша, и правша. А что это? – Леша уронил конверт на скатерть.
– Заказ.
– Изучу на досуге.
– Острота желаний не предусматривает резины.
– Хорошо излагаете, – сказал Леша.
– Как и плачу, – исподлобья взглянула на Лешу Петелина. – Сразу, без всяких авансов.
– Не вижу, – сказал Леша.
– Изучите на досуге. – Петелина перевернула лицевой стороной и пододвинула Леше лежащую перед ней книгу.
– «Белая вспышка». С автографом?
– Своеобразным. В ней пятьсот страниц.
– И что?
– Если согласны, я оставлю ее на столе, а сама ухожу.
– И что?
– Там на каждой странице закладки с цифрой сто.
– И с портретом?
– Да. Американского президента Бенджамина Франклина.
Леша остановил на Петелиной свой пронизывающий взгляд.
– Что-то не так? – зябко повела она плечами.
– Я все складываю... – сказал Леша.
– В уме? – добавила иронии Петелина.
Леша никак не отреагировал. На несколько секунд он закрыл глаза, а открыв, спросил у Петелиной, улыбнувшись белозубой светлой улыбкой:
– Тебе никогда не говорили, что ты сука?
Петелина закурила. Затянувшись, она не сразу выпустила дым. Помедлив, спокойно ответила:
– Вот теперь... говорили. И что?
– Все остается на столе. И не дай бог, в памяти.
– О часе «Изя все» – сообщу. Как те евреи – одним «Ой».
Она выложила на стол пятисотрублевую ассигнацию, взглянула на себя в круглое, блеснувшее золотом зеркальце, убрала его, сигаретную пачку Vogue и зажигалку в сумку, встала, шевельнув плечами под темно-синим двубортным жакетом из шерсти от Dolce & Gabanna, и, не прощаясь, ушла, выстукивая высокими тонкими шпильками.
Глава 16
Звонок от Отари из КЛАЗКО нас рассмешил. Он позвонил Машке и попросил исполнить роль его невесты.
– Я тебе заплачу, как в Голливуде, только сыграй... – смеялся в мобильный Отари. – Сил больше нет, она меня изнасилует прямо на операционном столе. Без анестезии.
«Она» – была клиенткой из десятого номера, крашеная брюнетка под сорок. Достаточно высокая и даже чем-то приятная, с уже неоднократно подтянутым, но все равно несвежим, несмотря на усиленный макияж, потасканным лицом.
Сейчас «она» расслаблялась на «ферме» после стандартной липосакции в КЛАЗКО. От Отари был потребован не «сухой», а «влажный» вариант данной операции.
– Мне нужна wet, и больше ничего, – сказала она решительно.
– Пожалуйста, – ответил Отари. – Ваше желание для меня закон.
Присматриваясь к пациентке, к ее локальной форме ожирения, уже не реагирующей ни на какие физические упражнения и диеты, он выявил не только места отложений жира: бедра, внутренняя поверхность коленей, фланки – это боковые отделы талии, область передней брюшной стенки. Отари, как психолог, заранее угадывал присущие данной пациентке истеричность, повышенную эмоциональную возбудимость, экстравертивную невоздержанность, капризность, обусловленные материальной вседозволенностью и безволием.
