Леонид Енгибаров - Клоун с Осенью в Сердце
Это все было потом.
Но вначале во вселенной, в одной из галактик, на планете около солнца, у реки, на закате, под деревом кто-то поцеловал девчонку.
Микрофон
Однажды микрофон, обыкновенный микрофон, ужасно загордился. Он стал помыкать даже своим шнуром, динамиками, подставками. Он стал невыносимо заносчив.
— А что такое человек без меня? — рассуждал микрофон. — Не может обойтись без меня никто — ни певица, ни комментатор, ни космонавт! Это я — микрофон — разношу их голоса по планете…
И тогда человек стал часто и надолго выключать микрофон, и тот сделался скромнее — понял: совсем не обязательно человеку пользоваться им все время.
Больше того: самые главные слова человек всегда будет говорить без микрофона.
Какие именно?
Ну, например: «Я вас люблю!..»
Желтая роза
Всю жизнь меня окружали цветы. Я сам часто дарил цветы, но чаще дарили мне (не потому, что хороший, просто такое уж у меня ремесло).
Мне кидали их на сцену. И все их я помню и люблю. И гордые гладиолусы, которые молчали даже тогда, когда ломались их хрупкие стебли, и скромные гвоздики, такие счастливые, когда их поднимаешь над головой, печальные и добрые георгины, болтливые ромашки, томные лилии, желанные пунцовые розы, готовые даже в счастливые для вас минуты исподтишка выпустить свои шипы, и многие-многие другие. Я их все люблю и помню.
Но одну желтую розу я люблю и помню больше всех. Это была желтая роза с опаленными лепестками, с лепестками, сожженными по краям.
Среди тысяч и тысяч цветов я люблю одну желтую розу, отмеченную пламенем, и не за то, что обожжена (с кем этого не бывает?), а за то, что огонь шел изнутри.
Пожар
В городе был конец апреля; снег на улицах стаял, земля во дворах и скверах просохла.
Чувствовалось, что вот-вот начнется… По ночам голые ветки деревьев прислушивались: не началось ли уже?
И вдруг в одно тихое светлое утро где-то на подоконнике заброшенного чердака зазеленел маленький листочек. Почти тотчас же зеленое пламя этого листочка перекинулось на черневшие внизу газоны. Пламя, охватив газоны, понеслось дальше. Вскоре запылали салатовым цветом березы, тополя, акации, изумрудный огонь пробежал по кустам сирени.
На следующий день полыхал уже весь город. Ветер раскачивал зеленые клубы нежной листвы, и весенний пожар разрастался.
Люди — особенно молодые — все-таки дети. Их предупреждают — не играйте с огнем, — они не слушаются, и в результате во время весенних пожаров многие гибнут, испепеляются. И только те, у кого сердце в старых ожогах, в огонь не лезут.
Они знают, что когда подует северный ветер, холодные дожди погасят разгоревшиеся по весне деревья и город из конца в конец подернется золотым осенним пеплом…
А впрочем, сейчас май, любимая, и, может быть, в этом году для нас не будет осени?
Яблоня
Если немного постоять под колоннами Большого театра, примерно в восемь вечера, за полчаса до выхода Плисецкой, потом дойти по улице Горького до памятника Пушкину, спуститься бульварами к Трубной, деликатно не замечая влюбленных, и по кирпичным аллеям скверов, завернутых в мягкую весеннюю зелень, добраться до Марьиной Рощи, тогда за мостом железной дороги, там, где недавно стояли старые домики, можно в вечерних сумерках увидеть белоснежную яблоню — балерину в белоснежной пачке, одну среди ошалевшего от любви и преданности бурьяна, и услышать овацию восхищенного электропоезда — с желтыми глазами-окнами, проносящегося к далекому морю.
Наверное, некоторые мне скажут: «Зачем весь этот долгий путь, когда можно сесть на такси?» Конечно, можно, только там, за мостом, вы ничего не увидите, потому что будет еще светло.
Крик
По голой земле мела поземка; голые деревья ежились и дрожали; небо было серым и только у горизонта чуть светилось. Море плевалось в берег рябью белых гребешков, почерневшие обшарпанные домишки с темными окнами казались мертвыми.
Одинокий крик стлался над берегом. «Не хочу так жить!» — кричала молодая женщина, привалившись грудью к ограде палисадника, увешанной линялыми стеблями кукурузы.
Из дома вышла старуха и стала что-то тихо говорить женщине. Может быть, старуха сказала, что криком не поможешь, и что она сама когда-то горевала, а потом все обошлось.
Постепенно стало темнеть. Все живое примирилось с надвигающимся мраком и заглохло, замерло.
И остался только звенящий протест человека, отчаянный жуткий вызов бедам и горю: «Не хо-чу так жи-ить!»
Неподвижные звезды
Звезды, звезды!
Люди поклоняются звездам, люди верят в звезды, счастливые звезды удачи и надежды.
Звезды рождаются по-разному: одни — в глубинах космоса и светят нам вечно, другие мелькают серебряной дугой у самой Земли и тут же гаснут.
Но есть на черном небе самые дорогие нам, людям, звезды: они всегда неподвижны в общем звездном хороводе, они от пуль, пробивших ночь над землей.
В черном небе навсегда остались пунктиры звезд в память о тех, кто дал нам ценой своей жизни сегодняшний день, вечер и час, тихую ночь и звездный хоровод.
Вглядывайтесь! На небе есть неподвижные звезды.
Я и Ты
Я женщина. Хочешь, открою тайну? Постарайся понять.
Я и Ты — это весь Мир. Потому что Я и Ты — это Вечность.
Потом будут ОНА и ОН, но это все равно МЫ.
Я и Ты — это Вечность.
Постарайся, наконец, понять.
Раньше
Раньше по вечерам на Земле целовались, а по утрам воевали со спокойной душой, потому что знали, что вчера целовались и будет кому воевать потом.
Ужас, какой был разумный мир!
После концерта
После концерта я ужинал в маленьком ресторане. Из-за соседнего столика встали, закончив ужинать, мужчина и женщина. Нерешительно они подошли ко мне.
— Простите, пожалуйста, — сказала она, — большое вам спасибо за сегодняшний вечер в театре. Это вам.
И протянула мне огромную красную розу на длинном стебле.
Я поблагодарил и скоро сам, закончив ужинать, вышел на вечерний главный проспект.
Я решил кому-нибудь подарить мой чудо-цветок. Я не мог отнести его домой, потому что он только подчеркнул бы убожество моей холостяцкой каморки.
Навстречу мне шла длинноногая девушка в легком весеннем платье. Я осторожно сделал шаг в ее сторону, вежливо извинился и с улыбкой протянул ей благоухающий цветок. Она резко отвернулась и пошла своей дорогой.
Я подумал, что, может быть, у нее неприятности или она неправильно меня поняла, и решил подарить розу женщине постарше.
Я выбрал женщину средних лет, извинился, протянул ей похожий на факел цветок.
Она грустно улыбнулась и, покачав головой, сказала: «Подарил бы ты, сынок, кому-нибудь помоложе».
Я завернул в сквер. На одной из скамеек сидели, обнявшись, парень и девушка. Я подошел к ним: «Ребята, я желаю вам счастья, это от меня». Бедная моя роза… Парень угрожающе приподнялся: «А ну, отойдем!..»
И опять я остался один. Вдруг мне пришла в голову мысль. Я подошел к пожилому мужчине: «Простите, пожалуйста, кажется, у вас есть дочь или невестка… Подарите ей это от меня!»
— Во-первых, это моя жена! — прогремело в ответ… Что «во-вторых», — я не стал слушать.
Я решил, что моя роза никому не нужна…
Но вдруг возле меня остановился розовощекий малыш. Я присел и спросил его: «Тебе нравится? Возьми!»
И я протянул ему розу, похожую, наверное, на огромную погремушку. Он весело заулыбался и схватил цветок за стебель.
Я рассмеялся и пошел домой. Выходя из сквера, я обернулся. Малыша позвала мама и — о, какая досада! — он выпустил цветок из рук и побежал к ней.
А красная роза на длинном стебле осталась лежать на мокром черном асфальте.
Трудно в большом городе дарить цветы.
Ах, все равно — я не разучусь дарить цветы, не разучусь.
* * *А я люблю твои глаза.
Я завтра скажу твоему мужу: «Я люблю ее глаза!»
Он все поймет, он поймет, что хлеб пахнет полем, а земля после дождя дымится. Он же поймет! Утро наступает потому, что ты открываешь глаза.
А еще я люблю твои глаза потому, что это окна, через которые я смотрю на мир.
Фонтаны
По утрам в большом осеннем парке я встречал человека, который подстригал фонтаны. У него были кожаный фартук, большие мокрые ножницы и деревянная расческа.
Он ходил вдоль фонтанов, которых было в парке очень много, и подстригал ножницами водяные струи. Но вода капризна, она оставалась на том же уровне… А самое удивительное, что на лице этого человека не было раздражения, скорее, наоборот…
Однажды, когда он закончил свою работу, мы встретились с ним в кафе за стаканом вина. Я спросил его, почему он выбрал такую странную профессию? Он подумал и, прищурив глаза, сказал, что на свете много профессий гораздо более бесполезных и много профессий совсем ненужных. И особенно часто люди любят подрезать, подстригать и вообще подравнивать, а это так тоскливо и неинтересно. Ну, скажите, кому нравятся подстриженные деревья?
