Тарьей Весос - Птицы
— Если вы захотите туда идти, я почувствую толчок, — говорил он и ждал.
Нет, и на этом повороте он не почувствовал никакого толчка, ноги были умней, чем он. Нынче Маттис раз за разом испытывал себя, свои ноги, но у каждого поворота результат был один и тот же.
Неизвестно только, как Хеге отнесется к тому, что я проходил так весь день.
О «ножном испытании» Хеге ничего не знала, это была тайна. К таким вещам она относилась неодобрительно.
В конце концов Маттис дошел до лавки — вообще-то он все время понимал, что идет в лавку. Тут испытания не требовалось — лавка стояла у самой дороги, словно ловушка, в которую попадали все. В то же время она стояла и на берегу, рядом с ней был причал.
В лавке торговали леденцами. А Маттис любил леденцы. К тому же лавочник никогда не смеялся над ним, как бы глупо он себя ни вел.
Никого из знакомых в этот час в лавке не было, лишь несколько одетых по-летнему туристов, прикативших на велосипедах, пили минеральную воду. Маттису трудно было оторвать от них взгляд, но он все же заставил себя отвернуться. Порывшись в кармане, он вытащил припрятанную там монетку.
— Леденцов на пятнадцать эре, — равнодушно попросил он, словно покупал их каждый день.
— Мятных? — для порядка спросил лавочник.
Он знал вкус Маттиса, и Маттису было приятно, что присутствующие слышали это. Он был благодарен за этот короткий безобидный разговор.
— Да, как всегда, — ответил он.
Но сегодня у него был в запасе очень важный вопрос.
— Ты слышал когда-нибудь, чтобы вальдшнеп менял место тяги? Чтобы он взял и стал тянуть, например, над домом? — Это был сложный вопрос, но Маттис заучил его по пути сюда.
— Да нет, вальдшнеп всегда тянет над одним и тем же местом, — сказал лавочник. — Если тяга объявилась вдруг в новом месте, значит, это начал тянуть прошлогодний молодняк, я так полагаю.
Говоря, лавочник маленьким совочком зачерпнул из банки мятных леденцов. В глубине банки искрилось золото. Маттис был огорчен.
— Ты так думаешь?
— Да, по-моему, так. А ты что, видел недавно тягу?
— Да не в этом дело. Значит, по-твоему, тут нет ничего особенного? Зачем ты так говоришь? Ведь это не мелочь какая-нибудь, это очень важно!
Он положил в рот первый леденец.
В это время один из велосипедистов сказал:
— Вот черт, гляди, какие тучи! Теперь уж грозы не миновать, и начнется она очень скоро.
Маттис вздрогнул и чуть не подавился леденцом. Выглянув в окно, он тоже увидел темную тучу, надвигающуюся из-за холма. Но солнце еще не скрылось.
— Будет гроза? — испуганно спросил он у туриста с волосатыми загорелыми руками и ногами.
Турист с удивлением поглядел на него и проворчал, обращаясь скорее к своим живописным спутникам, чем к Маттису:
— Да еще какая! А мы-то надеялись на приятную поездку.
Теперь Маттиса ничто не могло удержать в лавке. Будет гроза, домой, домой — других мыслей у него в голове уже не было. Его убежище находилось далеко, и нужно было поскорей до него добраться.
Маттис поспешно вышел из лавки. В открытую дверь он услышал, как лавочник что-то сказал о нем в ответ на вопрос велосипедиста. Как всегда, люди забыли про хороший слух Маттиса. То, что ему нужно было, он слышал и сквозь стены, и на таком расстоянии, на каком не услышал бы ни один человек. Этому он научился, чтобы слушать то, что не предназначалось для его ушей.
— Этот парень у нас с придурью, — объяснил лавочник велосипедистам.
И лавочник тоже. Вот уж чего Маттис никогда бы не подумал. А почему, собственно, лавочник должен отличаться от всех? Маттис был вынужден признать, что это справедливо. Лавочник сказал только то, что есть. Он у нас с придурью. Это верно. И вслед за этим Маттис услышал такие слова:
— Но у него мужественная сестра, она его и тянет.
К счастью, дверь лавки захлопнулась, избавив его от конца разговора. Может, больше ничего и не было сказано. А может, и было: о том, что работать, как все, он не умеет.
Однако тень черной тучи и страх перед грозой заслонили это. Теперь надо было поскорей добраться до дому и спрятаться в надежном месте. Маттис спешил изо всех сил. Кулек с леденцами он держал в руке. Солнце еще не скрылось, оно палило, как обычно перед грозой.
За спиной у Маттиса сердито засигналила машина, и он отскочил к обочине, как брошенный кем-то камень. Машина резко затормозила, когда она поравнялась с Маттисом, водитель громко сказал в открытое окно:
— Дурак, кто же идет посреди дороги!
Голос был испуганный и гневный. В открытое окно Маттис увидел сердитые глаза. Это был совершенно незнакомый человек.
— Вы были на волосок от гибели, — сказал взволнованный голос. — Я вас едва не сбил. Нельзя быть таким неосторожным.
Стекло в окне поднялось, и машина набрала скорость, обдав Маттиса ядовитым облаком выхлопных газов.
Глотнув газу, Маттис зашагал дальше по самой кромке. Он понимал, что человек в машине сказал бы то же самое кому угодно — он просто испугался. Он был турист и не знал, с кем разговаривает. Маттис повторил это несколько раз и почувствовал себя уверенней — сотни миллионов людей ничего не знали о нем. Его отделял от них как бы доброжелательный туман. Ему было приятно думать: множество людей даже не подозревают, что я дурачок.
Теперь Маттис бежал наперегонки с грозой. Он по опыту знал, что грозы бывают разные. Одни разражаются неожиданно, другие собираются долго, урчат и только потом становятся опасными. Третьи все время держатся в отдалении — видно, у них совсем другой путь. Твердого правила тут нет. Сегодняшняя туча росла медленно. Маттис был почти уверен, что поспеет домой вовремя.
Девочек, окликавших его из-за ограды, не было видно. Но те трое, на поле, еще работали.
Кажется, она махнула рукой?
Нет.
Наверно, она устала.
Мне сейчас не до того, скоро начнется гроза, сейчас не время думать о таких вещах. Да мне и не хочется об этом думать. Гроза — это не шутка.
Неожиданно Маттис налетел на приятеля — во всяком случае, при встречах он всегда беседовал с этим парнем, не ощущая тревоги.
Парень поднял руку, точно Маттис был автобус, который он хотел остановить.
— Стоп! Куда так спешишь?
— Да ты погляди на небо, — серьезно ответил Маттис.
— А что там на небе?
— Разве не видишь, скоро начнется гроза. А в грозу лучше сидеть дома.
Парень хорошо знал, что творится с Маттисом в грозу, он глянул на тучу:
— Не бойся. Это не грозовая туча. Видишь, она уже почти рассеялась.
Маттис покачал головой, он не поверил парню — тот просто хочет его успокоить. Будет гроза, да еще какая, сказал велосипедист в лавке, и это было ближе к истине.
Но как раз в это время туча словно приподнялась и между нею и вершинами дальних гор показалось синее небо. Она потеряла свой грозный вид, предвещавший непогоду. Небо под нею было на диво добрым и синим.
— Ну, что я говорил? — сказал парень. — Это не грозовая туча, от нее уже и следов не осталось.
Маттис вздохнул с облегчением.
— Хочешь леденцов? — благодарно предложил он парню.
И парень ушел, сунув в рот золотой леденец.
Маттис пошел обычным шагом. Но спрашивать работу уже бесполезно, решил он. Ему стало не по себе: надо вернуться домой и рассказать Хеге о своих поисках. Теперь, когда опасность грозы миновала, он почувствовал привычные угрызения совести.
Маттис уже свернул с дороги к своему дому. Сухие осины вздымали в небо голые ветки. Он даже не взглянул на них.
Нет, он даже не взглянул на них, потому что с ним вдруг случилось чудо и он позабыл обо всем на свете. Недалеко от дома, на тропинке, он увидел птицу.
Посреди тропинки стояла большая прекрасная птица.
Это была неизвестная птица. Она подняла голову и повернулась к Маттису, спускавшемуся к дому.
Кто это? — ошеломленно подумал он.
В сердце у него была непривычная пустота. Он замер, птица тоже замерла. Что это?
Птица стояла на тропинке, но теперь, когда ее заметили, ей нельзя было тут оставаться, и она взлетела. Неслышно взмахивая крыльями, она скрылась за деревьями. Это был не вальдшнеп, птица была гораздо больше вальдшнепа и совсем на него не похожа. И она ходит по этим тропинкам?
Может, что-нибудь случилось? — подумал он. С Хеге? Ничего другого ему не пришло в голову. Он бросился к дому.
Вскоре он увидел Хеге на ее обычном месте, с которого она посматривала на тропинку, когда он уходил в поселок. Она сидела на крыльце и казалась маленьким клубочком. Пальцы ее быстро двигались, издали это было незаметно, но он знал, что они движутся.
С вытаращенными глазами Маттис подошел к Хеге.
— Кто это был? — спросил он.
Ничего не понимая, Хеге быстро подняла глаза.
— Что с тобой?
— Там, на тропинке, ходила какая-то чудная птица, — заикаясь, проговорил он.
