Ребекка Миллер - Частная жизнь Пиппы Ли
— Как успехи с новым романом? — поинтересовался Герб.
— Пока готовы только сто страниц, — ответил Сэм. — О результате говорить рано.
— Я отойду на секунду, — бросила Пиппа, юркнула в ванную, заперла дверь и, раскрыв окно, достала из шкафчика сигареты, спрятанные за таблетками от гипертонии, которые принимал Герб. Выпустив дым, она смотрела, как сизое облачко рассеивается и исчезает в темном воздухе. Затем почистила зубы.
К гостям Пиппа вернулась с пластом фисташковой халвы и, чувствуя легкую тошноту, ругательски ругала себя за выкуренную сигарету. Тяжело вздохнув, Мойра подняла голову, чтобы взглянуть на небо, подтянула колени к тяжелой груди, и большие, черные, со стрелками черной же подводки глаза покрылись поволокой. От всех Мойриных слов и жестов веяло неуверенностью. В двадцать четыре она стала лауреатом вожделенной премии, ежегодно присуждаемой Йельским университетом лучшим молодым литераторам. С тех пор Мойра записала в свой актив несколько томов удивительно саркастичных стихов и несколько бурных, удивительно скоротечных романов. Сейчас, на середине четверного десятка, она по-прежнему смотрела на мир с неиссякаемым восторгом, в юности так ярко, броско и выгодно контрастировавшим с недюжинным умом. Нет, развалиной Мойра не считалась, отнюдь, на фоне стареющих представителей литературных кругов она выглядела сногсшибательно. Пиппа испытывала к ней симпатию, а порой жалость. Жалость к безответственной невротичке, взрослой женщине без детей и даже без медицинской страховки, ищущей любовь с безудержным рвением двадцатилетней девчонки. И все-таки иногда Пиппа ловила себя на том, что завидует безбашенной эгоистке Мойре.
— Это летучая мышь? — прищурившись, спросила поэтесса.
— Да, — кивнул Герб.
— Как «черная-черная перчатка, брошенная на солнце»… Чьи слова? Как же его…
— Мистер Дэвид Герберт Лоуренс,[6] секс-гигант, — подсказал Сэм.
— Наверное, тебе лучше знать, — буркнул Герб.
— А ведь он ошибается! Посмотрите, разве похоже на перчатку? — Все четверо дружно подняли головы. — Обычная летучая мышь!
— Милый, помнишь, Бен выписывал журнал про летучих мышей? — спросила Пиппа.
— Да, конечно, — кивнул Герб.
— Крылья отчаянно машут, на летнем ветру трепеща… Сразу видно, не птица, — вставила Мойра.
— Нет, это видно по тому, как часто она меняет направление. Не хуже чем воздушный змей высшего пилотажа!
— Воздушный змей высшего пилотажа, — довольно кивнув, хмыкнул Герб, который хвалил редко, но искренне.
— Неужели мышь раздражает такого слона, как ты? — поинтересовалась Мойра.
— Нельзя ли хоть на секунду оторваться от избитых клише? — запрокинув голову, простонал Шапиро, но перехватил изумленный взгляд Мойры и тут же поправился: — Шучу, шучу, ты настоящая оригиналка, милая, не забывай!
— Да пошел ты, милый! — прошипела Мойра.
Пиппа встала из-за стола.
— Кто-нибудь желает кофе без кофеина? — копируя стюардессу, поинтересовалась она.
Мойра тоже поднялась и вслед за хозяйкой прошла на кухню. Когда добрались до плиты, поэтесса уже всхлипывала:
— Стоит открыть рот, он тут же затыкает. Сил нет терпеть! Сэм — настоящий ублюдок…
Своих женщин Шапиро не жаловал — это знали все. Пиппа вздохнула: на ее глазах он довел уже нескольких бедняжек.
— С ним такое бывает. Просто у Сэма сейчас кризис оригинальности. Не разумнее ли было рассмеяться?
— Несколько лет я действительно смеялась, а теперь впору плакать.
— Хочешь сказать, вы расстаетесь?
— Ничего я не хочу сказать! Сэм с головой ушел в новый роман, причем в буквальном смысле. Меня не замечает, поэтому скандалы закатываю самой себе.
— Ты уже нашла… другого? — Пиппа знала Мойру достаточно, чтобы предположить: она никогда не оставит мужчину с достатком, связями и обаянием Сэма Шапиро, не подготовив достойную замену. Талант талантом, но как же без влиятельного спутника?
Мойра потупилась:
— Нет! То есть… — Она в отчаянии прижала ладони к глазам. — Пиппа, я страшно запуталась!
— Почти уверена: Мойра закрутила интрижку, — проговорила Пиппа, смазывая руки кремом. Они уже легли, но Герб, несмотря на позднее время, пытался читать.
— Почему ты так считаешь? — встрепенулся он.
— Она хочет уйти от Сэма, но боится остаться одна. Вывод напрашивается сам собой.
— Вдруг она лишь хочет показать, что завела роман? Ты расскажешь мне, я — Сэму, и тот начнет уделять ей больше внимания.
— Думаешь, Мойра настолько коварна?
— Это было бы очень по-женски.
— Что было бы по-женски? Неискренность?
— Дело в инстинкте. Выживает сильнейший. Ты должна понимать, как никто другой!
— Ладно, забыли.
— А это, в свою очередь, значит, мне пора на боковую? — поинтересовался Герб и, зевнув, убрал очки в футляр. — Ладно, читать все равно не могу…
— Я по-прежнему думаю, что у нее интрижка, — заявила Пиппа, выключая лампу.
Маленькая смерть
Нью-йоркский офис издательского дома «Максвелл, Ли и Бруэр» занимал пять удивительно запущенных комнат со стеклянными перегородками и тонул в море книг. В отсутствие Герба компанией руководила Марианна Стейплтон, крепкая, сильная женщина, отличавшаяся великолепным вкусом и склонностью сомневаться во всем, порой перерастающей в маниакальную неуверенность. Гербу она звонила, как минимум, пять раз на дню с различными вопросами.
«Если подыщу офис, выделю этой маньячке часа три на звонки, доклады и проблемы, — сказал жене Герб, — а остальное время посвящу заслуженному отдыху».
Мэриголд-виллидж, хоть и считался жилым комплексом для пенсионеров, располагал собственным бизнес-центром. Большую часть помещений в нем арендовали фирмы, обслуживающие местных жителей, но имелись и свободные офисы по приемлемой цене. Пиппа выбрала мужу комнатку с отдельным санузлом, выходящую на мини-молл, затем купила диван, письменный стол, стул, кофеварку и небольшой холодильник. Хотя Герб вечно оправдывался, твердя, что офис поможет им «рациональнее использовать совместный отдых», Пиппа даже радовалась «приемным дням». Она не привыкла постоянно видеть его дома, а в последнее время все чаще хотела побыть одна. Обнаружив в машине бычки, она потеряла покой: ледянящий страх то и дело пронзал душу электрическими импульсами, ночами снились тревожные сны. Так, в одном из соседского дома выносили тело. Молнию черного мешка кто-то расстегнул, и стало ясно: труп с посеревшим лицом — Пиппа. Нет, она не умерла, только не могла ни открыть глаза, ни сказать хоть слово. Глядя вслед удаляющемуся мешку, Пиппа с ужасом поняла: ее похоронят заживо.
Гербу про сон она решила не рассказывать, про окурки — тоже. Каждый раз, собираясь преподнести ему это в форме шутки, она ежилась от стыда.
Пиппа выходила из мебельного салона на территории мини-молла, сжимая в руках огромный пакет, в котором лежало миндального цвета покрывало для офисного дивана Герба, когда послышались скрип тормозов, пронзительный крик животного и страшный грохот. Неужели авария? Встав на цыпочки, она вытянула шею, чтобы увидеть дорогу, а потом неуверенно зашагала туда, где раздался пугающий звук. Оказалось, в фонарный столб врезалась бронзовая «тойота», помяв передний бампер. Водитель, пожилой мужчина лет семидесяти, к счастью, не пострадал. Оцепенев от ужаса, он медленно открывал дверцу. Из круглосуточного магазина уже высыпало несколько стариков. Пробравшись к месту происшествия, Пиппа увидела Криса Надо. Сев прямо на тротуар, он обнимал большую белую собаку. На боку у бедного пса алел глубокий пятнадцатисантиметровый порез. Он жалобно скулил, и Крис гладил длинную белую шерсть. Заметив Пиппу, Надо поднял глаза. В них было столько боли, мольбы и безнадежности, что женщина опустилась рядом с ним на колени, о чем мгновенно пожалела: жест получился чуть ли не приватным. Теперь она сидела на асфальте рядом с Крисом Надо, баюкающим раненую собаку.
— Ваш пес? — спросила Пиппа. Надо покачал головой.
— Нет, я просто стал свидетелем аварии, — тихо сказал он, и Пиппа снова взглянула на пса: несчастный скулил и дрожал всем телом. Нет, смотреть на такое невозможно! Пиппа повернулась к Крису — казалось, он видит только бедное животное.
— Собака бросилась прямо на машину! — оправдывался горе-водитель.
Тем временем пес часто-часто задышал, блестящие светлые глаза уставились в одну точку, а из пасти закапала пена, похожая на взбитые белки. Наклонившись, Крис что-то прошептал ему на ухо. Не решаясь взглянуть на умирающее животное, Пиппа смотрела на затылок Надо. Когда парень выпрямился, собака лежала неподвижно. Крис по-прежнему не мог пошевелиться, равно как и Пиппа. Они так и сидели рядом, склонив головы, словно погиб их любимец.
