Таня Валько - Арабская жена
— Лучше бронируй билет на ближайший рейс, — отвечаю саркастически и жму многозначительно его руку.
Показываю матери, куда идти, и поясняю:
— Мы приготовили для тебя уютную комнатку.
— Эту каморку ты называешь жилым помещением? Да ты здесь вконец одичала и потеряла представление о хорошем вкусе, — высказывается она.
Я уж и не знаю, смеяться мне или плакать. Начинаю нервно хихикать.
— Распаковывай вещи, и мы ждем тебя в гостиной к обеду. — Ее колкости я игнорирую — мне кажется, это лучший способ их сносить.
— Пока не знаю, стоит ли их распаковывать. Мне придется здесь жить, в этой деревенской хижине на безлюдье? Нет, мне это не нравится. Ты могла бы меня предупредить.
— Я тебе говорила, что мы живем на ферме…
— Но ты ее описывала как восьмое чудо света и земной рай.
Ахмед с удовольствием слушает эти слова и впервые с незапамятных времен смотрит на меня с нежностью. Может, этот визит мамы хорошо повлияет на наши отношения? Может, мы поймем, какая мы прекрасная семья и как много значим друг для друга? Нет худа без добра.
— Потому что для меня это так и есть, здесь я нашла свое место на земле. — Я выхожу из ее комнаты и закрываю за собой дверь. Пусть мама немного остынет в четырех стенах.
Разворачиваюсь — и попадаю прямо в объятия Ахмеда. Правда, мой большой живот немного мешает нам, но не настолько, чтобы мы не смогли страстно поцеловаться.
— Я люблю тебя, — нежно шепчет мой замечательный муж.
— Я тебя тоже, и это еще очень скромно сказано.
Я пристально гляжу ему в глаза. Мы обнимаемся. И тут вдруг малыш в моем животе мастерски брыкается.
— Гол! — в восторге кричит Ахмед, почувствовав удар. — У нас будет футболист в семье!
— Или футболистка, — едва выдавливаю из себя я. Тяжело дышать: я получила прямо в диафрагму.
— Присядь-ка на минутку. — Ахмед ведет меня в гостиную и силится усадить на диван. — Все в порядке? — обеспокоенно спрашивает он.
— Секундочку, мне нужно восстановить дыхание. — Я наклоняюсь вперед и стараюсь расслабить мышцы живота.
— Доротка!
— Уже все хорошо. — Выпрямляюсь и понемногу прихожу в себя. — Малыш довольно часто играет со мной в такой… футбол.
— Так приглашайте и меня на игры, а то все сами да сами… Эгоисты! — снова шутит Ахмед.
— Ладно, я буду тебя будить на рассвете. Наш малыш — ранняя пташка. Надеюсь, когда он наконец увидит мир, привычки у него изменятся.
— Почему ты беспокоишься? Ведь мама всегда тебе поможет, — весело говорит он.
— Ха-ха-ха.
Накрытый стол ждет, обед готов, но мама не торопится осчастливить нас своим присутствием. От голода у нас бурчит в животах. Марыся уже съела свой суп в кухне.
— Пойду позову ее, — говорю я Ахмеду. — Мама, обед остывает! — кричу я через закрытую дверь.
— Я не хочу есть, — слышится ее ответ. — Я немного отдохну.
— Не глупи и не создавай проблем с самого начала. — Я не выдерживаю и вхожу в ее комнату.
Мама лежит на кровати, прикрыв лицо ладонями. Теперь я вижу, как она постарела.
— Мамочка, пожалуйста, съешь что-нибудь, а потом и приляжешь до вечера, — уже ласковее говорю я. Сажусь на кровать и пытаюсь ее обнять.
— Ну, если это обязательно, то я подчинюсь. — Она резко садится и уклоняется от моих протянутых рук. Мне становится невыразимо грустно.
Все блюда, поданные к торжественному обеду, по мнению моей матери, невкусные, совершенно отвратительные и вообще никуда не годятся.
— Впрочем, не переживай, ты ведь никогда не умела готовить, — подытоживает она. — Вот только как бедный Ахмед это выдерживает? Сочувствую тебе, сынок, — обращается она к моему мужу.
Я сверлю взглядом накрытый скатертью стол. Где же я ошиблась, что плохого сделала собственной матери, почему ее огромная любовь ко мне переродилась в злобу? Ведь там, в Польше, мы расстались в полном согласии, даже плакали в аэропорту… Ее критиканство и природное ехидство давно известны мне, я была к этому готова, но сейчас, похоже, она прибегает к тяжелой артиллерии и намеревается устроить здесь баталию. У меня уже нет на это сил.
— Может, вам хоть десерт понравится? — Ахмед бросает на меня обеспокоенные взгляды и силится разрядить ситуацию.
— Вряд ли, но раз уж я обязана попробовать и его…
Джойси вносит блюда с охлажденными фруктами: черный и зеленый виноград, спелые фиги, порезанные кубиками арбуз и дыня.
— Ну это, по крайней мере, не продукт твоего приготовления. Есть шанс, что это окажется съедобным.
На середину стола торжественно приземляется посеребренное блюдо с моей фирменной венской запеканкой из творога.
— Из кондитерской, разумеется?
— Домашняя, разумеется, — подхватываю я ее манеру, уже всерьез рассерженная и обиженная.
— Когда у кого-нибудь предвидится крупное торжество, все просят Доротку испечь этот пирог, — хвалит меня Ахмед. — Теперь уже никто из нашей семьи не желает есть жирные торты из кондитерской.
— Ну-ну, попробуем. — Мать подставляет тарелку, и Джойси кладет ей большой кусок запеканки. — Только не смей прикасаться своими грязными пальцами! — по-польски кричит мать. — Вдруг я еще заражусь чем-нибудь! У них же всех СПИД!
— Джойси прошла все обследования. У нее прекрасные рекомендации с предыдущего места работы — ни много ни мало от немецкого посла! — не выдерживает Ахмед.
Я замечаю, как обидно становится девушке. Она, вероятно, мало что поняла, но одно слово, то самое, с международным значением, наверняка уловила. Джойси убегает в кухню, я следом за ней. Недоставало мне еще, чтобы она сейчас ушла!
— Мадам… — рыдает она, согнувшись. — Я ведь здорова, я не такая…
— Джойси, не расстраивайся, я прошу у тебя прощения за свою мать. — Я обнимаю ее за плечи и чувствую, как она вспотела от переживаний.
— Почему пожилая дама так меня не любит? Это из-за того, что я черная? — с грустью спрашивает она.
— Дорогая моя, я понятия не имею, что с ней случилось, но сейчас она терпеть не может всех, а прежде всего меня. Радуйся, что не понимаешь по-польски, а то ты бы поседела, слушая весь тот бред, который она тут несет.
Мы обе тихонько смеемся. Джойси вытирает нос кухонной тряпкой (хорошо, что никто этого не видит) и принимается убирать в кухне. Кажется, я ее задобрила.
— В гостиной я уберу, когда пожилая дама уже уйдет, хорошо?
— Конечно, так будет лучше всего. Да мы все стараемся не попасть ей под горячую руку.
Вернувшись в «приятное» общество, я замечаю, как мама с аппетитом закусывает дыней очередной кусок запеканки. По подбородку у нее течет сок.
