Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
— Нахал, — говорит кто-то.
— А еще превосходительство, о приличии рассуждает… — добавляет другой.
— А что?
— Быть превосходительством уже неприлично.
Одна за другой подошли две машины, забрав из очереди десять человек. Среди счастливчиков оказался и толстяк в черепаховых очках. Должно быть, он обожает омлет, жаркое, фаршированные баклажаны и живет лишь для того, чтобы есть. Какой-нибудь председатель вилайетского или окружного отделения одной из правящих партий. Как бы там ни было — близкий к сильным мира сего. Такой не привык, подобно «босякам», утруждать свою смертную душу и умеет устроить свои дела раньше других. Пока я обдумывал это как тему для рассказа, подошла еще одна машина. Сели наконец мы, следующие пять человек из очереди. Холодно. Все дышат в ладони, согревая руки. Из приемника льется веселая танцевальная мелодия. Миновали мост. У мечети Ениджами попали в пробку. Попробуй проехать. Стоим почти у самого светофора. Зажегся зеленый свет. Сдвинувшись с места, машина вдруг резко тормозит.
— Ослеп, что ли? — кричит прохожий с мостовой.
— А ты куда лезешь, развалина? — орет шофер.
Начинается перепалка. В это время зажегся красный свет.
Наша машина рванулась вперед. И если бы прохожий не увернулся, быть ему под нашими колесами. «Развалина» грозит кулаком. Шофер доволен.
— А ну, жми, развалина! — кричит он.
Быстро миновав Бахчекапы, бывшее министерство юстиции, улицу Анкары, добираемся до губернаторства. Как раз в этот момент кончается танцевальная мелодия. Диктор, словно испугавшись чего-то, объявляет:
— Сейчас прозвучит музыка Рахманинова…
Шофер с раздражением выключает приемник. Я не нашел в этом ничего странного, ведь многие не любят классическую музыку. Но сидевший справа от меня мужчина спросил:
— Почему вы выключили радио?
Шофер взглянул на него в зеркальце:
— А что мы с тобой понимаем в Рахманинове?
Мужчина обиделся:
— Ты, может, и не понимаешь…
Шофер оборачивается:
— Разбираешься, значит.
— И тебе неплохо бы разбираться!
— Зачем?
— Машина, управляя которой ты зарабатываешь на хлеб, имеет отношение к системе знаний. Вот зачем!
Шофер промолчал, казалось, он был даже немного напуган.
— Что поделаешь, господин. Не понимаю я в этом ничего. Известное дело, для этого нужно учиться.
— Дело скорее не в образовании, а в привычке. Еще не началась музыка, а ты уже выключаешь. Конечно, никогда не сможешь понять. А не поняв, разве полюбишь? И потом, зачем это ты навешал на зеркало всякую ерунду — голубые бусы, черепаховый панцирь?
Сидевший рядом со мной мужчина усмехнулся:
— От сглаза.
— Если бы тот, кто делал машину, считал, что без всего этого не обойдешься, то нацепил бы все эти штучки еще на заводе.
В Чагалоглу он вышел.
— Умник, — сказал, глядя ему вслед, шофер.
— Чего же ты ему это не сказал в лицо? — спросил я.
Он смутился:
— Кто его знает, брат. Может, он из полиции или из командосов[94]. Зачем лезть на рожон?
Братская доля
Перевод С. Утургаури
Сиверекиец[95], запыхавшись, ворвался в кофейню.
— Ага! — закричал он, обращаясь к игравшему в карты хамалбаши — старшине грузчиков. — На складе работают другие грузчики!
— Не может быть, брат, — хладнокровно сказал старшина.
Сиверекиец опешил. Он был уверен, что, услышав такое, хамалбаши бросит карты и выскочит из-за стола.
— Ослепнуть мне, ага, если я вру…
— Мы же сторговались по две с половиной лиры за тонну и должны завтра утром начать работу. Откуда же появились другие грузчики?
— Не знаю, появились вот. Пойди сам посмотри!
Хамалбаши не очень-то поверил принесенному известию — сиверекиец считался бестолковым среди грузчиков. «Вряд ли Рефик-бей, хозяин склада, нарушит уговор», — решил он, но все-таки встал, надвинул на брови кепку, поправил наброшенный на плечи темно-синий пиджак и вышел из кафе.
На улице его окружили грузчики, которые уже знали о случившемся. Что же, он должен принять меры, это его, хамалбаши, обязанность подыскивать работу, торговаться, защищать интересы рабочих.
— Как же теперь быть, ага? — продолжал волноваться сиверекиец.
— Что «как быть»? — Старшина нахмурил брови и строго посмотрел на сиверекийца.
— Да с чужими грузчиками?
— Не беспокойтесь, — раздраженно ответил хамалбаши, — пока я жив, чужие грузчики на этом складе работать не будут. Разве мы ходим в другие кварталы, разве кому-нибудь цены сбиваем? Разве это подобает настоящим мужчинам?
— Аллах есть! Нет, не подобает… — дружно поддержали его грузчики. Их лица и руки были черны, одежда покрыта ржавчиной.
— Ну ладно, сейчас пойду разузнаю! — пообещал хамалбаши и быстро зашагал по набережной в своих желтых йемени[96].
Пройдя метров двести, он остановился в широких воротах склада железного лома «Истикбаль». Там стояла пыль столбом. Какие-то люди наполняли железным ломом плетеные корзины, взвешивали их, затем подтаскивали к стоящей у берега барже и сваливали на нее груз.
Толстолицый, широкозадый хозяин склада, увидев в воротах хамалбаши, сразу все понял. Тот стоял, заложив руки за спину и сдвинув брови; кончики его усов нервно подергивались.
— Здорово, ага! — подошел к нему хозяин.
— Что это? Что здесь происходит? — не отвечая на приветствие, зло спросил хамалбаши.
— А что такое?
— Ты, я вижу, нанял чужих грузчиков. А как же наш уговор? Разве не мои ребята должны были работать завтра с утра за две с половиной лиры за тонну?
Рефик-бей, понимая, что ему не отделаться шуточками, взял хамалбаши под руку и повел его на склад:
— Это, конечно, работать должны были вы, но…
— Что «но»? — не дал ему договорить хамалбаши.
— После вас пришли вот они и сбили цену. Ничего не поделаешь — торговля!
— Торговля торговлей, но разве это достойно настоящего мужчины, Рефик-бей?
— Говорю же тебе, дружочек, торговля. А достойно, не достойно — ты это брось. Эти парни на тридцать курушей взяли дешевле. А как поступил бы ты на моем месте?
Наверное, он поступил бы так же, как и Рефик-бей.
— Ты же не сдержал слова! — не сдавался старшина.
Рефик-бей, пропустив это замечание мимо ушей, сунул руку в карман желтых парусиновых брюк.
— Каждый резаный баран подвешивается за свою ногу, — изрек он и втиснул в руку хамалбаши деньги.
Хамалбаши краем глаза глянул на бумажку: «Эге, неплохо».
— А что я скажу грузчикам? — опросил он хозяина склада.
— Я же тебе сказал, арслан[97], каждый резаный баран подвешивается за свою ногу!
— А если они будут настаивать на своем?
— Ну и что? Не убьют же тебя!
— Ну, знаешь ли, голодная собака печь разнесет.
— В таком случае волков бояться — в лес не ходить.
…Сиверекиец сидел на тротуаре перед кофейней. Кепка с погнутым козырьком сдвинута на затылок. Он был твердо уверен, что хамалбаши наведет порядок.
— Наш хамалбаши — лев, а не человек, — говорил он, обращаясь к сидящему рядом парню из Болу. — Не то что Рефик-бей…
— Лев-то лев, да хвостом иногда виляет.
— Кто хвостом виляет? — заинтересовался другой грузчик.
— Да наш хамалбаши, — ответил парень из Болу.
Кто-то невесело засмеялся. Завтра утром у них должна быть работа. А вдруг хамалбаши не сумеет договориться с хозяином склада?
— Задерживается что-то, — вздохнул парень из Болу.
— Да, задерживается…
— Может, пойдем посмотрим?
— Куда, на склад? Зачем?
— Как зачем? — возмутился сиверекиец. — Может, он из-за нас подрался с хозяином и угодил в участок!
Довод сиверекийца показался убедительным. Могло и такое случиться.
Все следом за сиверекийцем направились к складу. Там все шло своим чередом. По-прежнему столбом стояла пыль и работали чужие грузчики: они наполняли плетеные корзины, взвешивали их и относили на баржу.
У весов стоял сам хозяин склада. Он сделал вид, что не заметил пришедших грузчиков.
— Нас здесь, кажется, не узнают, — заметил парень из Болу.
Сиверекиец оглядел своих товарищей… Никто не знал, как действовать.
— Что же делать? — спросил парень из Болу.
— Пойдем спросим, — предложил сиверекиец и вышел вперед.
Грузчики, один мрачнее другого, двинулись за ним.
Работа на складе приостановилась. У весов собрались любопытные, ждали, что же будет.
Рефик-бей испугался, но старался держаться, как подобает хозяину.
— В чем дело? Что вам надо? — сурово спросил он.
— Где наш ага? — раздался голос сиверекийца.
— Кто такой ваш ага?
