Мэтью Томас - Мы над собой не властны
Коннелл покатил кресло с отцом к выходу. Остановился у шнура, перегораживающего коридор:
— Сейчас я наберу код. Хочешь, и тебе его скажу? Только никому не говори.
Он наблюдал, загорятся ли глаза отца от возможности получить ключ к свободе, но отец как будто не слышал, продолжая чуть слышно скулить на одной ноте. Коннелл набрал код, заново пристегнул шнур и вывез отца на улицу с таким чувством, словно спасал его из тюрьмы. Снаружи отец почти сразу перестал стонать.
Коннелл наклонился к нему:
— Этого тебе хотелось? Выйти оттуда?
Отец молчал, словно подтверждая.
— Если бы я знал! Правда, здесь холодновато, долго не погуляешь. А сейчас мы поедем в одно место, — я думаю, ты будешь рад.
Коннелл обеими руками подхватил отца под мышки и поставил на ноги. Потом усадил в машину и пристегнул ремень, а кресло сложил и затолкал в багажник.
Отец впервые за несколько месяцев покинул территорию лечебницы. Коннелл гадал, что он чувствует, глядя в окно машины. Листья на деревьях уже облетели, голые ветки качались на ветру, и в отраженном свете фар казалось, это охранники протягивают руки, чтобы остановить беглеца. Машина выехала на шоссе. Отец привалился к окну и молчал, сложив руки на коленях. Его шея неудобно искривилась.
— Пап, сядь прямо! — сказал Коннелл.
Отец не пошевелился. Коннелл сам усадил его прямее, потянув за плечо, потом включил радио. Ему хотелось, чтобы отец увидел светящиеся гирлянды перед домами, огоньки свечей за оконными стеклами, нарядно украшенные лужайки и вообще широкий мир за пределами лечебницы. Чтобы вспомнил, что в мире существует Рождество. А отец словно и не замечал, что они куда-то едут. Ну ничего, дома он окунется в праздничную атмосферу и снова вернется к жизни. Папа будет рад, а главное — мама обрадуется, что хоть в последний раз все опять собрались вместе на Рождество. Она много раз говорила, как мечтает, чтобы отец успел отпраздновать Рождество дома, — наверное, ей было горько, что этого не получилось. Отец равнодушно отнесся к поездке, но он просто не знает, куда они едут. А дома он поймет, что Коннелл избавил его от одиночества в палате, где о Рождестве напоминает только купленный в аптеке плакатик с Санта-Клаусом. Чтобы отец, всеми заброшенный, бессмысленно продремал весь праздник... Даже думать об этом невыносимо!
На дороге машин было мало, так что приехали они очень быстро. Примерно к этому времени Коннелл как раз вернулся бы из магазина, если бы в самом деле отправился за гирляндой. Подъехать вплотную к дому не получилось — все обочины оказались заставлены машинами. Коннелл собирался просто привести отца в дом, а так пришлось достать из багажника кресло на колесиках. Ближе к крыльцу он увидел Рут Магуайр, с пультом в руках, — она запирала свою машину. Фрэнка, наверное, дома оставила. При виде Коннелла с Эдом Рут ахнула и бросилась к ним навстречу:
— Что это значит?!
— Счастливого Рождества! — Коннелл обнял ее.
Рут держалась как-то скованно.
— Привет, — сказала она Эду и наклонилась его поцеловать. Выпрямившись, спросила снова: — Так в чем дело все-таки?
— Я подумал, на праздник надо собраться всей семьей.
Рут поставила сумки с подарками прямо на землю.
— Мама не знает?
— Хочу ей сделать сюрприз.
— Нет! Это ты неудачно придумал. Она вообще не знает, что он здесь?
— Я все сам.
— О господи! — Рут что-то быстро прикинула, подхватила сумки, прошлась взад-вперед и снова их поставила. — Что же делать... Что делать?
— Да нормально все! — сказал Коннелл. — Посидим вместе. Она об этом мечтала!
— Твоей маме сейчас и так нелегко, — сказала Рут. — А в праздники еще тяжелее. Уж я-то знаю! — Она кивнула на заднее сиденье машины, где должен бы сидеть ее муж. — Я оставила Фрэнка дома с медсестрой, потому что на таких сборищах с ним особенно трудно, а я не хотела огорчать твою маму. Она всего-навсего хочет как-то пережить эту ночь и идти дальше.
— Мама сегодня в хорошем настроении. Она обрадуется, вот увидите!
Рут отступила на несколько шагов и поманила Коннелла к себе. Он поставил кресло на фиксатор и подошел к маминой подруге.
— Поверь мне, — сказала Рут, — мама сейчас все силы собрала, чтобы справиться со всем этим. Она и так на пределе. Может, отвезешь его обратно?
— Мы же только приехали! Я не хочу его расстраивать.
Ее взгляд стал жестким.
— Он не расстроится. Он просто ничего не заметит. Увези его, пожалуйста! А маме мы ничего не скажем.
— Она будет сердиться, что я надолго пропал.
Рут всплеснула руками:
— Ну и пусть сердится! Не усложняй, я тебя прошу! Ей и без того трудно.
— Да ей приятно будет провести с ним Рождество!
— Хотя бы зайди сначала один, поговори с ней. А я с твоим отцом побуду. Расскажи, что ты задумал, и поинтересуйся ее мнением.
Рут подошла к креслу. Погладила отца по плечу.
— Пусть увидит его в кухне, — сказал Коннелл. — Я хочу посмотреть, какое у нее будет лицо. И у него.
Он взялся за ручки кресла и отщелкнул фиксатор.
— Слушай, что тебе говорят! Я твою маму сто лет знаю!
— А я — ее сын.
— Коннелл!
— Я не могу вот так его увезти.
— Можешь!
— Холодно на улице, — сказал Коннелл. — Дайте я его в дом вкачу.
— Позволь, я ее хоть предупрежу!
— Все нормально будет, — сказал Коннелл, но Рут уже подобрала сумки и бросилась к дому.
Коннелл покатил кресло следом, лавируя между машинами. Возле дома поставил отца на ноги и начал подниматься с ним на крыльцо. Перил здесь не было, так что Коннелл придерживался одной рукой за стену, а другой, обхватив отца за талию, втаскивал его со ступеньки на ступеньку. Грудь сдавило тревожным ожиданием. Отец снова тихонько стонал. Они медленно двигались к развязке, хотя Коннелл надеялся, что это будет, наоборот, прелюдия к запоминающемуся вечеру и мама сможет сказать, что праздник прошел идеально. Вдруг ему стало не по себе, даже затошнило слегка. Коннелл дернул на себя сетчатую внешнюю дверь, думая зацепить ее локтем, но нужно было еще придерживать отца, и в результате дверь с громким стуком снова захлопнулась. Тут за ней открылась входная дверь и на крыльцо, улыбаясь, выглянул Джек Коукли. При виде Эда улыбка сползла с его лица. Джек придержал сетчатую дверь, пропуская Коннелла с отцом. В это время в холл вышли Рут и мама Коннелла, негромко переговариваясь на ходу и беспокойно жестикулируя. Вдруг мама подняла взгляд, увидела Коннелла с Эдом и застыла на месте. Все, кто был в кухне, удивленно обернулись, и только тогда до Коннелла дошло, что он совершил огромную ошибку. Мама не бросилась навстречу, как он ожидал. Она стояла неподвижно, и только губы у нее вздрагивали. Наверное, продолжалось это совсем недолго, но Коннеллу запомнилось, как в замедленной съемке. Сергей заерзал на своем обычном месте. Бокалы с пуншем замерли в руках гостей, а у мамы вырвался глухой всхлип.
— Эд! — произнесла она упавшим голосом, прижимая ко рту ладонь.
Коннелл посмотрел на отца — и впервые за весь вечер увидел его по-настоящему. Раньше было не до того — надо было ехать, спешить... Да если бы даже и взял на себя труд посмотреть, вряд ли разглядел бы как следует. Изо рта у отца непристойно тянулась ниточка слюны, никак не желая оборваться и шлепнуться наконец на пол. Коннелл вытер ему подбородок, умирая от стыда и раскаяния. Между тем вся толпа гостей во главе с мамой бросилась к отцу. Его решительно потащили в гостиную, к камину. Праздник закончился, так и не начавшись. Под безмолвными тяжелыми взглядами Сергей встал и вышел из кухни. Может, когда-нибудь — в этой или в следующей жизни — Коннелл сумеет искупить сегодняшнюю вину. Он никогда еще не чувствовал себя таким далеким от отца. Тот исчез за спинами гостей, а к Коннеллу подошла мама. Наверняка сейчас обрушит на него упреки, более чем заслуженные, как он теперь понимал.
— Помоги мне повесить пальто и куртки, — проговорила мама тихим, напряженным голосом.
За свою жизнь она привыкла справляться с разбитыми надеждами и хорошо освоила эту науку. Сейчас нужно было действовать, а переживания оставить на потом.
— Принеси гостям напитки. Нужно спасать положение, насколько возможно.
Закончив с напитками, Коннелл вышел на улицу и снова подключил недостающую гирлянду. Фонарики разом вспыхнули, довершая аккуратный контур поверху ограды. Коннелл постоял немного, стараясь сосредоточиться на простом удовольствии от разноцветных огоньков и не вспоминать, что все они и еще сотни огней в доме не смогли остановить наступление тьмы. Отца больше нет.
89
Эйлин боялась, что праздник затянется до глубокой ночи: гости, замороженные присутствием Эда, будут бояться, что еще рано, еще нельзя уходить... Но они все-таки начали понемногу прощаться. Эйлин, спеша, пока еще не все разъехались — после было бы слишком больно, — объявила, что отвезет Эда обратно в лечебницу. Она попросила Джека и Коннелла свести его вниз, а Рут — раздать всем куртки и пальто. Коннелл хотел сам отвезти отца или по крайней мере поехать с мамой, но она твердо сказала, что сделает это в одиночку.