Мэтью Томас - Мы над собой не властны
Посыпались звонки с заказами. Эйлин по дороге на работу завезла Сергея в автосалон «Смит-Кернс», и он купил себе подержанный «форд-таурус». По утрам он обычно уходил, пока Эйлин еще спала. Оставлял ей свежесваренный кофе. Сам он кофе не пил.
Совесть Эйлин больше не мучила. Разрыв с женой — его решение, Эйлин здесь ни при чем. Насколько она поняла, к этому давно шло. Если для прекращения отношений им хватило отсутствия Сергея несколько дней в неделю, значит разрыв действительно назрел.
По пятницам Сергей оставлял в кухне деньги за еду, еще и с избытком. Электричеством почти не пользовался.
Они ели порознь: вместе было бы слишком интимно и молчание заполнить нечем. Если готовила Эйлин, она съедала свою порцию и оставляла его часть на плите; когда готовил Сергей, оставлял ей еду в холодильнике. Она стучалась к нему в комнату и говорила, что в кухне для него найдется чем перекусить. Он писал записки на корявом английском: «Сегодня я готовить. Вы не надо».
Принимая душ, он брал с собой чистые вещи и выходил из ванной уже полностью одетым. Однажды, вернувшись домой, Эйлин увидела с первого этажа, как Сергей — должно быть, не зная, что она уже здесь, — протопал к себе в комнату в одном аскетично белом полотенце, обернутом вокруг бедер. Концы полотенца еле-еле сходились на боку, живот слегка выпирал, но не нависал над краем полотенца, словно тело у него было плотнее, чем у Эйлин. Вслед за ним из ванной тянулись завитки пара. Лицо и грудь Сергея были красными, как у омара, чудом выскочившего живым из кастрюли, а все остальное — белей алебастра.
Он сам стирал свою одежду, а иногда и одежду Эйлин тоже, хотя никогда не смешивал их вещи в одной стирке. Сам догадался, Эйлин не пришлось его просить.
Так же по отдельности они смотрели телевизор, каждый в своей комнате. Тот, что в маленькой гостиной, почти никогда не использовался. Только изредка, убедившись, что Сергей уже лег, Эйлин тихонько спускалась вниз и включала телевизор, почти совсем убавив звук и не зажигая света. Услышав скрип ступенек на лестнице, быстро приглушала звук, но каждый раз оказывалось, что ей померещилось. Всколыхнутся тени на кухне, словно Сергей вошел, — нет, не заходил.
Эйлин брала с собой на работу «Таймс» — не для того, чтобы читать на дежурстве, а чтобы позже целиком отдать Сергею, избегая долгих обсуждений по поводу того, кто какой раздел читает первым. Придя домой, Эйлин оставляла газету на «острове», а Сергей ее забирал, тактично выбрав время, когда Эйлин не будет в кухне, и, прочитав, выбрасывал в мусорное ведро. Он, в свою очередь, оставлял ей «Нью-Йорк пост» — столь низменного развлечения Эйлин себе не позволяла со времен Джексон-Хайтс. Она и забыла, как приятно было сидеть за столом у Орландо, рассеянно перелистывать газету и болтать с кем-нибудь из семейства, пока Коннелл канючит, выпрашивая позволение побыть здесь еще немножко.
Она заранее боялась надвигающегося Дня благодарения. Придется как-то объяснить Коннеллу, почему Сергей все еще живет у них в доме. До сих пор ей удавалось это скрывать. Сын звонил не так уж часто. Эйлин предупредила Сергея, чтобы не подходил к телефону — хотя он и так не подошел бы. В конце концов она сама позвонила Коннеллу и сказала, чтобы он не приезжал. Пусть использует кредит на билет в другой раз. А то сейчас у нее с деньгами трудно, да и все равно скоро Коннелл приедет на рождественские каникулы. Он возражал, но не слишком рьяно, поэтому совесть Эйлин не очень мучила. Она поняла, что Коннелл чувствует себя виноватым, но не в том, что не поехал, а в том, что не жалеет об этом.
Кое-кто из подруг приглашал ее на праздник, но она отговорилась тем, что будто бы поедет к своему кузену Пату. С утра она отправилась позавтракать с Эдом, а потом приготовила праздничный ужин себе и Сергею: угощение по полной программе, с закусками и громадной индейкой. Остатки потом еще неделю подъедали.
Для Сергея это был первый классический американский День благодарения. Эйлин смотрела, как он накладывает себе разные вкусности. Все смел и снова наполнил тарелку. А когда он потянулся за третьим куском запеканки из ямса с растопленным зефиром, у Эйлин потеплело на душе от гордости, словно горячего душистого глинтвейна глотнула. Сергей в одиночку умял целую банку клюквенного соуса.
Однажды в начале декабря Эйлин, и так задерганная после тяжелого рабочего дня, провела в лечебнице несколько особенно трудных часов. Эд отказывался от еды и, не умолкая, жалобно скулил. Придя домой, она стоя сжевала подгорелый остаток тушеного мяса, а когда мыла кастрюлю, в кухню вошел Сергей. Эйлин, стоя к нему спиной, увидела отражение в оконном стекле. И не притворишься, будто не заметила, слишком тяжелые у него шаги. В воздухе словно потрескивало напряжение. Эйлин, отложив мочалку, сделала глубокий вдох и повернулась к Сергею лицом. Он молчал, не сводя с нее глаз. Потом двинулся на нее. Эйлин машинально выставила перед собой руки в резиновых перчатках. Сергей обошел «остров» и остановился перед ней. В ушах Эйлин отдавалось ее собственное частое рваное дыхание. Сергей сделал еще шажок вперед. Его осторожные движения пугали Эйлин: он как будто и сам боялся за них обоих, но ничего с собой поделать не мог. Эйлин мысленно корила себя за то, что впустила чужого человека в дом. Он может с ней сделать что захочет, а она бессильна ему помешать.
Рука Сергея легла ей на талию. Эйлин смотрела, будто со стороны, и не оттолкнула его. Он обхватил ее уже обеими руками.
— Что вы делаете?
— Это ничего, — сказал Сергей.
И притянул ее к себе. Эйлин уперлась руками ему в грудь, слабо отталкивая. От ощущения холодной влажной резины перчаток мурашки побежали по коже. Эйлин самой себе казалась рыхлой и неповоротливой. С тех пор как Эду поставили диагноз, она набрала двадцать семь кило — почти столько же, на сколько похудел ее муж, словно ела за двоих. Сергей наклонился ее поцеловать. Кожа у него была удивительно гладкой. Неужели побрился перед тем, как идти вниз? Эйлин думала, что запах его дешевого лосьона после бритья вызовет отвращение, но этого не случилось. Она чувствовала, как стучит сердце у него в груди. Его руки легко прошлись по ней, оставляя за собой невидимый след, словно призрак прикосновения. Вдруг оказалось, что она вместе с ним поднимается по лестнице.
После, уже у себя в комнате, она заперла дверь и еще кресло придвинула, сама понимая, что это смешно и глупо. Ей просто необходимо было спрятаться, загородиться хоть чем-нибудь. Эйлин забилась в постель и немного поплакала, а потом все-таки уснула — тело брало свое. Среди ночи проснулась от раздражающего света и услышала негромкое бормотание телевизора в комнате Сергея. Каким-то образом она почувствовала, что он спит.
Утром Эйлин приняла душ, оделась и только тогда отодвинула кресло от двери. Выглянув наружу, увидела, что дверь в комнату Сергея распахнута настежь. Все его вещи исчезли. Эйлин рискнула спуститься в кухню и вздрогнула: Сергей сидел за столом с чашкой кофе. Рядом стоял чемодан.
— Простите меня, — сказал Сергей.
— За что?
— Вы хотите, чтобы я уехать. Я понимаю.
— Глупости, — ответила Эйлин. — Вам же на работу ходить нужно. Вы начинайте искать постоянное жилье, а пока живите здесь. Вот и все.
88
Коннелл измыслил свой план в День благодарения, узнав, что мама собирается в этом году собрать гостей не в сочельник, а в сам день Рождества. Накануне все, как и в прошлом году, соберутся у Синди Коукли, — видимо, теперь так и будет всегда, раз прежний порядок нарушился. После Рождества не так хорошо, сказала мама, потому что праздник уже позади, да и остаться на всю ночь гости не смогут, но для нее очень важно собрать всех у себя именно в этом году. Она понимает, что людям не так уж интересно встречаться два дня подряд одной и той же компанией, но они придут, если она будет настаивать. А она будет настаивать. Хочет отпраздновать это Рождество не хуже, чем раньше. Коннелл понимал — отсутствие за праздничным столом отца будет разрывать ей сердце. И он решил устроить так, чтобы отец тоже обязательно был с ними.
Утром на Рождество они с матерью поехали повидать отца. Лечебницу украсили к празднику. В общих комнатах тесными кучками сидели гости. Медсестры и нянечки разговаривали с мамой Коннелла не так официально, как с прилетевшими издалека детьми и внуками других больных, правда держались чуточку настороженно. Для здешнего персонала, должно быть, не очень удобно, что она каждый день приходит, тем более что мама сама медсестра и умеет себя поставить.
Когда они пришли, отец спал, раскрыв рот. Они не стали его будить — просто сели по обе стороны кровати, дожидаясь, когда он проснется. У Коннелла появилось жутковатое ощущение, будто перед ними труп. Он уже хотел потормошить отца, но мама сделала это первой. Отец не вздрогнул, сразу раскрыл глаза и что-то невнятно забормотал. Почесал себе нос, подняв руку медленно-медленно, будто сквозь какую-то вязкую жидкость.
![Елена Белая - Дорога к себе [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
