Адам Джонсон - Сын повелителя сирот
Великий Руководитель повернулся к ней, готовый выслушать ее, но в глазах у него все еще таилось сомнение.
– А Чемпионка по гребле? – спросил он. – Что ты предлагаешь с ней сделать?
– Дайте мне нож, – попросила Сан Мун, – и позвольте мне доказать свою преданность.
У Великого Руководителя округлились глаза от удовольствия.
– Спрячь свои клыки, мой горный тигр! – воскликнул он, пристально глядя ей в глаза. И уже несколько тише повторил: «Мой прекрасный горный тигр». Затем он повернулся к Командиру Га. – Досталась же тебе женушка, – усмехнулся он. – С виду спокойная, как снега на горе Пекту, а внутри, как свитая в кольцо мамуши, почуявшая царскую пяту.
Появился Сенатор с сопровождавшими его лицами. Слегка поклонившись Великому Руководителю, он сказал: «Господин Генеральный Секретарь Центрального Комитета Трудовой Партии Кореи».
Великий Руководитель ответил в том же духе: «Уважаемый сенатор демократического штата Техас».
И тут вперед вышел Командир Парк, подталкивая перед собой юных гимнастов. У каждого ребенка в руках был поднос, на котором стоял стакан воды.
– Сегодня теплый день, – сказал Великий Руководитель. – Выпейте воды. Ничто не бодрит так, как свежие воды реки Тэдонган.
– Самые целебные воды в мире, – добавил Парк.
Один из детей подал стакан Сенатору, который уставился на Командира Парка, разглядывая шрамы на его потном лице. Сенатор взял стакан. Вода была мутной и имела желтовато-зеленый оттенок.
– Прошу прощения за место посадки, – произнес Сенатор, пригубив из стакана, который тут же вернул. – Летчик боялся, что наш тяжелый самолет продавит асфальт у терминала. Также приношу извинения за то, что мы слишком долго кружили. Мы пытались связаться с диспетчерской для получения указаний по приземлению, но не смогли вызвать их по радиосвязи.
– Рано или поздно, здесь или там – ответил Великий Руководитель. – Это не имеет значения для друзей.
Командир Га перевел слова Великого Руководителя, добавив в конце кое-что от себя:
– Будь доктор Сон здесь, он напомнил бы нам, что лишь американские аэропорты насаждают контроль, а на земле Северной Кореи любой волен приземлиться. Он спросил бы: «Разве это не самая демократическая транспортная система?».
Услышав это, Сенатор улыбнулся.
– Не наш ли это старый знакомый Командир Га, Министр тюремных Шахт, мастер тхэквондо?
На лице Великого Руководителя мелькнула кривая усмешка.
– А вы, оказывается, с американцами старые друзья? – бросил он Га.
– Скажите, – сказала Ванда. – А где наш старый друг доктор Сон?
Повернувшись к Великому Руководителю, Га перевел: «Они спрашивают о докторе Соне».
– Сон-сси стал …больше нет, – ответил Великий Руководитель на ломаном английском.
Американцы кивнули в знак признательности за то, что Великий Руководитель лично сообщил печальную новость на их родном языке. Сенатор и Великий Руководитель заговорили о связях двух стран, о важности дипломатии и о блестящем будущем. Га с трудом успевал переводить. Он видел, как Ванда смотрит на Сан Мун в белоснежном чосоноте с великолепной чогори, сияющей как бы изнутри, которые оттеняли ее прекрасную кожу. Сама же Ванда была одета в шерстяной костюм мужского покроя.
Все расплылись в улыбках, и в этот момент Томми обратился к Великому Руководителю по-корейски: «От имени народа Соединенных Штатов мы преподносим Вам подарок – “ручку мира”».
Сенатор вручил ручку Великому Руководителю, выразив надежду, что ею скоро будет подписано долгосрочное соглашение между их странами. Тот принял ручку весьма помпезно, затем хлопнул в ладоши, подзывая Командира Парка.
– Мы тоже преподносим вам подарок, – произнес Великий Руководитель.
Га перевел:
– И у нас тоже есть подарок, который символизирует мир и согласие, – перевел Га.
Командир Парк подошел с двумя подставками для книг из рога носорога, и Га понял, что Великий Руководитель вовсе не собирался в тот день забавляться с американцами. Он был намерен причинить им боль.
Томми опередил Сенатора и принял подарок, а тот сделал вид, что не заметил его.
– Наверное, – сказал Сенатор, – сейчас самое время обсудить наш насущный вопрос.
– Глупости, – возразил Великий Руководитель, – Давайте оживим наши отношения за музыкой и едой. Вас ждет много сюрпризов.
– Мы здесь ради Элисон Дженсен, – напомнил Сенатор.
Услышав это имя, Великий Руководитель рассвирепел.
– Вы летели шестнадцать часов. Все готово для поднятия духа. Ну, у кого не найдется времени послушать, как детишки играют на аккордеоне?
– До отлета мы встречались с родителями Элисон, – сказал Томми по-корейски. – И они переживают за нее. И прежде чем мы перейдем к делу, нам нужны гарантии. Мы должны поговорить с нашей гражданкой.
– Вашей гражданкой? – рявкнул Великий Руководитель. – Сначала верните то, что было у меня украдено. Тогда поговорим о девушке.
Томми перевел его слова. Сенатор отрицательно покачал головой.
– Наша страна спасла ее от смерти в наших водах, – сказал Великий Руководитель. – Вы вторглись в наши воды, незаконно взяли на абордаж наше судно и украли у меня одну вещь. Сначала я получу то, что было у меня украдено, а потом вы получите то, что я спас.
Он махнул рукой.
– А теперь развлекательная программа.
Подбежала группа детей, лучших аккордеонистов, и с точностью профессионалов они заиграли «Отец наш Маршал». Улыбки у них были одинаковыми, и люди в толпе в нужный момент хлопали в ладоши и выкрикивали: «Пламя маршала вечно пылает!».
Сан Мун и ее дети стояли рядом с аккордеонистами, будто приклеенные, а те играли дружно, в унисон, стараясь изо всех сил изображать веселье. Сан Мун беззвучно заплакала.
Великий Руководитель заметил ее слезы, отметив про себя, что она снова кажется беззащитной. Он подал Командиру Га знак, что настало время Сан Мун готовиться к песне.
Га отвел ее через толпу к концу взлетно-посадочной полосы, где не было ничего, кроме свалки ржавых останков самолетов, занимавшей территорию до самого электрифицированного ограждения вокруг летного поля.
Сан Мун медленно повернулась и, осознавая всю неопределенность происходящего, спросила:
– Во что они нас втянули? Как же нам выйти из этой ситуации живыми?
– Успокойся, – попросил он. – Сделай глубокий вдох.
– Что если он и вправду даст мне нож, что если это какая-то проверка на преданность? – Глаза у нее расширились. – А вдруг мне дадут нож, и это будет никакая не проверка?
– Великий Руководитель не станет приказывать тебе убить американку на глазах у Сенатора.
– Но ты его совсем не знаешь, – возразила она. – Я видела, как на моих глазах он проделывал таки-и-е штуки – на вечеринках, с друзьями, с врагами. Не имеет значения. Он может сделать все, абсолютно все, что угодно.
– Только не сегодня. Сегодня мы можем делать все, что угодно.
Она нервно засмеялась:
– Знаешь, когда ты так говоришь, это звучит здорово. Мне очень хочется верить твоим словам.
– Тогда почему же ты им не веришь?
– Ты и правда все это делал? – спросила она. – Причинял людям боль, похищал их?
– Послушай, но в нашей истории я положительный герой, – сказал Командир Га.
– Ты – положительный герой? – недоверчиво усмехнулась она.
– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я герой, – кивнул Га.
И тут они увидели, как к ним медленно приближался погрузчик с товарищем Буком. На прогнувшейся под тяжестью груза лебедке, предназначенной для подъема самолетных двигателей, на цепях покачивалась гримерка Сан Мун.
– Мне понадобилась машина побольше, – крикнул им Бук. – Всю ночь мы строили эту штуку, и я не мог ее оставить.
Когда «храм» опускали на землю, дерево содрогалось и скрипело, но серебристый ключ Сан Мун все же повернулся в замке. Они втроем вошли внутрь, и Бук показал им, как открывается задняя стенка гримерки, державшаяся на петле, будто дверца загона для скота. Этого расстояния вполне хватало для того, чтобы туда вошли вилы погрузчика.
Сан Мун потянулась к товарищу Буку и прикоснулась к его лицу кончиками пальцев, пристально глядя ему в глаза. Так она его благодарила. А может, и прощалась. Бук смотрел на нее, не отрывая взгляда, затем, не выдержав больше, отвернулся и побежал к своему погрузчику.
Сан Мун переоделась, не стыдясь мужа, и, завязывая корым, спросила его:
– У тебя действительно никого нет? – Не получив от него ответа, она повторила свой вопрос: – Ни отца, который мог бы быть наставником, ни матери, чтобы петь тебе? И сестер тоже нет?
Он поправил край ее банта.
– Прошу тебя, – сказал он. – Сейчас тебе нужно идти выступать. Дай Великому Руководителю в точности то, что он просит.
