Джон О'Хара - Жажда жить
— Ах вот как? В таком случае не нужно объяснять, что я не могла выйти за него.
— Следующий вопрос, — требовательно заявила Конни.
— Какой?
— Сама знаешь.
— Ты хочешь знать, был ли у нас роман? Разумеется, нет.
— Врешь, или он просто не понравился тебе в постели.
— Ничего я не вру, — огрызнулась Грейс.
— Не злись, Грейс. На самом деле я рада, что у вас ничего не было.
— Почему?
— А еще больше рада, что ты не вышла за него. Он… э-э… мы познакомились, а потом встречались в Нью-Йорке на всяких театральных посиделках. Он не годится для тебя. Совершенно не годится.
— А что, в нем есть что-то особенное?
— Вот именно, весьма особенное, — подтвердила Конни.
— Наркотики, что-нибудь в этом роде?
— До чего же ты наивна. Нет, не наркотики. Тут другое, и, поверь, тебе бы это совсем не понравилось.
— Анна сказала, что ее тошнит от него.
— Всегда доверяй детскому инстинкту, — поучительно заметила Конни. — А других предложений тебе не делали?
— Одно было. Прошлой зимой мы ужинали с Полом Райхельдерфером, вдвоем, только он и я, и после ужина он сделал предложение, если, конечно, это можно так назвать. Он давно нездоров, похудел, костюм, как на вешалке, висит. То есть не совсем высох, но для себя — худ. В общем, он сказал, что всегда любил меня, всю жизнь, но сначала не мог признаться, потому что я вышла за Сидни совсем молодой, а уж все те годы, что была замужем, естественно, и намекнуть на свои чувства себе не позволял. Но сейчас, если я не хочу быть одна, если мне нужен рядом любящий человек, то вот он.
— Что ж, сказано от души.
— Верно. А кроме этого, никаких матримониальных предложений. И неприличных тоже, если уж на то пошло. Что же касается Пола, то мне кажется, не меня он любит, он Сидни любил. Говорит, ему очень нравятся дети и им нужен отец, особенно мальчику.
— Он прав, — кивнула Конни. — Ну а ты, многое им объяснила?
— Насчет чего?
— Насчет физиологии.
— Почти ничего. Только про месячные Анне рассказала, чтобы не испугалась. Вот и все.
— А Альфреду?
— А что я могу ему объяснить?
— Но ведь кто-то должен. Может, Хэма попросить?
— Да он, наверное, и так все знает, — махнула рукой Грейс. — Я же видела, как он присматривается к людям, к женщинам. Я даже не сомневаюсь, что эта девчонка у Уоллов была не первой, к кому он прикоснулся. Ни минуты.
— Может, и так, — упрямо гнула свое Конни, — но ведь есть такие вещи, как беременность, венерические болезни…
— Да брось ты, Конни, — нетерпеливо прервала ее Грейс. — В газетах было полно материалов про это во время войны. Стоило развернуть очередной номер, и ощущение такое, будто военная полиция только и выискивала женщин для медицинского обследования. И Альфред все это читал, можешь быть уверена. Даже в «Часовом» были статьи на эти темы, а то ты не знаешь. Я сама почерпнула много такого, о чем раньше даже не подозревала.
— Право, Грейс, тебя послушать, так ты не в двадцатом столетии живешь, а в средние века.
— Может, и так. Не понимаю, кстати, почему говорят: двадцатый век, ведь сейчас только 1900-е с хвостиком. В школе что-то объясняли по этому поводу, но что именно, забыла. Да, знаю, я невежда, но я такая. Щеки не надуваю, лежалыми идеями в кругах богемы не торгую.
— Вообще-то, если приглядеться, все идеи лежалые, и не только те, что возникают, как ты говоришь, среди богемы. Ну что, поставила я вас на место, миссис Тейт?
— Нет, мисс Шофшталь. Во всяком случае, не в том смысле, какой вы имеете в виду. Я была на своем месте еще до рождения, пребываю на нем сейчас и умру там же. Я родом отсюда и меняться не желаю, потому что тогда потеряю почву под ногами.
— И мэром будет не Чарли Джей, а кто-нибудь другой.
— Если Форт-Пенн хочет Чарли Джея, Форт-Пенн его получит.
— Ну вот, слово не мальчика.
— Буду знать теперь нью-йоркский жаргон, — бросила Грейс.
Конни не обратила внимания на шпильку. Она зажгла сигарету, откинула голову назад, на секунду прикрыла глаза и сказала:
— Люблю этот дом.
— Я тоже, как когда-то, — протянула Грейс.
Наступило молчание, и в какой-то момент, взглянув на Конни, Грейс обнаружила, что та спит. Неслышно ступая по полу своими туфлями из оленьей кожи на резиновой подошве, Грейс принесла из дома плотное одеяло, укрыла подругу и вернулась к себе на место. Конни, у которой уже седели волосы, а на лице проступали морщины, свидетельствующие не столько о возрасте, сколько о пережитом, продолжала дремать. Проснулась она внезапно — с первым залпом фейерверка на лодочной станции. Она открыла глаза и, увидев улыбающееся лицо Грейс, тоже улыбнулась:
— Спасибо за одеяло.
— Не за что. Как насчет кофе, чтобы взбодриться?
— Спасибо, только добавь немного льда. А я пока умоюсь. — Конни прошла в туалет по соседству с кабинетом. В нем было все как при Сидни — та же мебель, те же отменно вычищенные серебряные спортивные трофеи, йельские сувениры, книги. Не хватало только трубок, подставок для них да картотеки. «Когда эта комната станет другой, — проговорила про себя Конни, — перемены расскажут куда больше, чем Грейс».
Она вернулась на террасу и отхлебнула холодного кофе.
— Ну, как тебе твоя новая жизнь? — спросила Грейс. — Люди нравятся? Наверное, да, иначе ты бы давно вернулась.
— Нет, я в любом случае предпочла бы остаться в Нью-Йорке, чем признать поражение.
— Поражение?
— В том смысле поражение, что я не смогла приспособиться к незнакомому порядку вещей. Пока похвастать нечем, правда, и неудач особых тоже нет. Даже, я бы сказала, успехов чуть больше, чем неудач, потому что большинство людей мне нравится, я им вроде тоже. Во всяком случае, серьезным. Отсюда я на следующей неделе еду в Кейп-Код, там будем работать. В Провинстауне.
— Провиденстаун? Но ведь это вроде в Род-Айленде? И не Провиденстаун, а просто Провиденс.
— Провинстаун, Кейп-Код.
— А от Хайаннис-Порта это далеко? Там живет один приятель Сидни, Уильям Ибен. Я тоже знакома с ним и с его женой и могла бы написать им что-то вроде рекомендательной записки. Ты ведь знаешь, что за нравы в таких местах. Можно пятьдесят лет из года в год ездить, и…
— От Хайаннис-Порта это не особенно далеко, но с таким же успехом могло быть и в тысяче миль.
— Да брось ты, эти Ибенсы очень славные люди.
— Сразу перестанут быть славными, как только увидят моих друзей. Вот уж кто настоящая богема, так это они.
— Понятно. А за кого бы хотелось выйти замуж, среди них не нашлось? Насколько понимаю, брак для этой публики — понятие старомодное, но тебя-то я знаю неплохо и как-то с трудом представляю в роли проповедницы свободной любви. Как у них, кстати, у твоих друзей, с этим делом?
— В полном порядке.
— В таком случае, Конни Шофшталь, вот тебе мой совет: посмотри на календарь, какой год на дворе. Мы, знаешь ли, не молодеем, и в мире нет ничего более жалкого, чем женщина, которой хорошо за тридцать, а ведет она себя как двадцатилетняя шлюшка.
— И где же это ты видела женщину, которой хорошо за тридцать и которая ведет себя как двадцатилетняя шлюшка? Только хорошо подумай.
— Может, и не видела, но, как увижу, сразу пойму. К чему мне имена? Таких сразу распознаешь в поезде или на улице.
— Ага.
— Как это понять — ага?
— Да я уж испугалась, что ты себя в качестве устрашающего примера приведешь.
— Что ж, может, и стоило бы.
— Нет, у тебя был настоящий роман, серьезный, не какая-то там случайная связь. Это часть войны. Говорят, в Англии после войны разводы превратили жизнь в настоящий кошмар.
— Ладно, откровенно говоря, мне никогда не казалось, что я веду себя как двадцатилетняя девчонка. Но оставим это, не обо мне речь. Позволь все же дать тебе совет. Не увлекайся ты этой свободной любовью, Конни. Оглядись, найди хорошего мужчину, пусть даже он будет художником или писателем, и, как найдешь, уж не отпускай… Можно и еще много чего посоветовать, если бы не одно сильное подозрение… глупость, я понимаю, но… может, ты уже вышла замуж, тайком?
— Ну что за бред, Грейс!
— Да понимаю я, понимаю. Может, надо примириться с тем, что с этими людьми тебе хорошо.
— Так оно и есть.
— Да, хорошо, боюсь, лучше, чем когда-либо в Форт-Пенне. Только, — Грейс запнулась, — только не дай им испортить себя.
— Как это мило с твоей стороны!
— Ну вот, опять заговорила, как в Нью-Йорке. В следующий приезд будешь «р» проглатывать. Ладно, как насчет того, чтобы поплавать? Давай переоденемся и полчасика посидим в тени у плотины.
— Идет.
— Пошли наверх, я дам тебе совершенно новый купальный костюм, — предложила Грейс.
По привычке они пошли переодеться в разные комнаты, но когда Конни зашла к Грейс, та еще стояла обнаженной.
