Канта Ибрагимов - Дом проблем
Увидев Мастаева, президент-генерал приказным жестом пригласил за собой в небольшую комнату отдыха. Устало сев на диван, он молчаливым жестом указал Вахе на стул. Пока секретарь наливала из термоса уже остывший чай, генерал потирал лоб, как бы от боли, и, едва девушка вышла, он уставился на Ваху, словно гипнотизирует, и вдруг выдал:
— Может, я тебя назначу президентом?
Мастаев опешил. Он долго не понимал — шутка это или всерьез, а потом ответил:
— Президента не назначают, а выбирает народ. (Позже Ваха узнал, что такой же вопрос задавался не только ему.)
— Гм, — кашлянул президент. — Тогда вот поручение — просьба, срочно, лично в руки Кнышева. Без ответа, конкретного ответа президента России не возвращайся. Приказ понял?..
Он тут же при Вахе на документе от руки приписал дату — от 29.12.1994 г., и время — 17 час. 35 мин., а внизу факс — 206–07–17 (прямой московский) и размашисто, почти на пол-листа, расписался.
Это бланк независимой Чеченской Республики. Герб — одинокий волк, и все — по-своему, по-новому, то есть на латинице. А вот сам текст — кириллица. И вроде официально, да уступки налицо:
«Москва. Кремль.
Президенту Б. Ельцину.
Еще раз заявляю и подтверждаю готовность лично возглавить переговоры с российской стороной на уровне Черномыр-дина.[151] Для ведения переговоров на любом другом уровне подготовлены правительственные делегации. Готовы приступить к переговорам.
Президент ЧРИ».Запечатывая конверт, Мастаев уже мысленно выбирал маршрут, предполагая, как это будет нелегко. А президент вновь его огорошил: внизу ждет машина с российскими правозащитниками, их довезут до Моздока, а там самолет.
Эта поездка без проволочек, на рассвете — Ваха в Москве. И более того, прямо на военном аэродроме его встречает известный депутат России, выясняется, друг президента Чечни, и отвозит в центр Москвы, прямо во двор Кнышева. Оказывается, и он здесь живет.
В Москве предновогоднее праздничное настроение, ничего не напоминает о войне. Вот только в подъезде Кнышева вместо бабульки-консьержки вооруженная охрана. Позвонили.
— Мастаев? — Ваха слышит голос Митрофана Аполлоновича. — Пусть подождет, я выйду.
Более часа на морозе прождал Ваха, пока не появился Кнышев. В столь короткий срок очень внешне изменившийся — пополнел, холеный стал. А одет! И рядом охранник, иномарка со спецсигналом.
— Ты что спозаранку? — советник даже не поздоровался. — Вновь письмо?.. Ладно, устраивайся в гостиницу, вечером поговорим. Спешу.
Ни в одну гостиницу, даже по волшебному удостоверению журналиста, Ваху не поселили. Оказывается, есть негласное распоряжение — чеченцев не размещать.
Убивая время, Ваха весь день прослонялся в центральных магазинах столицы. Ажиотаж, сметают все подряд. А вот ему на сей раз командировочные не дали, понятное дело — война, — приходится экономить, только не на связи, и он с самых сумерек к Кнышеву звонит — не берет. К полуночи он поехал на вокзал переночевать, напоследок еще раз вошел в телефонную будку, и повезло, слышно — Митрофан Аполлонович уже пьян, празднует:
— Я тебя по всем гостиницам обыскался. Ты где? Ко мне!
Обрадованный Ваха на такси помчался в центр. Охранник снизу звонил — никто не отвечал. Не пустили. Метро уже не работало. Ночью мороз окрепчал, а Ваха не по-московски одет. И ему было даже приятно, что его засадили в теплый милицейский уазик, отвезли в отделение. Удостоверение не помогло: все чеченцы — бандиты. Особо не домогались, до утра «выясняли личность», как штраф, не вернули половину наличности. Зато позволили прямо из отделения бесплатно позвонить.
— Ты где? — злой голос Кнышева. — Жди там.
Поразительно быстро примчалась в отделение черная «Волга». Испуганные милиционеры извинялись, стряхивали пыль с одежды задержанного, правда, деньги не вернули.
Несколько «помят» Мастаев, не лучше выглядит и сам Кнышев, видать, накануне отмечал.
— Вы показали письмо Ельцину? — с ходу о своем выдал Ваха.
— Ага, ты думаешь, президент России так и ждет меня, тебя и твоего президента. Кстати, твое письмо, полное снобизма, сепаратизма, с этой расхлябанно-размашистой подписью я даже не показал бы. Не так должен писать вассал. Вот новое письмо, более уважительное. Читай.
Текст не на бланке, и никаких атрибутов самостийности в виде герба и латиницы нет. Все скромно, в том числе и подпись, скромно, не размашисто на полстраницы.
«Президенту Российской Федерации Господину Б. Ельцину
Уважаемый Борис Николаевич!
В связи с наступающим Новым годом и в целях недопущения с обеих сторон бессмысленного кровопролития, сохранения жизни мирных граждан предлагаю остановить с 20 часов 31 декабря 1994 года все виды боевых действий на территории Чеченской Республики Ичкерия и начать отвод войск.
Убежден, что принятие Вами этого предложения откроет конструктивные возможности для урегулирования самых сложных вопросов во взаимоотношениях между Российской Федерация и Чеченской Республикой Ичкерия, основанных на неприменении военной силы, и позволит нашим гражданам вступить в 1995 год с надеждой мира и безопасности.
Президент ЧРИ 30.12.1994 г.»Прочитав письмо, Мастаев с надеждой посмотрел на хозяина, тот повел плечами.
— Поздно. Все отдано на откуп военным.
— Что это значит? — словно не знает, спрашивает Мастаев.
— Это значит, что на днях, как все знают, встречались ваш президент-генерал и министр обороны России… хм, так сказать, сослуживцы по Афганистану.
— И что? — нетерпение в тоне Вахи.
— Не знаю. Правда, шампанское при всех они выпили, — в последний день года Кнышев явно куда-то праздновать собирался, все перед зеркалом подбирал галстук. — Может, этот лучше? — обратился он к гостю.
— Вам пойдет, — как-то невежливо посоветовал тот.
— Ладно, — тем не менее хозяин взял другой галстук. — Я опаздываю. Поехали.
Оказывается, в самом центре Москвы, у Кремля, на территории зданий администрации президента России есть специальная служебная гостиница, всего несколько номеров: никаких излишеств, строго и в то же время все есть.
Там и разместил Кнышев гостя. Мастаев так устал, что проспал новогоднюю ночь. Наутро встал, понял, что в гостинице никого, кроме него и дежурного прапорщика, нет.
Ваха думал, что его не выпустят из этой гостиницы. Нет, просто попросили ключ сдать.
Ходил Ваха по центру первоянварской Москвы — пусто, ничего не работает. После обеда он решил, что уже можно побеспокоить Кнышева, позвонил, много раз звонил — не отвечают. А у него что-то очень тревожное на душе, и тогда он набрал прямой номер в президентском дворце в Грозном. К удивлению Мастаева трубку взял помощник:
