Кэтрин Вебб - Наследство
— Не совсем подходящий день для прогулки, миледи! — покачала головой миссис Придди, пока служанки бегали за сухими полотенцами и расшнуровывали испачканные ботинки.
Вообще-то день был теплый и безветренный, небо затянули типично английские низкие облака. Не такой холодный был день, чтобы вызвать озноб, сотрясавший хрупкое тело их новой хозяйки.
— Лучше вам подняться в вашу комнату. Касс принесет вам горячего чаю. Ступай-ка, Касс! — приказала миссис Придди младшей горничной, девчонке лет пятнадцати, таращившей на Кэролайн круглые зеленые глазищи.
Даже если кому-то из служанок и пришли в голову какие-то мысли по поводу краткого визита миссис Кокс, прогулки Кэролайн под дождем или пропавшей прямо с кровати наволочки, они были не настолько глупы, чтобы ими делиться. Все держали язык за зубами, кроме Касс Эванс, которая долго шепталась ночью с Эстель в их комнатке на верхнем этаже.
Кэролайн пролежала в постели не один день. Она долго не могла избавиться от ужаса и мучительного раскаяния, еще усилившегося, когда она сунула руку под подушку и обнаружила там пустышку Уильяма. Ту самую, в форме кольца, которую она давала ему, пока он лежал на кровати. Ту самую, которую они с Корином подарили ему на празднике в его честь. Кэролайн провела пальцами по гладкой, как шелк, слоновой кости, тронула колокольчик, и он нежно зазвенел. От вещицы нужно избавиться, она это понимала. Нельзя отставлять у себя ничего, что могло бы связать ее с ребенком, с любым ребенком. Но она не смогла. Она крепко зажала кольцо в кулаке и прижала к груди, словно самую суть Уильяма, Сороки, жизни и любви, собранную и заключенную в бесценный амулет. Когда лорд Кэлкотт с опустевшим бумажником возвратился из Лондона, Кэролайн ровным голосом и с безучастным лицом поведала ему новость о своем деликатном положении.
Семейство бродячих лудильщиков не убралось прочь, как ожидала Кэролайн, как она молилась. Вместо этого спустя несколько дней они явились к их дверям с Уильямом, вежливо спросили, не знает ли кто-нибудь в доме, чей это ребеночек, потому что в деревне, куда они тоже ходили, никто не признался. Со своего наблюдательного пункта у окна гостиной Кэролайн видела, как они по аллее приближаются ко входу. Сердце в груди тоскливо заныло, совершенно так же, как тогда, когда Корин сообщил ей, что ее соседями будут индейцы. Первым ее порывом было скрыться, но в следующее мгновение она поняла, что бежать некуда. Она дождалась, пока дворецкий откроет парадную дверь, услышала неразборчивые голоса, затем шаги за дверью и нерешительный стук.
— Да? — отозвалась она дрогнувшим голосом.
— Простите, что тревожу вас, миледи, но мистер Динсдейл и его супруга говорят, будто нашли ребенка в лесу, и спрашивают, нет ли у нас каких-либо соображений насчет того, чей бы он мог быть и что с ним делать. — Голос мистера Марча, дворецкого, звучал озадаченно, словно он пытался припомнить неизвестные ему правила этикета, касающиеся брошенных младенцев. Чувствуя, что ей вот-вот станет дурно, Кэролайн повернулась к дворецкому.
— Какое отношение это вообще может иметь ко мне? — холодно осведомилась она.
— Разумеется, миледи, — ответил мистер Марч в тон ей и удалился с едва заметным намеком на поклон.
Итак, Динслейлы ушли несолоно хлебавши, унося с собой Уильяма и оглядываясь на дом, словно были возмущены полученным ответом. Кэролайн глядела им вслед с нарастающим беспокойством, голова у нее кружилась от прихлынувшей крови. Тревога возникла, вспомнилось ей, когда мистер Марч сообщал о пришедших — мистер Динсдейл и его супруга. Как будто бы они были ему знакомы.
— Динсдейлы? Те, что стоят здесь лагерем? Так ты познакомилась с нашей юной четой? — воскликнул радостно Генри, когда Кэролайн задала ему вопрос о лудильщиках. — Безобидные люди. И еще, понимаю, это может показаться странным, но я дал им официальное разрешение останавливаться и жить на этом небольшом участке…
— Что? Почему это? — задохнулась Кэролайн.
— Робби Динсдейл спас мне жизнь в Африке, моя дорогая, в битве при Спион-Коп,[24] несколько лет назад. Если бы не он, меня бы сегодня здесь не было! — театрально возгласил Генри, цепляя на вилку и отправляя в рот внушительную порцию картофеля «дофинуаз». По подбородку у него потекла капля горячих сливок, и Кэролайн отвела взгляд.
— Но… они же бродяги. Воры и… может быть, даже что-нибудь хуже! Мы не можем иметь таких соседей!
— Нет, моя дорогая, боюсь, огорчу тебя, но на это я не пойду. Рядовой Динсдейл оставался со мной в том ужасном, неглубоком окопе, когда я был ранен. Он прикрывал собой мое бренное тело от огня, защищая от целой дюжины бурских снайперов, пока наши не взяли высоту и не отбросили мерзавцев назад… — Генри сопровождал рассказ выразительными взмахами вилки. — Сам был ранен и погибал от жажды, но остался со мной, хотя имел возможность бежать. Ведь в этом адском пекле, в этом кровавом месиве полегли все остальные мои солдаты. Конечно, война подкосила героя… В конце концов его списали по состоянию здоровья, хотя врачи так и не смогли установить, что именно произошло с несчастным. Он, осмелюсь сказать, немного повредился в уме. В один прекрасный день просто замолчал, перестал разговаривать, а потом перестал есть и все лежал на своей койке и отказывался встать, кто бы ни отдавал ему приказ. Я был вынужден вмешаться и замолвить за него словечко. Сейчас состояние его значительно лучше, однако к гражданской жизни бедняга так и не смог приспособиться в полной мере. Определился было в подмастерья к кузнецу в здешней деревне, но надолго его не хватило. Стало нечем платить за жилье, он остался без крыши над головой и пошел бродяжничать. Но я сказал, что на моей земле он может оставаться столько, сколько захочет, если будет вести себя тихо и не чинить безобразий, и, замечу, ничего подобного никогда не случалось. Так сюда и стали приезжать Динсдейлы, так тому быть и впредь.
Хрустящей белоснежной салфеткой Генри смахнул с усов кусочек картофеля. Кэролайн изучала свою тарелку, беспокойно ерзая.
— Вы говорите, пошел бродяжничать? Значит, они разъезжают по всей стране, часто отсутствуют? — спросила она почти шепотом.
— Он с женой проводит здесь большую часть времени. Отсюда достаточно близко до их семей, и Динсдейлу легко найти здесь работу, там и сям, имя его известно — чинит, лудит и тому подобное. Так что, боюсь, тебе придется привыкать к этому соседству, моя дорогая. Они не станут тебе докучать, а если ты не станешь заглядывать на тот клочок земли, то и совсем не заметишь их присутствия, — заключил Генри, и Кэролайн поняла, что разговор окончен.
