Дэниел Киз - Таинственная история Билли Миллигана
Ну вот, когда она стала выздоравливать, я снова заговорил о женитьбе, а она сказала, что разговаривала со священником, который сказал ей: «Тебе не надо об этом беспокоиться». Что они «дети божьи» – мне это убедительным не кажется, но, как я сказал уже выше, она хотела «привлечь внимание». Дошло до того, что Дороти потребовала развода в судебном порядке, чтобы все это попало в газеты, и без предупреждения наложила на меня «обязательство соблюдать общественный порядок», чтобы я не мог отметить с детьми Рождество… а в Новый год моей малышке исполнялось два года, но Дороти отказалась меня пустить с ней пообщаться, а потом позвонила по телефону и сообщила, как замечательно они там веселятся…
Мистер Рау, можете поговорить со знаменитостями М-Б, они подтвердят вам мою искренность и верность этой женщине, но я больше не могу… вы же понимаете, что здешние ночные клубы – это женский мир, и ее стараниями я два раза терял работу… сами можете представить, как она этого добилась, и продолжала бахвалиться, что если я буду бороться за детей, она может устроить так, чтобы меня выгнали из Майами… Дороти бывало исчезала на день, на три… и я больше не могу так, понимая, что за жизнь ждет этих детей… я уже один раз попробовал, но не вышло, но в этот раз, надеюсь, у меня все получится. Мне пришлось бы терпеть ее ради детей, но уж лучше я расплачусь за свой грех перед Всевышним, чем пройти через это. Моя последняя просьба: обратитесь с этим заявлением в различные агентства, чтобы они защитили моих детей.
И да простит меня господь.
Джонни Моррисон».
Предсмертное письмо отца поразило Билли до глубины души. Он перечитывал его снова и снова, пытаясь отнестись к написанному скептически, но чем больше читал, тем больше хотел знать правду. Позднее Билли рассказал писателю о своих попытках все выяснить.
Прежде чем уехать от Кэти из Логана, Билли позвонил в Ассоциацию баров Флориды, чтобы попытаться найти адвоката Джонни Моррисона, но выяснил, что тот уже умер. Он также обратился в архив, но не обнаружил записей о том, что Джонни Моррисон или Джонни Соранен когда-либо был женат.
Миллиган все звонил и звонил, пока не отыскал бывшего владельца ночного клуба, в котором работал Джонни. К тому времени он уже вышел на пенсию, но держал судно в городке Ки-Бискен и поставлял в клуб морепродукты. По его словам, он всегда знал, что дети Джонни когда-нибудь появятся и будут задавать вопросы. В свое время он действительно уволил мать Билли из ночного клуба из-за клиентуры, которую она собирала. Джонни пытался удержать ее от подобных связей, но это было невозможно. Старик добавил, что никогда больше не видел, чтобы женщина так помыкала мужчиной.
По словам Билли, он разыскал и кое-кого еще – человека, который работал в отеле «Миджет» и помнил его отца. Он рассказал, телефонные звонки в то Рождество сильно расстраивали Джонни. И это, похоже, соответствовало тому месту из письма, где говорилось, что Дороти звонила ему и изводила по телефону.
Вернувшись в больницу, Билли снова начал терять время. В понедельник утром он позвонил писателю и попросил отложить встречу.
Писатель пришел в среду и тут же понял, что Учителя нет и что перед ним просто Билли. Они какое-то время поговорили, и гость, надеясь вновь вызвать интерес Учителя, попросил Билли рассказать об устройстве радиотелефона, над которым он работал. Пока он с трудом подбирал слова, медленно и едва заметно его голос креп, речь становилась более отчетливой, а разговор – более научным. Учитель вернулся.
– Из-за чего ты расстроен? – поинтересовался писатель.
– Я устал. Не спал.
Писатель показал на книгу, которая пришла из Школы радио и электроники Коуди.
– А кто работает над этим оборудованием?
– Тут почти весь день был Томми. Доктор Кол с ним беседовал.
– А сейчас ты кто?
– Учитель. Но очень несчастный.
– Почему ты ушел? Почему появился Томми?
– Из-за мамы. Из-за ее нынешнего мужа. И из-за ее прошлого. Для меня сейчас многое утратило важность. Я сильно напряжен. Вчера я принял валиум и проспал весь день. А прошлой ночью, наоборот, не мог уснуть до шести утра. Я хотел сбежать… еще расстроился из-за совета по условно-досрочному освобождению. Они хотят вернуть меня в Лебанон. И иногда мне хочется сдаться и покончить со всем этим, пусть забирают. Надо что-то придумать, чтобы они от меня отстали.
– Билли, но снова распадаться на части – это не ответ.
– Знаю. Я боролся, пытался достигнуть большего. Я старался делать все то, что умеют мои личности, и это очень утомительно. Вот я нарисую картину, только отложу ее в сторону и вытру краску с рук, берусь за книгу, потом поворачиваюсь лицом к столу, записываю, читаю еще несколько часов. Потом работаю над этим радиотелефоном.
– Ты слишком уж многого от себя требуешь. Не обязательно делать все и сразу.
– Но мне очень хочется. Я столько лет потерял, надо все компенсировать, а времени мало. Поэтому кажется, что надо делать все быстрее.
Он встал, повернулся к окну.
– И вот что еще: рано или поздно придется поговорить с матерью. А я не знаю, что ей сказать. Но вести себя как раньше я уже не могу. Теперь все изменилось. Решение по условно-досрочному освобождению, надвигающееся слушание о моей вменяемости, а теперь я еще и отцовское предсмертное письмо… мне очень трудно оставаться в слиянии. Все это меня разрывает.
28 февраля Билли вызвал своего адвоката и сообщил, что не желает видеть мать на повторном слушании по вопросу его заключения под стражу, которое должно было состояться на следующее утро.
Глава двадцать первая
1
В результате повторного слушания, которое прошло 1 марта 1979 года, Билли Миллигана оставили в Афинском центре психического здоровья еще на полгода. Все, кто с ним работал, осознавали масштаб нависшей над ним угрозы. И он сам понимал, что как только он вылечится и выпишется из больницы, власти Фэрфилда арестуют его за нарушение условий досрочного освобождения и заставят отсидеть в тюрьме оставшиеся три года из пяти положенных за ограбление аптеки. Помимо этого, его могут обвинить и в нарушении условий досрочного освобождения и добавить еще от шести до двадцати пяти лет за грабежи на стоянках.
Л. Алан Голдсберри и Стив Томпсон, афинские адвокаты, работавшие с Билли, подали прошения в окружной суд Фэрфилда об аннулировании сделанных им признаний. Они ссылались на то, что в 1975 году его личность уже была множественной, и хотя никто об этом не знал, подсудимый был невменяем и не мог выступать в собственную защиту, следовательно, имело место «ноторное правосудие».
