Яков Арсенов - Избранные ходы
— Это же самая настоящая фелония! — хулил он Орехова. — Отдайте мои бутылки!
— А я как сидел, так и пью, — промямлил в ответ Орехов.
— Вы совершили тягчайшее преступление! — продолжал Капитон Иванович увещевать растлителя.
— У меня есть мысль, и я ее думаю! — нес, что приходило в голову, Орехов.
Бек долизывал горлышки, а Капитон Иванович Христом Богом умолял оставить недопитое и за каждую нетронутую бутылку обещал по ящику «Тверской горькой».
— Нам такие гандикапы ни к чему! — отказался Орехов. Весь облитый чудесным вином, он пытался размазать по себе капли и делился соображениями на этот счет: — Здесь есть два плюса, Капитон Иванович, первый — то, что вино — не губная помада, а второй — что не надо чистить майку от пивных пятен. — Видок у Орехова был не утренний, но все же он принял к сведению обещанные Мошнаком объемы, правда, с условием, что не прекратит лакомиться, пока встречный товар не прибудет на место уговора. Когда Капитон Иванович притащил из соседнего села обещанный прицеп «Горькой», в сундуке оставалась недопитой всего одна бутылка вина.
— Эх! — посовестил он Орехова. — Вы меня разорили! Это ж надо, все выпить за один присест!
— Хватит с вас и одной бутылки! — выплескивал наружу настроение Орехов.
— Можно было бы озолотиться, — причитал Мошнак. — На Сотби за сундук могли состояние отвалить.
— Вот как?! — изумился Орехов и, тщетно пытаясь насадить на крючок маленького красного мотыля, спросил на полном серьезе: — А где вода?
— Утрачена, — сообщил Капитон Иванович, взял сундук, поставил в него пустые бутылки и направился в сторону берега. Добравшись, он завел мотоплуг и, набросав под колеса фашин, принялся перепахивать злачное место. Пахал он до вечера, но так ничего и не обнаружил. Войдя в положение грязного по уши Мошнака, «лишенцы» пригласили его в баню.
— Идемте в преисподнюю, — позвал его Макарон. — Пока попаритесь, может, они и проявятся.
— Кто они? — спросил Мошнак.
— Сундуки.
— Да нет, остальные, видно, замыло, — с грустью произнес банкир. Что-то, я смотрю, вас как будто меньше стало.
— Угадали, Артура нет, — сообщил Артамонов.
— И где же он? — поинтересовался Мошнак, как будто имел с ним свои особые отношения.
— Макарон отнес его на себестоимость, — сказал Артамонов.
— Не иначе как уехал? — почти догадался Капитон Иванович.
— Жизнь смыла на вторичные рынки, — поделился тайной Макарон.
— К педикам, что ли?
— Что-то в этом роде.
— Ну, и где он сейчас?
— В каком-нибудь отстойнике выправляют статус беженцев. Сидят и пишут в анкете, что им не дали развиться в агентов по распространению «Herbolife».
— Через Интернет не пробовали искать? — проявил смекалку Мошнак.
— Мы не собираемся за ними бегать, — сказал Артамонов. — Пусть отдыхают.
— Вы не собираетесь, очень интересно! — удивленно произнес банкир. На кредитном договоре его подпись.
— Что верно, то верно, — согласился Макарон.
— Хороша банька, — похлопывал себя под мышками Орехов, вымазанный сажей и весь в чешуе, — и веники свежие, и пар натуральный, но жарко, очень жарко! — Он поскреб себя мыльницей по животу и продолжил: — Все честь по чести — и пиво подносят вовремя, и простыни, и таранку, но жарко, очень жарко!
— Все серьезные вопросы испокон веку решались через парилку, заметил Макарон.
— Если не через циклонную топку, — обусловил реплику квелый Орехов. — Как в случае с Лазо.
— А почему именно в бане, как вы думаете, Капитон Иваныч? — спросил Артамонов у Мошнака.
— Голый человек не так агрессивен, как разодетый, — легко поддержал беседу банкир. — Это доказано науками. Если бы «стрелки» проходили в банях, не требовалось бы столько туловищ.
— И выборы тогда тоже надо проводить в помывочной, — завершил разминку Макарон. — Для спокойствия.
— Продайте идею Платьеву.
— Хорошо бы все разговоры кодифицировать, — предложил перестраховаться Макарон. — Пространство наверняка прослушивается.
— Наши тексты никто не поймет, — успокоил его Орехов. — Разве что инопланетяне.
— Перво-наперво следует спросить у Платьева, где он был во время путча, — напомнил о повестке дня Артамонов. — Почему оставил народ один на один с безвестием?
— Сообщу вам по секрету, не для печати, что подчиненные зовут Платьева «куль с говном», — сообщил Мошнак. — За то, что не вышиб из центра ни одного трансферта.
— Если при разговоре с электоратом мы будем употреблять словечки типа «трансферт», то прочмокаем все выборы, — посоветовал Орехов. — Население вообще не явится к урнам. В такие сталийные дни следует быть несколько приземленнее.
— Надо запустить «утку» про куль малым тиражом, чтобы номер было не достать, — на ходу придумал Макарон. — Эффект будет мощнее. Все бросятся ждать следующего — тут мы их и приловим.
— Надо выплеснуть в массы вместе с ребенком, как Платьев «возрождает» земство, — продолжил наезд Артамонов. — Додекаэдр по его указке такие фуршеты закатывает, что любой земец из прошлого, попади он туда, принял бы схиму. В преддверии выборов сборища становятся масштабнее и пышнее. Интересно, на какие деньги? Вот о чем надо писать.
— И не забыть, как на миграционные средства Платьев купил виллу в Испании для поселения беженцев, — добавил Мошнак.
— Все это жмурки, — сказал Макарон. — Здесь требуется серьезный подход.
— Какой? — выпрямился во весь рост Орехов и едва не поднял матицу.
— Я считаю, к выборам надо привлечь артистов, — дописал аксакал еще один пункт в программу. — Устроить голографическое шоу: поет Лариса Долина, мужая от куплета к куплету и оборачивается Кобзоном. Тот на одной ноте свертывается в Алену Апину, дает петуха и, минуя стадию капиталистического развития, превращается в Хампердинка. На этом можно сыграть…
— Хорошая мысль. Но это лобовой прием. Надо зайти к вопросу со стороны, ненавязчиво, — сказал Орехов.
— Ведай.
— Нам не мешало бы выбрать кандидата поприличнее и поставить на него. Выступать против всех бессмысленно.
— Ты видел список потенциальных участников забега? Такой колхоз, хоть вешайся, — сказал Артамонов.
— Тогда поискать на стороне.
— На стороне опасно. Ты в него вложишься, в этого кандидата, а он придет к власти и кинет.
— Тогда выбрать кого-то из близкого нам окружения, чтоб понимать, о чем речь. Вот вы, Капитон Иванович, не согласились бы пойти от нашего имени?
Мошнака передернуло. Не вслушиваясь в пивной треп, он думал о своем: как ему не повезло с находкой Орехова и как завтра он поглубже перепашет дно.
— С моей фамилией у населения связаны устойчивые ассоциации, — легко отмазался Мошнак. — Коммерция, кредиты, проценты, ценные бумаги, валютные счета за рубежом — этот набор так тянет вниз, что никакое политическое течение не вынесет.
— А что, вы много воровали в перестройку? — cпросил Макарон.
— Да нет. Как все.
— Как раз такого и выберут. Пообещаете электорату денег — и выберут. Вы нам были бы очень удобны.
— Спасибо за предложение, но думаю, что меня не поймут. Вы, я вижу, не ощущаете обстановки.
— Вам видней, — сказал Артамонов. — А то на ваши выборы можно было бы кредит списать.
— Это понятно.
— Тогда надо протаскивать кандидата из своей среды. Я не понимаю, чем не губернатор Макарон, — предложил Орехов. — Просто вылитый. Комплекция у него самая что ни на есть сенаторская! А мозги — перекомпостируем.
— Хорошая идея. Хотя задатки крупного политического деятеля в нем скрыты на редкость глубоко, — сказал Мошнак.
— Но обстановку интуичит, согласитесь. Плюс — живой вес.
— Не спорю, в нем есть здоровое начало. Но медвежьего покроя мужик в плащ-палатке, не застегивающейся на животе… Визуально это очень трудно обыграть перед населением, — высказал сомнение Мошнак.
— Зато — военный врач в прошлом, — вступился за Макарона Орехов. Может заколоть и тут же откачать. Исповедует системный подход.
— Свободный журналист, — затоковал Артамонов. — Обличитель. А прессе пока еще верят. Когда она совсем пожелтеет, выдвигаться будет поздно.
— Редактор самой тиражной газеты, — перехватил инициативу Орехов. Любой избиратель, даже если и захочет пройти мимо, все равно воткнется в Макарона. Тут деваться некуда. Все обложено личностью.
— Одна беда — не прописан, — вздохнул Макарон.
— Цена вопроса — ящик водки, — успокоил его Артамонов.
— Думаю, что «Самосад» и «Ойстрах» в финансах не откажут, — уверил собрание Орехов.
— Им за вас такой абадон учинили! — донес Мошнак. — Платьев чуть не разорвал их за «Лишенца».
— Но из учредителей же они все равно не вышли! Значит, и в поддержке не откажут, — обнадежил Орехов.
