Яков Арсенов - Избранные ходы
— Может, пораньше, а то рейтинги не дотянем, — предупредил Додекаэдр.
— Хорошо, давайте за неделю. Сколько можно набрать по открепительным талонам?
— Пять — шесть тысяч, не больше, — сообщил прокурор. — Иначе при проверке бросится в глаза. Это устоявшаяся величина.
— Не бросится. Доведите до пятнадцати. Тогда шестьдесят процентов у нас в кармане. Бюллетеней надо будет выпустить как минимум вдвое больше, сказал Платьев и посмотрел на Альберта Смирного.
— Избирком заказал только норму, — доложил начальник типографии.
— Мы заказываем еще столько же, — повелительным тоном произнес Платьев и, обратившись к Мошнаку, досказал мысль: — Капитон Иванович, оплатите недостающее.
— Учтем.
— Неплохо бы это сделать завтра, — предложил Платьев. — Чтобы товарищ Смирный не запел нам про бумагу да про краску перед самыми выборами.
— Как скажете.
— И еще: кто-то должен подобрать людей в комиссии на местах. Чтобы проставили по второму крестику. Да чтоб у каждого по набору ручек имелось. А то работают одним цветом! И не переусердствовать. По два-три надо оставить реальных, чтоб демократично получилось. А то наблюдатели понаедут — не открутишься.
— Люди подобраны по всем районам, — доложил человек от органов.
— Я понимаю. Чем лучше готовишься, тем больше проколов. Кто займется передислокацией? Попросите у новгородцев взаймы пять — семь тысяч военных.
— Без постановки в известность Главнокомандующего разрешается передислокация не более трех тысяч, — уточнил человек от органов.
— А вы договоритесь. Ввиду исключительности случая!
— Попробуем.
— А теперь решайте, — обратился Платьев взглядом по очереди к каждому из участников собрания, — кто и что будет делать конкретно. Начнем с радио. Товарищ Огурцов, прошу.
Семенной огурец на каблуках задумался. К планерке он был не готов ввиду абсолютного отсутствия идей. Он не умел организовывать передачи по-большому.
— Мы устроим дебаты, — ляпнул он первое, что пришло в голову.
— Годится. Теперь газеты.
— У нас есть план, — всполошился Асбест Валерианович. — Мы затеем перепалку между «Cменой» и «Губернской правдой». Сделаем отвлекающий маневр. Я буду нападать на «Лишенца», — сказал Шимингуэй, — а Фаддей пусть защищает его. Чтобы в споре родить истину следующего содержания: проходимцы, ступившие на газетную тропу, должны маяться в КПЗ, а не дурью!
Шутка несколько оживила сборище.
— Ясно. Ну, а конкретно что будем делать с ними? — обратился Платьев к человеку от органов. — Есть какие-нибудь предложения?
— Их надо на чем-то поймать, — придумал тот, перелистывая заведенную на «Лишенца» папочку.
— Мы пытались, — признался Додекаэдр. — Работают по закону, не подкопаешься. Их кто-то грамотно ведет. Они уже на пяти языках выходят. Нам удалось устроить прокол с финнами, а вот китайцы, несмотря на все наши усилия, — на подходе.
Губернатор непонимающе посмотрел на мэра.
— Какие китайцы?
— Мы недавно побратались с Инкоу, — виновато опустил глаза надомник.
— На кой ляд вам это нужно? — удивился Платьев.
— Обещали гуманитарную помощь, — оправдывался мэр.
— Вам что, жрать нечего? Упали вам эти города! Какой от них прок?! Только информация растекается! Этот «Лишенец» проходит как сквозь пальцы!
— А что если вырубить электричество у них в цехе? — придумал Додекаэдр.
— Они установили дизель-генератор, — пояснил человек от органов.
— А если в «унитазе»?
— Пробовали, — сказал мэр.
— Ну, а эти что? — поинтересовался Платьев.
— Эти? Эти зажгли свечку и сели за шахматы.
— Н-да, оригинально. Долго играли?
— Трое суток. Энергию пришлось включить снова. «Унитаз» нельзя надолго обесточивать, там в подвалах федеральные убежища на случай ядерной атаки.
— Тогда забейте пенькой канализацию! — заорал губернатор. — Пусть пару недель посидят в говне!
— Что-нибудь придумаем, — пообещал мэр.
— Отключите телефоны! Заведите уголовное дело, наконец! Но надо же с ними что-то делать!
— Может, лучше тормознуть распространение? — присоветовал Огурцов.
— Они создали свою систему доставки, — пожаловался Додекаэдр.
— Тогда хотя бы из «Союзпечати» выдавить…
— Они развертывают сеть своих киосков, — сказал Додекаэдр. Тридцать точек.
— Упустили вы их, упустили, — метал взгляд по присутствующим Платьев, выискивая, кому бы конкретно адресовать негодование.
Светлейший князь Додекаэдр, предложивший себя в качестве виновного, встал и неловким движением потрогал место, где должна была висеть сабля.
— Что остается? — бросил итоговый вопрос Платьев.
— Надо думать, — сказал князь.
— Если из-под кредита вышибить залог, они останутся голыми, рассудил Мошнак. — Но есть одно «но» - их могут профинансировать.
— Кто?
— «Самосад» и «Ойстрах».
— Вы же с ними беседовали! — возмутился Платьев и осуждающе посмотрел на человека от органов.
— И тем не менее, — сказал Мошнак. — Мне известно наверняка. Но запасных ходов по деньгам у них нет, я знаю.
— Зачем было вообще давать кредит? — вопросил Платьев.
— Очень выгодный процент, — оправдался банкир.
— Понятно, — сказал Платьев. — А что у них интересного по договору с Шарлоттой Марковной?
— Я думаю, творческие союзы не имели права продавать «унитаз» без нашего ведома, — рассудил заместитель мэра Гладков. — Они балансодержатели, а собственник — фонд имущества.
— А вы говорите, ничего интересного, — пристыдил горемык Платьев. Так, значит, сделка совершена незаконно?
— Очень даже может быть, — пообещал прокурор.
— А счет я могу перекрыть хоть завтра, — пообещал Мошнак. — Но дело в том, что они выставляют своего кандидата.
— Кого, если не секрет?
— Макарона.
— Кишка тонка. Он непроходной.
— А может, всю эту ботву в расход? — спросил Авторитет.
— Ясный перец, в расход. Куда ж еще? — дал добро Мошнак.
Макарон вернулся через несколько дней. Не с Лопатой, а с черноплодным мальчиком. Макарон и раньше был знаменит тем, что вместо сказок читал детям инструкции по дезактивации дезинтерийных очагов, от которых молодая поросль стихала в три секунды, но то, что Макарон зайдет в этом так далеко, никто не ожидал. Все явились к нему и заняли очередь за новостями. Макарон молча рассматривал гостей.
— Ты что, решил стать ему посаженым отцом? — cпросил Орехов, рассчитывая подурачиться.
— Поломались все паломники, — произнес в ответ Макарон, и на его лице дрогнул мускул.
— Что-что? — не поняли его.
— Она так и сказала: поломались все паломники.
— Ну и что?
— Приехал я вероломно. И по обстановке понял, что к ней давно никто не ходит. Она отфиксировала мои ходы и, чтоб я не мучался, прямо так и сказала: поломались все паломники.
— Ну и забрал бы ее сюда, раз никто не ходит! — не поняла сложности момента Дебора.
— Интересная ты какая-то, — все не мог перейти к главному Макарон. Как бы я забрал, если она не баба, а мужик?
— Как это понять — мужик? — всполошился Орехов.
— Да вот так! Операцию сделала!
— Ты что?!
— Я сначала не поверил, показывай, говорю! Она и распахнула фалды меня чуть не стошнило. Ну, я этого кудрявого в охапку — и сюда!
— А его-то зачем?
— Как зачем? Я лишил ее материнства! Какая из нее, на хрен, мать? Вы бы посмотрели — это теперь такое создание, что и во сне не привидится!
— Отец-одиночка, связанный интернациональными узами, — неплохо звучит! А? Макарон? — восхитился Орехов. — Пиарщики до такого и за деньги не додумаются. Образ отца региона.
— Да больше, больше, — поощрил Артамонов. — Образ содружества ущемленных. Должно сработать. Ну, а кем он тебе приходится, этот мальчик?
— Брючатым племянником!
— Тогда уж и познакомь, раз привез. Как его зовут?
— Дастин.
— Как, как? Дастин? — оживился Орехов.
— Ну а что тут такого?
— Ничего. Просто наш словарь пополняется еще одним понятием: ДАСтин рожденный в ДАСе.
После горячечных высказываний Макарон взял на руки негритенка, поманил Бека и отправился к тете Пане договариваться насчет присмотра за приемышем.
Вскоре «Лишенец» получил исковое заявление. Прокуратура выступила истцом в защиту общественных интересов. Чтобы обосновать дело, прокуратура истребовала десятки писем от известных танцоров, которым в связи с продажей «унитаза» стало негде выступать проездом на северо-запад. Не в Путевом же дворце Екатерины Великой, в конце концов! И прокуратура как бы учла просьбу звезд. Пострадавшим выставили фонд имущества, а соответчиками — «Лишенца» и творческие союзы во главе с Шарлоттой Марковной, за то, что заключили ничтожную сделку.
