Дорис Лессинг - Великие мечты
— Интересно, известно ли вам что-нибудь о больнице при миссии в Квадере? — тем временем тараторила журналистка. — У меня там работает двоюродная сестра, она врач. Я только что говорила с заместителем министра здравоохранения, и он сказал, что ее якобы подозревают в шпионаже.
Мужчины переглянулись. Они знали про женщину-врача в Квадере, потому что ее имя было в их списках. До сих пор они не относились к ней серьезно. Ну, сами подумайте, какой вред она может принести, забравшись в такую глушь? Но если уж заместитель министра…
Эти двое совсем недавно начали служить в тайной полиции. Они получили эту работу благодаря родственным связям с министром. Разумеется, к старым кадрам предвоенных времен оба не имели никакого отношения. Обычно вновь созданные государства с восторгом меняют все правительство, но секретные службы сохраняют нетронутыми. Это можно объяснить двумя причинами: во-первых, новые правители с уважением относятся к осведомленности людей, которые совсем недавно шпионили за ними, а во-вторых, слишком уж много нежелательных секретов могут раскрыть эти осведомленные люди, если лишить их работы. Двум же собеседникам Роуз еще только предстояло заслужить себе имя, и они очень хотели произвести на начальство впечатление.
— А вы не знаете, из Цимлии кого-нибудь депортировали за шпионскую деятельность? — спросила Роуз.
— О да, таких случаев много.
Это было неправдой, но уж очень хотелось новоиспеченным полицейским почувствовать свою принадлежность к строгой и эффективной системе.
— Да что вы! — воскликнула Роуз, почуяв тему.
— Например, одного из них звали Матабеле Смит.
Второй уточнил:
— Матабеле Босман Смит.
Однажды вечером в том кафе, в которое заглядывала только что Роуз, несколько журналистов подшучивали над слухами про шпионов и выдумали персонаж, наделенный всеми возможными неприятными — для правительства — качествами. Этот персонаж был южноафриканцем, часто посещающим Цимлию с деловыми командировками, и ему приписали попытку взорвать угольную шахту в Хванге, Дом правительства, новый стадион и аэропорт. Несколько вечеров подряд он развлекал кафе, но потом шутка устарела, и понемногу про Матабеле Смита забыли, но его имя к тому времени уже оказалось в досье полиции. Однако сколько бы тайные агенты, посещавшие кафе, ни вслушивались, они так и не смогли разузнать про этого Смита ничего конкретного.
— Значит, его выслали из страны? — спросила Роуз.
Агенты помолчали, снова переглянулись, потом один из них сказал:
— Да, его выслали.
И другой:
— Мы депортировали его обратно в Южную Африку.
На следующий день Роуз закончила свою статью о Сильвии такими словами: «Про Сильвию Леннокс также известно, что она была близким другом Матабеле Босмана Смита, которого депортировали из Цимлии как южноафриканского шпиона».
Общий стиль и агрессивный тон статьи вполне соответствовали требованиям газет, которые Роуз использовала для обнародования своих опусов в Британии, но она решила все же сначала показать заметку Биллу Кейзу и потом Фрэнку Дидди. Оба они знали, кем был на самом деле депортированный шпион, но Роуз ничего говорить не стали. Она им не нравилась и уже давно исчерпала запас их гостеприимства, к тому же обоих позабавило, что знаменитый Смит получил новую жизнь, подарив, таким образом, пару веселых вечеров завсегдатаям кафе.
Статью напечатали в «Пост», но ее трудно было заметить и выделить среди множества аналогичных творений. Тогда Роуз послала ее в «Уорлд скандалс», и вот так заметка попала к Колину — по неписаному правилу, которое гласит, что все неприятное, что печатается о тебе в газетах, так или иначе найдет тебя. Скорее всего, вырезку пришлет какой-нибудь доброжелатель. Колин тут же через суд обязал газету выплатить приличную компенсацию и принести извинения, но, как всегда бывает в подобных случаях, опровержение было напечатано мелким шрифтом в нижнем углу, где его почти никто и не заметил. Вновь Юлию назвали нацисткой. Ну, а предположение, будто Сильвия шпионит в пользу Южной Африки, было настолько смехотворным, что Колин только покачал головой.
Отец Макгвайр прочитал статью в «Пост», но Сильвии ее не показал. А господин Мандизи приложил вырезку к документам, касающимся миссии Святого Луки.
Случилось то, чего Сильвия боялась все те годы, что прожила в миссии. Зебедей и Умник принесли на руках из деревни девочку с острым аппендицитом. Машину в тот день забрал отец Макгвайр, поехавший навещать знакомого. Дозвониться до Пайнов Сильвия не сумела: не было связи то ли в миссии, то ли на ферме Пайнов. Девочка нуждалась в срочной операции. Сильвия часто воображала нечто вроде этого и заранее определила для себя, что оперировать не будет. Она не имела права. Простые (и успешные) операции — да, это могло сойти ей с рук, но более или менее серьезные случаи да еще с риском летального исхода, нет, на нее тут же набросятся все чиновники от Квадере до Сенги.
Два мальчика в белых рубашках (накрахмаленных и выглаженных Ребеккой), с идеально причесанными волосами, с вымытыми — дважды, как положено врачам, — руками, стояли на коленях по обе стороны девочки внутри хибарки из тростника, которая называлась больничной палатой, и смотрели на Сильвию. В их глазах блестели слезы.
— Она вся горит, Сильвия, — сказал Зебедей. — Потрогайте ее.
Сильвия вздохнула:
— Ну почему она не пришла ко мне раньше? Даже вчера еще не было бы поздно. Ну почему? Ведь это происходит снова и снова. — Ее голос срывался — от страха. — Вы понимаете, насколько серьезна ее болезнь?
— Мы говорили ей, что нужно пойти в больницу, мы говорили.
Если девочка умрет не прооперированная, то вины Сильвии в этом не будет, но если она, доктор Сильвия, сделает операцию, а девочка все-таки умрет, то тогда это будет считаться ее ошибкой. Два юных лица, омытых слезами, умоляли ее: пожалуйста, пожалуйста. Девочка приходилась им и Джошуа родственницей.
— Вы же знаете, что я не хирург, я вам объясняла, Умник, Зебедей, вы же понимаете, что это значит.
— Но вы должны помочь ей, — сказал Умник. — Должны, Сильвия, ну пожалуйста.
Девочка подтянула колени к животу и застонала.
— Что ж, ладно. Принесите самые острые наши ножи. И горячей воды. — Она нагнулась к уху девочки: — Молись, — сказала она. — Молись Деве Марии. — Сильвия знала, что девочка католичка: видела ее в церкви. Сейчас любая помощь пригодится.
Мальчики принесли инструменты. Девочка лежала не на «операционном столе», так как двигать ее было опасно, а на подстилке, совсем рядом с пыльным полом. Хуже условий для операции не придумать.
Сильвия велела Умнику прижать смоченную в хлороформе тряпку к лицу девочки, а самому отвернуться и дышать в сторону. Зебедея она попросила поднять таз с инструментами как можно выше от пола, а сама, как только стоны девочки стихли, приступила к операции. Она даже не пыталась произвести точечную операцию, о которой раньше рассказывала мальчикам.
— Я делаю разрез по-старому, — сказала Сильвия. — Но вы, когда будете учиться, узнаете, что такой большой разрез устарел и его уже давно не делают.
Как только она вскрыла брюшную полость, то поняла, что слишком поздно. Аппендикс уже лопнул, залив все гноем. Пенициллина у Сильвии не было. Тем не менее она убрала гной, промыла рану и потом зашила ее. Закончив, врач шепотом сказала мальчикам:
— Думаю, она не выживет.
Оба громко заплакали, Умник — опустив голову в колени, Зебедей — уткнувшись лицом в спину брата.
Сильвия сказала:
— Мне нужно сообщить о том, что я сделала.
Умник прошептал:
— Мы никому не расскажем. Никому-никому.
Зебедей схватил ее за руки, еще запачканные кровью, и воскликнул:
— О Сильвия, о доктор Сильвия, у вас будут неприятности?
— Если я не сообщу сейчас, а потом узнают, что вы все знали, то у вас тоже будут большие неприятности. Так что ничего не поделаешь, придется рассказать.
Сильвия расправила на девочке юбку и блузку. Бедняжка умерла. Ей было всего двенадцать лет.
— Скажите плотнику, что нам нужен будет гроб скоро-скоро.
Она отправилась в дом, нашла там отца Макгвайра, только что вернувшегося из поездки, и рассказала о том, что случилось.
— Я должна сообщить господину Мандизи.
— Да. Я думаю, это нужно сделать. Не говорил ли я тебе, что такое может произойти?
— Конечно говорили.
— Я позвоню господину Мандизи и попрошу, чтобы он сам приехал.
— Телефон не работает.
— Пошлю Аарона на велосипеде.
Сильвия вернулась в больницу, помогла уложить девочку в гроб, нашла Джошуа, который спал под своим деревом, сказала ему, что малышка умерла. Но Джошуа уже плохо соображал, ему требовалось время, чтобы воспринять то, что ему говорят. Сильвия не хотела слушать, как он станет проклинать ее (а он, несомненно, именно так и поступит), поэтому она ушла, не дожидаясь его ответа. Врач сказала Зебедею и Умнику, что сегодня она не придет в деревню на урок, и попросила их провести занятие вместо нее: надо просто послушать, как люди читают, и еще проверить письменное задание.
