Василий Аксенов - О, этот вьюноша летучий!
– What are you talking about, – повторяет он. – What are you talking about… – а сам все время посматривает на улицу, поджидает Ольгу.
Дед Арон раздраженно швырнул на крыльцо сначала «Правду», потом «Новое Русское слово».
– Ну, что они пишут? Одни лжецы, другие олухи! Что пишут – уши вянут!
Проходит в гостиную и слышит Сенино what are you talking about, передразнивает его:
– Ебаут, ебаут! У тебя, Семен, только одно на уме!
Дискуссия двух бизнесменов. (Додик уже тоже облачен в ярчайший клетчатый пиджак.)
ДОДИК.
– Объясни мне, Шура, за-Бога-ради, почему я не могу пустить этот товар за этот баланс? Какие тут две большие разницы?
ШУРА.
– Это у тебя, Додик, пережитки социализма в сознании. Хочешь знать, почему я имею здесь хорошее время? Я изжил из себя пережитки социализма. Поймал? Товар не нуждается быть оверпрайзед, товар нуждается быть продан! Усек? Тогда ты будешь иметь хорошее время…
Дед Арон поставил на кухне два полугаллонных пакета молока, сказал маме Розе:
– Вообрази, Роза, вхожу в Дэвис-шоп, прошу молока, а Дэвис смотрит на меня, как баран на новые ворота.
РОЗА.
– Папа, но вы же знали, что в Америке многие говорят по-английски и не понимают по-русски…
ДЕД АРОН.
– Но не до такой же степени! Пакет молока, в самом деле… Элементарные вещи не понимают…
Достает из холодильника три плода авокадо, затем извлекает деревянную дощечку, молоток и приглашает сестру.
– Сонечка, к столу!
Старушка, скорчив детскую гримасу еле скрываемого отвращения, садится к столу.
– Ежедневно, Сонечка, ты должна кушать чудодейственный орех авокадо.
Чистит авокадо, отбрасывая съедобную мякоть в тарелку. Лупит по ореху молотком, отдувается: трудно потреблять авокадо, но нужно.
Ну, а дети в семействе Басицких – и Тусик, и Мусик, и Машенька – уже лепечут по-английски:
– You can not imagine, Тусик, how he looked at me and I…
– What you did, Мусик?
– I told him you are not a good boy Jerry Laber!
– Gee! I can not imagine that!
– I can! – вскричала Машенька.
Семен посмотрел на часы, встал, бросил взгляд на экран телевизора, где шла бесконечная футбольная американская битва, пожал плечами и спустился с крыльца. Еще раз посмотрел на часы и на дорогу и, не заметив Ольги, пошел к своему такси-кэбу.
Ольга увидела его возле машины, вскочила и побежала к дому. Семен услышал стук каблуков, выглянул, лицо его помрачнело, отразило тяжкие переживания, он тронул свой «chekker» и так поехал – медленно-медленно, с повернутым к Ольге мрачным лицом.
Она успела добежать и ухватила его за локоть.
– Сэндвичи, конечно, забыли? Подождите!
…Вбежала на кухню, прыжок к холодильнику, вытащила пакет с сэндвичами, схватила с полки термос, наполнила его кофием…
Тут она заметила, как Сонечка мучается с «орехом авокадо», быстро порезала оставшуюся мякоть, полила оливковым маслом, поставила тарелку перед Сонечкой, а «орех авокадо» стряхнула. Засим выскочила из кухни.
– Ольга! – закричал, оторвавшись от коммерческих бесед, Шура Соловейко. – Я тебе джоб накнокал, в книжном магазине на Пятой авеню!
Ольга даже подпрыгнула.
– Ой, Шура, не шутите?
Выбежала к Семену.
– Чего не сделаешь для невестки, – крикнул ей вслед Соловейко.
С кухни прилетел восторженный вопль Сонечки:
– Это же вкусно!
…Ольга протянула пакет и термос своему «фиктивному» мужу, а тот, теперь уже сияющий не понятно, по каким причинам, обхватил ее за талию и попытался притянуть поближе на предмет поцелуя.
– Ну-ну, – сказала она, смеясь, – давайте-ка без телячьих нежностей.
СЕМЕН.
– Посмотри на меня! Похож я на…
ОЛЬГА.
– Очень похож.
Сияющий Сеня уезжает на своем огромном «chekkere», и Ольга даже смотрит ему некоторое время вслед, то есть как бы пребывает в роли действительной, а не фиктивной жены.
Сияющий Сеня высадил пассажира возле площади, на которой пуэрто-риканские мальчишки гоняли в «соккер».
Некоторое время он смотрит на игру, потом, не выдержав, выскакивает из машины.
Мяч попадает ему в ноги, и вот он, забыв обо всем, мчится на площадке, делает обманные движения, дриблингует с таким искусством, что мальчишки только рты разевают… прыгают цифры на забытом счетчике в его кэбе.
Гвалт спортивной площадки сменяется идиллической тишиной, в которой слышится только чистенький наивный голос флейты.
Зеленый холм острова Бельведер, на котором всего несколько страниц назад разыгралась довольно безобразная сцена. И вот, пожалуйста, все забыто: художник Хлебников пишет маслом большую картину, изображая по памяти московского снежного жирафа, а рядом миловидная тетя его возлюбленной Анны пишет то, что видит, то есть пейзажи, а рядом Пол Дохени, из тех самых Дохени, обнаженный до пояса, играет на флейте. Все трое улыбаются друг другу.
Где-то в глубине кадра на вышке над бассейном дурачатся мальчишки Стюарды. Папа на веранде читает газету. Мама и «национальное сокровище» играют в шахматы. Словом, безобразнейший инцидент прощен и забыт, и патронаж семьи Стюардов над пошатнувшимся русским талантом продолжается.
А впрочем, может быть, и Олег сам уже стал частью этого спокойного, комфортабельного, чистого и честного мира? Во всяком случае, он спокойно работает, насвистывает в такт флейте и весело смотрит, как бежит к нему по тропинке почему-то чрезвычайно возбужденная Анна.
Он улыбается.
– Look at your niece, Margie! She’s excited again…
Тетя улыбается в ответ.
– It’s your fault, dear…
Подбежавшая Анн выпаливает:
– Oleg, we gonna fly to New York! Immediately!
Олег улыбается:
– You just arrived from New York, I guess. We gonna relax, I guess… Look at this beast!
АННА
– I saw all your beasts, honey! All your «Long awaiting animals». Charley Xerox started to exhibit them last night!
Олег отшвырнул кисть и вскочил. Снова паника в благородном семействе.
Анна и Олег бегут вниз по холму к машине.
Миссис Стюарт догоняет их с плащами и шляпами.
Художественная галерея где-нибудь в районе 57-й улицы. Там целая стена занята экспозицией знакомых нам «Долгожданных животных», посетителей не так много, однако на двух-трех картинах уже имеются таблички «sold».
А вот на стене и портрет автора этих картин, «сибирского отшельника Мити Бредова» – заросшая седоватым мохом физиономия, рубашка в петухах, монокль – довольно грубый фотомонтаж.
…Олег был счастлив, когда увидел холсты. Целы! Приехали! Он даже потрогал краску ладонью. Обернулся в поисках Анны, сиял, заглянул в лицо какому-то посетителю, прислушался к разговору.
Анна между тем напряженно беседовала с двумя молодыми людьми, служащими этой галереи, наседала на них, показывала на Олега. Те недоуменно улыбались, пожимали плечами, потом положили перед ней ворох каких-то бумаг, но она не стала их смотреть и подошла к Олегу.
– They’ve never heard neither your name, nor Xerox… I am sure he uses a front, a dummy… That’s a swindler!
И вдруг они оба одновременно увидели Чарли Ксерокса. Почтенный коллекционер появился в боковом проходе за стеклянной стенкой. Раскурил свою трубку, поднял голову и увидел смотрящего прямо на него Олега. Затем – нервы, очевидно, у коллекционера не простые, а большевистские – не торопясь направился по проходу к выходу на улицу. Выпуская клубы дыма, слегка подчихивая.
Олег и Анна пошли за ним вдоль стеклянной, в человеческий рост, перегородки.
– Мистер Ксерокс, кажется опять у вас грипп? – поинтересовался Олег. – Почему вы не следите за собой? Поверьте, грипп вам не к лицу. Вам нужно вылечиться, как ты считаешь, Анн, нужно ему вылечиться?
АНН.
– Ему нужно сделать укол, вакцинацию, о’кей?
Чарли Ксерокс, не поворачивая к ним лица, нахлобучил шляпу и влез в рукава плаща. В том месте, где кончалась стеклянная перегородка и где они сошлись с Олегом, он сделал некоторое опасливое движение плечом.
– Какая вы сопля, Чарли. Надо лечить насморк, – сказал на прощание Олег.
Ксерокс вышел на улицу и через мгновение затерялся в толпе.
Хохоча, Олег и Анна вернулись в зал и сняли со стены изображение The Siberian recluse Mitja Bredow.
Тут же к ним как будто по заказу подлетел нью-йоркский фрукт.
– What’s going on, folks? I am reviewing this stuff for «New Yorker»…
Здесь мы можем включить музыку, ибо начинается новая полоса в жизни Олега Хлебникова. Мы можем отъехать с нашей камерой назад и чуточку подняться на операторском кране, чтобы показать общий вид галереи и фигуры наших героев, рассказывающих нью-йоркскому фрукту и еще кучке галерейных зевак свою странную историю.
Затем музыка выключается, и мы слышим фразу нью-йоркского фрукта, заключающую этот эпизод.
– OK, folks, I’ll pick you up tomorrow at 10.30.
На следующее утро в указанное время Олег, Анна и нью-йоркский фрукт вывалились в страшной спешке из отеля Plaza. NФ был в явном ажиотаже, частил, вылупляя глаза:
– My boss is excited! Everybody is excited! That’s a real story! Hurry up, folks, we got a thing!
Он бросился в гущу трафика и остановил такси.
Все трое бухнулись на заднее сиденье «чеккера». NФ прокричал в окошечко адрес шоферу, потом тут же вытащил перо и блокнот.
