Дуглас Кеннеди - Момент
— У нас есть оперативник на той стороне, который, подвергая себя большому риску, сумел сфотографировать этот документ. Хочешь, угадаю, о чем ты сейчас думаешь? Какая мать согласится отдать на усыновление своего ребенка? Отвечаю: мать, которая годами «стучала» в Штази на своего полоумного мужа.
— Я не верю.
— Значит, нужны еще доказательства, — сказал он и порылся в папке.
Передо мной оказался еще один фотодокумент. На бланке MfS — Ministerium für Staatssicherheit, Министерства государственной безопасности, больше известного как Штази. Там были фотография Петры, дата ее рождения, домашний адрес и два знаковых слова: Spitzelaffäre seit… — «Информатор с…». И дата: 20 января 1981 года. В то время она была беременна Йоханнесом.
— Оперативник, который передал нам этот документ вместе с десятками других, сейчас отбывает двадцатилетний срок на каторжных работах. Там с такими не церемонятся. Собственно, как и у нас. Но, как я смог убедиться, Петра Дуссманн работала на них в течение нескольких лет, прежде чем ее переправили сюда. Какую историю про Йоханнеса она тебе рассказала?
— Можно мне еще шнапса?
— После того, как ответишь на вопрос.
— Она сказала, что Йоханнеса у нее отобрали, потому что ее муж сошел с ума, пытался вступить в контакт с американскими агентами и кричал на министра культуры, а потом и вовсе помочился на него перед зданием театра.
— Все верно, кроме того, что, как ты видел из предыдущего документа, она добровольно отдала Йоханнеса на усыновление. А все ее крокодиловы слезы из-за того, что у нее отобрали ребенка… на этот счет у меня своя теория, довольно простая: Штази предложила ей возможность карьерного роста, если она перейдет на Запад и станет шпионить оттуда. Они придумали для нее идеальное прикрытие: несправедливо осужденная супруга диссидента, у которой зловещие демоны из Ministerium für Staatssicherheit насильно забрали ребенка. Им пришлось на несколько месяцев убрать ее из Пренцлауэр-Берга, прежде чем всучить нам как невинную жертву режима в обмен на своих сотрудников. Мы сделали вид, что купились на это, однако с самого начала были уверены, что она станет работать под началом герра Хакена. Мы специально дали ей работу на «Радио „Свобода“», чтобы она почувствовала степень нашего доверия. Наши люди на радиостанции подкладывали ей как наживку некоторые якобы секретные документы, которые она успешно фотографировала. И если тебе нужны подтверждения…
Он полез в папку за очередной порцией компромата, но я жестом остановил его. Я знал, что это лишь разбередит мою кровоточащую рану.
— Хочешь взглянуть на мужчину, с которым она все это время спала и спит?
— Не так чтобы очень.
— И все-таки я настаиваю, — сказал Бубриски, доставая из папки новую фотографию и швыряя ее на стол, как крупье карту, которая, как он знает, обойдется игроку в кругленькую сумму.
На снимке, что оказался передо мной, был все тот же мужчина с предыдущей фотографии, только на этот раз отпечаток был четким. Гельмут Хакен оказался обрюзгшим коротышкой с промасленными черными волосами, зачесанными назад, в тяжелых черных очках, с ужасной козлиной бородкой, плохими зубами и сальной кожей. Всем своим видом он вызывал брезгливость.
— Я мог бы сейчас скинуть фунтов двадцать, — сказал Бубриски, — и все равно не рискнул бы назвать себя симпатягой. Но этот головорез — а иначе про него не скажешь — вызывает физическое отвращение. Вот человек, с которым твоя возлюбленная начала спать примерно через месяц после того, как с нашей помощью «обустроилась» в своей комнатке в Кройцберге и получила работу на «Радио „Свобода“». На протяжении всего вашего «романа» она встречалась с Хакеном по меньшей мере дважды в неделю — и обмен информацией непременно сопровождался сексом. Мне трудно представить, что фрау Дуссманн было приятно сожительство с этим садовым гномом…
— Пожалуйста, прекратите.
— Я просто пытаюсь понять… каково тебе знать, что приходилось делить ее с этим уродцем…
— Вы все уже сказали.
— А теперь, как я и намекал, нам нужно слегка посочувствовать фрау Дуссманн. Потому что, работая под началом куратора Штази и пользуясь всеми благами жизни на Западе, ты просто обязана трахаться с ним на регулярной основе. Что, собственно, она и делала со всей ответственностью…
Бубриски снова порылся в папке и извлек письменный отчет, который держал перед глазами, пока говорил.
— Как установила наша группа наблюдения, они занимались сексом два раза в неделю. Кстати, никогда не встречались у него на квартире. Он всегда снимал номер в каком-нибудь дешевом отеле, обычно в районе вокзала, но постоянно менял дислокацию. Я сомневаюсь в том, что она подозревала о нашей слежке, поскольку изначально наши люди помогли ей укрепиться в образе страдающей героини. Но Хакен был очень осторожен — делал бесконечные пересадки в метро, впрыгивал в такси, отрываясь от «хвоста». Иногда ему действительно удавалось ускользнуть от наружки, но в остальное время…
Он выкладывал передо мной одну за другой фотографии — все с отметками о дате и времени, — на которых было видно, как Хакен заходит в какой-нибудь дешевый отель, а Петра появляется там спустя семь — десять минут.
— Как ты думаешь, где сейчас находится твоя возлюбленная? — спросил он.
— На пути в Гамбург, куда ее отправили как переводчика с мистером Велманном.
— Это она тебе сказала, да?
— А вы знали, что она собирается уехать из города со своим кукловодом.
— Отличное выражение, Томас. Я даже осмелюсь украсть его.
— Значит, вы заставили Павла вызвать меня. Готов держать пари, это Павел подсовывал ей ложные секретные документы для копирования, верно? Я хочу сказать, что он слеплен из оппортунистического дерьма и, возможно, считает, что, будучи вашим лакеем, прорвется наверх по карьерной лестнице. Чем вы готовы расплатиться с ним за оказанные услуги? Грин-картой?
— Вы, мистер, зарываетесь. Но, как я уже говорил, ты сейчас на стадии «отрицания». И наверняка думаешь: «Ее подставили. Эти злодеи нарочно подкладывали ей документы, чтобы она их фотографировала. И конечно, она так любила меня, трахала с такой страстью». Бьюсь об заклад, она говорила тебе, что ты — мужчина, о котором она всю жизнь мечтала, но уже отчаялась найти. Когда вы заводили разговоры о женитьбе, о детях, о совместной жизни в Нью-Йорке, которую собирались начать через месяц…
— Заткнись, — прошипел я.
— Правда не всегда приятна и удобна, не так ли? Хочу заметить, что мы никогда не записывали ваши разговоры. Но не обязательно быть умным писателем, как ты, чтобы представить себе диалоги, которые ведут в постели любовники после соития. Мы все проходили через это, дружище. «Со мной еще никогда такого не было… наша страсть никогда не угаснет… я всегда буду с тобой… Ты единственный. Неповторимый. Я вверяю тебе свою жизнь».
