Дуглас Кеннеди - Момент
— Ваши познания во французской литературе двадцатого столетия впечатляют.
— Ты хочешь сказать, для парня из Манси, выпускника Огайо?
— Я этого не говорил.
— Да, но именно так ты меня воспринимаешь. Я с такими типами, как ты, работаю всю свою жизнь. Все эти мальчики и девочки из округа Колумбия со своей новоанглийской noblesse oblige[97] и высокими дипломатическими степенями из Вудро Вильсона[98], Флетчера[99] и Джорджтауна.
— Я не из Новой Англии и никогда не учился в Принстоне.
— Но подавал документы в Принстон, разве не так?
Я почувствовал, как по моей спине пробежал холодок. Этот человек, похоже, был профессиональным агентом и успел досконально изучить мою жизнь.
— И какой во всем этом смысл, помимо того, чтобы дать мне понять, как много вы обо мне знаете?
— Послушай, как я уже говорил, меня крайне интересует все, чем живет и дышит мой любимый писатель. Который в своей египетской книге называет «Голос Америки» «низкопробной пропагандой». Милый оборот. И лихо ты разоблачил миссию радиостанции, между прочим помогающей тебе оплачивать счета за квартиру, которую ты снимаешь на пару с этим наркоманом-педерастом в Кройцберге…
— Разговор окончен, — сказал я и затушил сигарету.
— Хочешь сказать, что не терпишь добродушного подшучивания?
— Что я терпеть не могу, так это дерьмо, которое выльете.
— Ты когда-нибудь слышал о радаре?
— Что? — спросил я, опешив от столь внезапной перемены сюжета.
— Радар. Слышал о нем когда-нибудь?
— Конечно слышал. Но какое это имеет отношение…
— Знаешь, как работает радар?
— К чему вы клоните?
— Это вопрос из области общеизвестных знаний, и толковый парень, как ты, должен знать ответ.
— Я ухожу.
— Прежде выслушай меня. Итак, радар. Ты понимаешь основной принцип его работы?
— Что-то связанное с электромагнитным полем, да?
— Надо же, как тебя хорошо обучили в твоем элитном колледже, и это при том, что ты не проходил научно-технический курс. «Радар» — это акроним, придуманный в 1940 году американским военно-морским ведомством для системы радиообнаружения и определения дальности. Но до совершенства радар довели бритты, когда кислокапустники начали зверски бомбить их. Что они обнаружили — и я хочу, чтобы ты своим писательским чутьем уловил подтекст того, что я тебе сейчас скажу, — так это то, что радар работает, когда магнитное поле, почти как любое поле притяжения, расположено между двумя объектами. Тогда один объект посылает сигнал другому объекту на расстоянии. Когда сигнал попадает на другой объект, обратно передается не сам объект. Скорее это образ объекта.
— Очень интересно. И все-таки я по-прежнему не понимаю, в чем смысл этой маленькой научной лекции.
— Не понимаешь? — разулыбался он. — Неужели не понимаешь?
— Ровным счетом ничего.
— Теперь вы меня удивляете, мистер Несбитт. Поскольку как человеку, безумно влюбленному в женщину, настолько влюбленному, что счастливая пара обратилась в американское консульство, сообщив о своем решении пожениться… так вот, вам бы следовало хорошенько подумать о радаре и его «подтексте». Должен признаться, мой первый брак рухнул после десяти лет и рождения двоих детей. Я влюбился в таком же глупом возрасте, как и ты. Но только при разводе, спустя десять лет, я наконец осознал, что с самого начала не разглядел, на ком женился. Можно сказать, что я видел образ этой женщины, который спроецировал на нее в пылу магнетического угара, называемого любовью.
— С меня довольно, — сказал я, поднимаясь из-за стола.
— До тебя так и не дошло?
— Что до меня должно дойти? Что вам здесь совершенно нечем заняться, кроме как вынюхивать, что у кого за душой, и копаться в чужом грязном белье?
— Ты влюблен, Томас.
— Надо же, какую блистательную разведывательную операцию вы провели!
— Но проблема в том, что ты влюблен в образ. Образ, который ты, как юный романтик, проецируешь на…
— Да как вы смеете…
— Как я смею? — произнес он с улыбкой. — Я смею, потому что знаю.
— Что знаете?
Он выдержал паузу и сделал большой глоток пива. Потом, устремив на меня холодный взгляд, произнес:
— Я знаю, что Петра Дуссманн — агент Штази.
Глава десятая
То, что я испытал в следующий момент, было сродни полной дезориентации в пространстве. Я был в шоке. И категорически отказывался верить в невозможное.
— Ты, ублюдок, — прошипел я. — Ты все врешь, садист.
Его улыбка стала еще шире. Теперь он был похож на шахматиста, который только что сделал хитрый ход конем и поставил мат, прежде чем соперник успел что-то заметить.
— Я ожидал такой реакции, — сказал он. — Она меня не удивляет. Потому что ты сейчас находишься на первой из пяти стадий горя Кюблер-Росс[100] — кстати, готов поспорить, ты не ожидал, что какой-то выходец из Огайо знаком с такими интеллектуальными штучками. Но уверен, ты помнишь — из курса социологии, которую изучал в своем заумном колледже, — что первая стадия горя — это отрицание. Именно это мы сейчас и наблюдаем — ты полагаешь, что все это фальшивка, что я лгу, дабы изгадить тебе вечер и вообще деморализовать.
Я крикнул в ответ:
— Этому дерьму учили тебя в шпионской школе, да? Как поставить «субъекта» в психологически невыгодное положение. Подорвать его веру в то, что составляет главное в его жизни.
— И фрау Дуссманн как раз это главное и есть. Тем более что ты явно недополучил родительской любви и не смог толком привязаться к очаровательной музыкантше из Джульярда.
— С меня довольно… — Я решительно встал.
— Сядь, — приказал он.
— Не смей мне указывать, черт возьми…
— Я мог бы завтра же лишить тебя паспорта, — произнес он ровным голосом. — Я мог бы депортировать тебя обратно в Соединенные Штаты и упечь в изолятор предварительного заключения. Я мог бы внести твое имя в «черный список» каждой западноевропейской страны. А причина, по которой я мог бы обеспечить тебе все эти неприятности, разрушить твою карьеру странствующего гражданина мира, проста: ты связан с вражеским агентом. Ты волен нанять целый штат левацких адвокатов из Американского союза защиты гражданских свобод, но и они не смогут вернуть тебе право на свободу передвижения — что, будем смотреть правде в глаза, составляет смысл твоей жизни, — поскольку ты попадешь в категорию лиц, представляющих угрозу безопасности для любой страны мира. Так что сядь сейчас же, пока я не рассердился по-настоящему и не привел в действие свою угрозу.
