Дмитрий Быков - Орфография
— Это был список действователей, — сказал Грэм, как обычно вразрядку, не потратив и трех секунд на выдумывание новой сказки.
— Ну-ка, ну-ка, — подбодрил Ять.
— Действователей, то есть людей, предназначенных к изменению мира. В этом составе они способны действовать с максимальным результатом, как пуля, посланная в цель под верным углом.
— Но кто определяет этот максимум?
— Не «Биржевка», конечно. Раз в неделю приходит таинственный человек в рыжем пальто, непременно в рыжем. Он передает список, а при нем конверт с деньгами. Метранпаж набирает, но каждый раз заменяет одну фамилию, думая, что этим срывает дьявольский замысел. В один прекрасный день метранпажа находят мертвым. Но уже поздно — все пошло не так, и в результате мы живем в том именно мире, в котором живем. Это хорошо бы, знаете, жечь с двух концов: сначала таинственный список, потом убийство метранпажа.
— А вы не хотите вместе со мной разобраться, что за список?
— Нет, конечно! — с ужасом воззрился на него Грэм. — Зачем мне знать, как есть, если я знаю, как надо?
Вот, однако, и Ялта. И понятия не имея о том, что его здесь ожидает, он с предчувствием счастья узнал белый амфитеатр, спускающийся к морю: ажурный летний театр, ресторан «На горе» со знаменитой террасой, белые плоские крыши, черные кипарисы и золотой купол церкви святого Николая — покровителя рыбаков, хранителя плавающих и путешествующих. Храни меня, святой Николай.
Ялта начиналась с пригородных дач — чем ближе к центру, тем больше и богаче они становились, — с заколоченных магазинов, пустых кофеен и безлюдных белых дворцов. Город словно вымер. Около бежевого особняка, смутно знакомого по прежним одиноким прогулкам, Ять остановился: вдали послышался топот целой кавалькады. На узких улочках пешему трудно разминуться с конным отрядом; Ять поднялся на крыльцо роскошного двухэтажного особняка и прислушался. Внезапно дверь распахнулась, сильные руки сгребли его в охапку и втащили внутрь. Ять так обалдел от неожиданности, что, увидев перед собой Грэма, уже не удивился: реальность окончательно утратила смысл.
— Грэм, откуда? — только и спросил он.
— Вы что, самоубийца? — запыхавшись, спросил, в свою очередь, Грэм. — Кто ходит по городу в эту пору?!
— Но до темноты еще долго…
— При чем темнота? Гетман объявил комендантский час с трех!
— Какой гетман?
— Вы ничего не знаете? — округлив глаза, спросил Грэм.
— Откуда мне знать, я только из Гурзуфа!
— А разве в Гурзуфе не то же самое?
— Нет, там татары.
— Я мог ожидать, — кивнул Грэм. — Ну, идемте.
— Погодите, вы-то как здесь оказались?
— Идемте, идемте — Грэм потянул его за рукав. — Сейчас чем дальше от дверей, тем безопаснее.
И точно — где-то неподалеку, чуть не напротив, бренькнуло разбитое стекло. Вскоре кавалькада зацокала совсем близко, но всадников Ять не видел: все окна были забраны ставнями и в доме царил полумрак.
— Я вас увидел в глазок, — гордо заметил Грэм. — Еще немного — и я не поручился бы за вашу будущность…
Сухо треснул выстрел.
— О, дум керл! — послышался из соседней залы ворчливый старушечий голос. Ять различил шарканье туфель, открылась дверь, и перед ним предстала невысокая старуха в сером платье и теплой шали. Судя по всему, это была хозяйка дома.
Большевики в Ялте не удержалась — уже в декабре местный градоначальник Терновский предпринял попытку реванша; в ответ из Севастополя явился крейсер «Верный» и учинил небольшую расправу. Власть в Ялте на короткое время вновь получила Таврическая республика, а Терновский спасался в подвале дома, который, словно по молчаливому сговору, избегали разорять все власти.
Впрочем, в середине марта Бог весть откуда явился гетман Чернорудько, пообещавший для начала разобраться с жидами, а потом перевешать и остальных большевиков; тут-то градоначальник и попытался активизироваться, но Чернорудько его не принял, передав на словах, что по-хорошему за сдачу города голодранцам он заслуживает повешения, — а впрочем, пусть убирается: Ялта теперь часть Вольной Сечи, которую гетман намеревался восстановить в границах семнадцатого века. В перспективе он подумывал и о завоевании Туретчины.
Утратив надежду на гетмана, градоначальник Терновский вернулся в спасительный подвал, где уже пережидал внезапную беду глава большевистского правительства Ялты Кропачев. Большевик Кропачев и градоначальник Терновский вынужденно уживались под общим кровом — и, надо заметить, не враждовали. Оба мечтали скинуть гетмана. После бескровного захвата Гурзуфа босяцкой армией эсера Свинецкого к ним присоединился бывший глава гурзуфского большевистского правительства Трубников, который хотел попросить у Кропачева подмоги, но в результате разделил с ним подвал.
А Грэма привел в подвал Свинецкий, давний товарищ по ссылке. Свинецкий как раз приехал в Ялту из Гурзуфа на предмет небольшого экса — и обалдел от множества неожиданностей сразу: во-первых, в городе уже хозяйничал гетман, во-вторых, в нем невесть откуда появился старый приятель Кремнев! Являться на прежнюю квартиру Свинецкому было опасно — его хорошо знали в городе и могли запросто сдать молодцам гетмана; возвращаться в Гурзуф ночью было рискованно. Чутьем опытного конспиратора эсер нащупал в Ялте безопасное место, где все в итоге и встретились — градоначальник, большевик, несостоявшийся диктатор Гурзуфа и беллетрист. В эту-то компанию и попал неожиданно Ять, которому в силу его иудейской внешности — черная шевелюра, нос с горбинкой, — могло капитально не поздоровиться при встрече с гетманским патрулем.
Все это Грэм тут же бегло изложил ему.
— Ночью возможны облавы, — со значением шепнул он. — Обыск тут едва ли будет, но в подвале надежней. Завтра днем попытаемся уйти.
Он представил Ятя хозяйке («Мой друг, известный писатель из Петербурга»).
— Как много едет в этот сезон писателей, — прокряхтела старуха. — Ялта стала модное место, да…
— Ну, идемте в гостиную, — гостеприимно пригласил Грэм. — Я вас сейчас со всеми познакомлю.
Больше всего сборище напоминало пятерку приятелей из только что придуманного рассказа, неведомой силой собранных в приморском городе после долгих лет разлуки. В гостиной при свечах мрачно сидели по углам осунувшийся Свинецкий, толстый и благодушный градоначальник Терновский, никогда не терявший бодрости духа большевик Кропачев, сам рыбак, из бывших матросов, и до смерти перепуганный Трубников; он был уже не рад, что ввязался в большую политику. Свинецкий грыз спичку: табак был на исходе, приходилось экономить. Появление Ятя явно прервало затяжной спор.
