Джойс Оутс - Блондинка. том I
В. ухватил Норму Джин за обнаженное плечо и спросил, о чем это говорил с ней Роберт Митчем. И почему она выглядела такой заинтригованной и едва ли не падала в объятия этого негодяя. В ответ на что Норма Джин сказала, что некогда Митчем был другом ее бывшего мужа.
— Очень давно. Оба тогда были еще мальчишками.
Прием давал мультимиллионер, нефтяной магнат из Техаса, плотный мужчина с повязкой на глазу, как у пирата. Он хотел инвестировать деньги в киноиндустрию. В саду бродили диковинные птицы, имелся зверинец, на фонарных столбах горели высокие свечи, а в небе, над верхушками пальм, висела искусственная полупрозрачная луна, освещенная изнутри фонариком. И гости видели сразу две луны в небе! Были на этой вечеринке и Близнецы (приехали по приглашению на взятом напрокат «роллсе») и они наблюдали за Нормой Джин с расстояния. Они видели Митчема, но не слышали, что он ей говорил. Они видели В., но тоже не слышали.
— Иногда вдруг возникает ощущение… что я как бы без кожи. Недостает одного ее слоя. И все может причинить боль. Как солнечный ожог. Мистер Шинн умер, и мне страшно его не хватает. Он единственный, кто верил в «Мэрилин Монро». Студийные боссы не верят, это я точно знаю. «Эта бродяжка» — так они меня называют. Я и сама не очень-то верю. Блондинок на белом свете полно… Когда мистер Шинн умер, мне самой хотелось умереть. Потому что это я виновата в его смерти, я разбила ему сердце. Но я знаю, что должна жить. «Мэрилин» была его детищем, так он, во всяком случае, утверждал. Возможно, был прав. Я должна жить за «Мэрилин». И не то чтобы я очень религиозна, нет. Просто сейчас как-то не совсем представляю, кто я… И не очень-то верю людям, которые утверждают, что верят в кого-то или во что-то. Это всего лишь слова, они говорят, что им кажется, сами толком не знают. Похоже на клятву в лояльности, под которой мы должны подписаться. Вот все и подписываются. И коммунисты в том числе, но ведь это же ложь, правильно?.. Тогда какой смысл? Но лично мне кажется, у каждого человека есть определенные обязательства. Ответственность, что ли… Помните роман Герберта Уэллса «Машина времени»? Путешественник во Времени попадает в будущее на своей машине, которую не вполне контролирует. Попадает в далекое-далекое будущее и вдруг понимает: будущее все равно впереди. В звездах. Нет, я не признаю эти глупые суеверия, всю эту чепуху… типа астрологии, да? Или предсказания судьбы по руке. Все эти попытки предсказать будущее. При этом речь всегда идет о каких-то мелких, незначительных вещах. Я хочу заглянуть в будущее, но спрашиваю о другом. Изобретут ли лекарство от рака? Или психических заболеваний? Мне кажется, это самое будущее, что впереди, оно как дорога, по которой еще никто не ходил и не ездил, может, даже еще и не мощеная. И ты в долгу перед твоими потомками, перед детьми твоих детей. А потому должен жить. Хотя бы для того, чтобы эти дети родились. Имеет смысл, правда? Лично я считаю, что да. В детстве мне снился сон… такой прекрасный!.. Нет, не буду рассказывать о нем. Это очень личное. Просто хотелось бы, чтобы в этом сне была подсказка, хотя бы один намек на то, кто мой отец!
Апрель 1953-го. Норма Джин убежала в дамскую комнату, спряталась там и рыдала. За дверью гремела музыка, доносились взрывы смеха. Ей так обидно! Она оскорблена. Этот техасский магнат дотронулся до нее, сказал, что хочет убедиться, «настоящая» ли она. Хотел танцевать с ней буги-вуги. Он не имел права! Она это не танцует! Что, если В. все видел? И мистер Зет с личиком летучей мыши, и этот злобный и хитрый Д., что, если они наблюдали? Я вам не шлюха, которую можно нанять на ночь! Я — актриса! В моменты, подобные этому, Норме Джин особенно не хватало мистера Шинна. В. любил ее, но не слишком, похоже, просто одобрял. Да, это так, это следует признать. И потом, в последнее время стал ревновать — к ее карьере! И это В., который сам был невероятно знаменит, когда Норма Джин еще училась в школе и восторгалась его веснушчатым мальчишеским лицом на экране! А может, В. и не любил ее вовсе? Может, ему просто нравилось трахаться с ней?..
На то, чтобы смыть растекшуюся по щекам тушь, ушло минут десять, не меньше. Еще десять минут ушло на восстановление хорошенькой и игривой «Мэрилин», души сегодняшней вечеринки. «О, как раз вовремя!»
Элегия. Памяти И. Э. Шинна.
На небесах
Усопших души лгут.
Нет, это ложь!
Мы просто не хотели,
Чтобы нас совсем покинули они.
Единственное стихотворение, которое Норма Джин написала за долгое время. И получилось у нее скверно.
Иногда, лежа в постели, в объятиях мужчины, она отчаянно боялась его потерять. Мысли прыгали, точно блохи на сковородке. Она вздыхала, стонала, причитала, вонзая пальцы в его вьющиеся, все еще густые волосы. Угрем извивалась в его веснушчатых полных сильных руках. (На левом предплечье у него была крошечная татуировка в виде американского флага. Так и напрашивалась на поцелуй!) А он наваливался на нее всем телом, покрывал бешеными поцелуями, входил в нее и, если удавалось сохранить эрекцию (затаить дыхание и надеяться, держаться, держаться, так держать!), занимался с ней любовью, напористо и размеренно, пыхтя и посапывая, словно насос. По мере приближения к финалу он словно переключал скорость — движения его становились порывистыми, быстрыми, дергаными.
Каждый мужчина занимается любовью по-своему, у каждого тут свой «стиль», в отличие от случаев, когда они требуют, чтобы ты сосала их член. Тут всегда одно и то же, и не важно, тонкий член или толстый, короткий или длинный, гладкий или весь перевитый, будто веревками, вздувшимися венами. Член бледный, цвета сала, или розовый, словно сосиска; чистенький, пахнущий мылом член или воняющий мускусом; член прохладный на ощупь или горячий, как кипяток. Член — он и есть член, всегда одно и то же и всегда гадость.
Норма Джин всегда просто из кожи лезла вон, чтобы угодить мужчине, которого любит. А В. она любила. Но с В. ей было непросто достичь непритворного наивысшего наслаждения. Как, впрочем, не слишком сладко приходилось и с Баки Глейзером, сопящим и фыркающим, как лошадь, и кончающим ей на живот. Обливающим весь ее животик липкой спермой, если, конечно, он спохватывался вовремя и вспоминал, что надо предохраняться. О, ей страшно хотелось угодить В.! Она всегда знала — и для этого ей вовсе не обязательно было читать такие журналы, как «Фильмы о любви», «Фотолайф», и «Современный экран», — что лишь любовь имеет значение, истинная любовь, а не только «карьера». Норма Джин давно это усвоила. Что свидетельствовало о наличии у нее здравого смысла.
Находясь с В., она старалась вообразить, что испытывает острое сексуальное наслаждение; мысленно представляла, как достигает оргазма — сначала медленно, потом быстро, с почти взрывной силой. И всегда вспоминала при этом долгие и томные часы любви с Кассом Чаплином, когда оба они купались в наслаждении, не понимая, день сейчас или ночь, утро или вечер. Касс никогда не носил часов и редко носил одежду. Сидел дома, следил за каждым ее движением влажным взглядом и был непредсказуем, как дикое животное. И, занимаясь любовью, они сливались каждой частью, каждой клеточкой потных тел, казалось, даже ресницы их сливаются воедино! И пальцы, и ногти на ногах!.. О, но ведь Норма Джин любила В. гораздо больше, чем любила Касса! Считала В. настоящим мужчиной, зрелым и умным, достойным гражданином. В. был мужем. В. был самым гордым из мужчин, которых она когда-либо знала. И Норме Джин хотелось, чтобы с ней он чувствовал себя королем мира. Чтобы он чувствовал, что с ним она испытывает «нечто особенное». После немногих виденных ею порнофильмов всегда оставалось чувство стыда. Ей было неловко за девушек. Так старались, можно подумать, это что-то значило.
Иногда все же удавалось достичь оргазма. Ну, во всяком случае, какого-то ощущения в нижней части живота.
Как будто там скручивалось и содрогалось что-то, и она, сама себе не веря, достигала оргазма и удивлялась. Длилось это какую-то долю секунды, потом словно выключали электрический ток. И это называют оргазмом?.. Должно быть. И она бормотала:
— О, дорогой, я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю тебя.
И это было истинной правдой! И она с восторгом вспоминала, как почти еще девочкой сжимала руку мужа в своей, сидя в кинозале в Мишен-Хиллз, и видела на экране этого мужчину, ее любовника. Он, дерзкий и храбрый летчик в «Молодых асах», спускался на парашюте все ниже и ниже, спускался среди дыма, автоматного огня и почти невыносимой тревожной киномузыки. Разве могла тогда подумать Норма Джин, что настанет день и она будет заниматься любовью с этим мужчиной? Просто невероятно!..
«Нет, конечно, он не тот самый мужчина. Так мне кажется. Так никогда не бывает».
Где-то в тени, на заднем плане, поодаль от ослепительного света прожекторов, прятался Снайпер. Проворный и ловкий, как ящерица, он распластался на фоне садовой стены, почти невидный глазу в своем резиновом, цвета ночи костюме для серфинга на молнии. Даже самым сведущим и приближенным оставалось лишь гадать, сколько этих Снайперов в южной Калифорнии. Один или несколько? Вообще-то имело смысл (здравый смысл!) предполагать, что к наиболее «специфическим» регионам Соединенных Штатов приписаны сразу по нескольку Снайперов. Имелись в виду такие известные высокой плотностью еврейского населения районы, как Нью-Йорк, Чикаго и Лос-Анджелес/Голливуд. Через сверхчувствительный прибор ночного видения, прикрепленный к прицелу, Снайпер спокойно наблюдает за гостями мультимиллионера и нефтяного магната. В ту раннюю, еще невинную эру всеобщей слежки он, разумеется, не может разобрать их слов, даже когда они кричат, слишком уж здесь шумно и весело. Интересно, что чувствует он, видя в толпе квазизнакомые лица звезд? Ведь любой человек, увидев лицо звезды, испытывает словно легкий толчок, легкий укол разочарования — так бывает, когда твое заветное желание исполняется слишком быстро. И однако же сколько красивых лиц! И лиц могущественных мужчин, вершителей судеб. Густые, грозно сведенные к переносице брови под отвесными лбами, крупные и округлые, как шары для игры в боулинг, черепа, блестящие глаза насекомых. Черные галстуки-бабочки, фраки. Накрахмаленные сорочки с оборками. Блестящая элегантная публика.
