Айрис Мердок - Ученик философа
— Вы собирались повидаться с Хэрриет? — Джон Роберт владел собой, Том слышал, как философ медленно и глубоко дышит, как воздух со свистом выходит меж зубов.
Том поколебался и сказал:
— Да… но…
— Так поздно вечером? Она вас пригласила?
— Нет… было не так уж и поздно… то есть я хочу сказать…
— «Лесовик» закрывается в десять или половине одиннадцатого.
— Да, ну хорошо, я не собирался к ней заходить, просто хотел… пойти туда…
— Пойти туда?
— Я не знаю, чего я хотел, я был пьян.
— Понятно.
— А все остальные пошли за мной, они думали, что там будет вечеринка.
— Вы организовали вечеринку?
— Нет…
— Почему же они решили, что там будет вечеринка?
— Я сказал…
— Вы сказали?
— Да, но только для того, чтобы от них отделаться, чтобы они от меня отстали, я притворился, что мне нужно идти на вечеринку… а потом… потом на самом деле получилась вечеринка… но я ничего такого не устраивал… а когда все пришли туда, я уже не мог их выгнать. Я не виноват. Мне очень жаль, что так получилось. Я начал писать мисс Мейнелл письмо с извинениями…
— Почему вы решили извиниться, если ни в чем не виноваты?
— Ну, я полагаю, что частично все же виноват, поскольку вышла безобразная история, но я не хотел…
Ужасное смутное чувство вины путало мысли Тома. Он каким-то совершенно непонятным для себя образом вызвал лавину запутанных последствий. Он хотел сбегать повидаться с Хэтти, но не осмеливался. Он пытался написать ей письмо, но это оказалось слишком трудно. И в самом деле, только сейчас он начал осознавать весь ужас случившегося.
Привычная процедура вопросов и ответов несколько успокоила Розанова. Поначалу он едва мог говорить. Он сказал:
— Вы привели туда Джорджа, ввели его в дом.
— Неправда, я клянусь, что это неправда! Я не знаю, как он там оказался — может, случайно зашел в Белмонт.
— Вы были в доме?
— Нет.
— Но он был.
— Да, но я не знаю, как он туда пролез… потом мы… мы закричали на него и заставили его уйти.
— А там были все эти люди — миссис Седлей и мужчины, одетые женщинами?
— Да, то есть один был, но это была просто шутка…
— Шутка?! Вы в своем уме?
— Я знаю, это ужасно, но я не виноват, а все остальное газеты просто выдумали.
— Вы хотите сказать, они просто выдумали, что…
Джон Роберт облокотился о дверь. Он хватал воздух губами, покрытыми пеной, словно у бешеного зверя.
Том уже чуть не плакал от страха и отчаяния. Он провыл:
— Я ничего плохого не делал!
Розанов с трудом выговорил:
— Вы хотите сказать, что газеты выдумали, что я… сказал, что вы можете… что вы и Хэрриет могли бы… что я хотел, чтобы вы были вместе?
В том, как он произнес эти слова, было что-то кошмарно, чудовищно жалкое; и только в этот момент Том полностью осознал весь ужас своего положения. Он стоял лицом к философу, но теперь опустил голову. Он пробормотал:
— Я не знаю, почему они про это написали.
— В самом деле не знаете? Вы кому-то рассказали… о том, о чем я запретил говорить…
— Нет…
— Вы кому-то рассказали.
— Ну да, я сказал одному человеку.
— Кому?
— Моему другу, Скарлет-Тейлору, но…
— Вы сказали… вы обещали… никому не рассказывать…
— Простите меня, пожалуйста… если бы вы знали, как я раскаиваюсь, вы бы меньше сердились… я не знаю, как это стало известно — он не мог рассказать, — может, они и в самом деле это выдумали…
— Вы понимаете, какой ужасный вред причинили Хэрриет и мне, чудовищный, непоправимый вред?
— Ничего подобного, — сказал Том. — Это просто глупая статейка в местной газетке, большинство людей над ней посмеются, и все.
— Вы думаете, мне нравится, когда надо мной смеются? Думаете, я так просто отмахнусь от того факта, что вы выставили меня дураком, посмешищем? Что сделали нечто глубоко личное предметом вульгарных шуток?
Розанов шагнул вперед, и Том отпрянул к углу комнаты — стоя в углу, он облокотился на стену. Он сказал:
— Мне очень жаль, я уже сказал. Что еще я могу сказать? Это просто чепуха.
— Имя моей внучки публично опозорено, а вы называете это чепухой?
— Не вижу, как это может повредить Хэтти.
— Не называйте ее Хэтти!
— Хорошо, Хэрриет, мисс Мейнелл, как вам угодно. Я понимаю, что вся эта история задела ваше… самолюбие… но вы скоро оправитесь, и она не должна из-за этого переживать, это временное…
Джон Роберт выбросил руку перед собой, схватил с каминной полки фарфоровую собачку и с невероятной силой запустил ею в каминную решетку. Осколки разлетелись по полу. Он спросил:
— Вы читали эти статьи?
На самом деле статьи в «Пловце» Том не видел вообще, а статью в «Газетт» читал невнимательно. Он пробежал ее с ужасом и отвращением, а потом вырвал и выбросил, чтобы не поддаться искушению прочитать ее снова и тем самым не расстраивать себя еще больше. Он сказал:
— Я ее прочитал, но невнимательно… а другую не видел…
— В таком случае сядьте и прочитайте обе. Сядьте у стола и прочитайте. Сядьте.
Том сел на стул у стола. Он прочитал статью в «Газетт». Это заняло довольно много времени, поскольку оказалось, что он плохо видит — шрифт расплывался, и Тому приходилось щуриться и перечитывать каждое предложение дважды. Затем он прочитал статью в «Пловце» — Розанов разложил газету рядом с ним. Когда Том первый раз читал статью в «Газетт», он пробежал абзац со словами «по настоянию профессора» и смутно понял, о чем идет речь, но не осознал содержащихся в тексте намеков. Его возмутило выражение «пьяные бесчинства», и ему было очень неприятно, что его имя связывается в печати с именами Хэтти и Розанова. Но даже об этом он не задумывался серьезно. Он подумал: «Это всего лишь наглая и лживая статейка в местной газете, никто не воспримет ее всерьез и даже не поймет, все просто решат, что это безумие, и, скорее всего, Джон Роберт этой статьи никогда не увидит». Он тут же переключился на Хэтти и стал думать, что сказать ей после той ужасной сцены. Но теперь… Он прочитал другую статью. Прижал ладони к пылающему лицу. И сказал:
— Я не осознавал в полной мере. Теперь я понимаю. Но все равно это все ложь, выдумки. Это так ужасно — может быть, можно что-то сделать, заставить их признать, что это неправда?
Пока он читал, Джон Роберт сидел напротив у стола и наблюдал за ним.
— Нет, разумеется, сделать ничего нельзя. Надеюсь, теперь вы понимаете все последствия своего предательства для нее и для меня, понимаете, какую боль, какое отчаяние, какой непоправимый вред принесли нам.
Том слабо сказал, не поднимая головы:
— Я вас уверяю, что ничего не выдавал. Они, должно быть, все это выдумали. Конечно, это ужасно… но никто этому не поверит… а потом это все развеется и забудется… в наши дни такие вещи вообще никого не волнуют.
— У вас грязный язык, — произнес Розанов, — Я должен был понять, что вы такой же, как ваш брат, — эгоцентричный скабрезный циник и жалкий идиот. А вы, видимо, его собутыльник и приспешник.
— Это неправда, и не связывайте меня с Джорджем. Я хочу сказать, мы вовсе не так близки.
— Подробности ничего не меняют. Все это крайне плохо… непоправимо. Вы сделали из меня дурака, а этого я не прощаю.
Том поднял пылающее лицо и встретил яростный взгляд Розанова.
— Вы меня пугаете, и у меня в голове все путается. Я просто хотел сказать, что люди забудут, это не конец света.
— Да еще приплели имя своего брата. Подумать только, что он вошел в этот дом. С вашей ли помощью…
— Я ему не помогал.
— Это несущественно. Я думаю, что вы лжете, и не хочу больше с вами разговаривать. Вы говорите, что теперь такие вещи вообще никого не волнуют. Да, «никого не волнуют» половая добродетель, стыдливость, целомудрие и достойное поведение. А меня волнуют. И я… я выбрал вас… потому что думал… что они и вас волнуют. Мне надо было держаться подальше от вашего растленного клана.
Том почувствовал, что слезы наворачиваются на глаза. Он произнес:
— Я говорил глупости — я не имел в виду ничего такого. Но уж конечно, вы… я не понимаю… не думаете же вы, что Хэтти могла поступить плохо?
Джон Роберт встал, и Том тоже быстро встал и передвинулся к камину, готовый рвануться к двери. Джон Роберт сказал:
— Вы низкий глупец. Но можете меня не опасаться. Я позвал вас сюда только с одной целью.
— С какой?
— Вы нарушили одно обещание. Теперь я потребую от вас, после всего зла, которое вы нам причинили, не нарушать другого. Никогда больше не пытайтесь увидеться с моей внучкой или снестись с ней каким бы то ни было способом.
— Но…
— Вы больше ее не увидите. Любая попытка приблизиться к ней теперь будет непростительным, возмутительным преступлением. Насколько мне известно, вы живете в Лондоне. Отправляйтесь туда сегодня же и оставайтесь там. Не пытайтесь показаться в Эннистоне. Иначе я… сделаю все возможное, чтобы причинить вам вред, такой же, как вы причинили мне. Вы совершили непростительный поступок. Убирайтесь прочь и не приближайтесь больше. Я скоро увезу Хэрриет обратно в Америку. Я совершил чудовищную ошибку, привезя ее сюда. И вина, проклятие, лежит на вас, сыне блудного отца и беглянки-матери, растленном негодяем братом. И подумать только, что я доверил вам… нечто столь драгоценное…
